Кровь.
Ванна.
Запястья.
Отчаяние.
Я оглядела комнату. Она была совершенно пуста.
– Мама? – повторила я в замешательстве.
Я с опаской направилась в смежную ванную, чувствуя, как сердце подскакивает к горлу. Надеялась на лучшее, но готовилась к худшему. К тому, что мать повторит ту сцену из квартиры мисс Би, решив, наконец, исполнить свои пустые угрозы покончить с собой. Я знала, что мама наносила себе повреждения. Честно говоря, это даже давало мне какое-то искаженное чувство безопасности, потому что люди, наносящие себе повреждения, менее склонны совершать «успешные» попытки самоубийства.
Джейн Фитцпатрик даже это делала не всерьез. Иногда она слегка ранила себя, как можно дальше от запястий, чтобы привлечь внимание. Но делала это исключительно для наших с отцом глаз. Хантер и Киллиан ничего об этом не знали. Они не были пешками в ее схеме эмоционального шантажа.
Я обнаружила ее лежащей возле туалетного столика лицом вниз.
– Мама! – закричала я и бросилась в ванную, шире распахнув дверь.
Я опустилась на колени, схватила ее за плечо и перевернула. Она лежала без сознания в луже собственной рвоты, в которой, будто маленькие звездочки, плавали наполовину растворившиеся таблетки. Их содержимое было густым, порошкообразным. Как звездная пыль.
Господи.
Я схватила ее за волосы и сунула пальцы ей в рот, заставляя давиться и выплюнуть еще больше таблеток. Она тотчас пришла в себя и начала слабо возмущаться оттого, что я причиняю ей боль, держа за голову, но тут у нее снова началась рвота.
Вышло еще больше таблеток. И всего остального.
– Нужно сделать тебе промывание желудка, – простонала я, свободной рукой набирая номер «Скорой» и продолжая попытки вызвать у нее рвоту. – Что же ты наделала?
Но я прекрасно знала, что она сделала и зачем.
«Скорая» прибыла через четыре минуты. Я ехала следом за ней на своей машине, снова и снова пытаясь дозвониться до Хантера и Киллиана. Телефоны обоих перенаправляли мои звонки на голосовую почту.
Я не могла понять почему. Уже ночь. Они должны быть дома со своими семьями. Я решила отправить обоим наше кодовое слово. Экстренный код.
Клевер.
А когда ответа не последовало, отправила:
Клевер, клевер, клевер! Возьми трубку!
Я не хотела, чтобы мои невестки узнали, какая у меня рехнувшаяся семейка, особенно притом, что отец жил отдельно и они с мамой, скорее всего, разведутся. Но все же нехотя позвонила Перси.
Между мной и Персефоной всегда существовала тайная связь двух робких, романтичных тихонь, которые были вынуждены процветать в суровых джунглях семейства Фитцпатрик.
– Алло? – голос Перс прозвучал сонно.
– Ох. Привет, – весело прощебетала я и почувствовала себя идиоткой оттого, что стараюсь изобразить жизнерадостный тон. – Это Эш. Я пытаюсь дозвониться до Киллиана, но он не отвечает. Не знаешь, где он может быть?
– Привет, Эш. Все в порядке? – спросила она, а потом, сообразив, что я сама задала ей вопрос, добавила: – Килл в «Пустошах» с Сэмом, Дэвоном и Хантером. У них там какой-то особенный вечер азартных игр. Я не заостряла внимания. Я могу чем-то помочь?
Кровь начала закипать в жилах, и я сжала руль так крепко, что побелели костяшки пальцев. Братья намеренно меня избегали. Оставили меня разбираться с матерью, а сами поехали играть в карты с Сэмом Бреннаном.
Внутри поднялась новая волна злости. Как Киллиан и Хантер посмели так легко примириться с действительностью, в которой милая, робкая Эшлинг заботилась о матери и athair, а сами они жили полноценной жизнью?
Я остановилась возле больницы и повела маму в кабинет неотложной помощи вместе с назначенным ей лечащим врачом. Предоставила ему как можно больше информации, исходя из того, что знала сама: какие лекарства мама могла принять, в каком количестве и сколько таблеток вышло с рвотой.
Ее быстро осмотрели и промыли желудок, но моими стараниями он оказался уже почти пустым. Не прошло и пары часов после госпитализации, как мама уже лежала под капельницей, полностью придя в себя.
– Только не говори отцу. Он подумает, что все это из-за него, а ни к чему еще больше тешить его самолюбие, – застонала она и потянулась за пультом, лежащим возле больничной койки. – Как думаешь, у них тут есть Netflix? Ох, как неудобно получается. Завтра утром у меня косметолог.
Я уставилась на нее, чувствуя, как глаза налились кровью, а все тело сотрясается от ярости.
– Ты идиотка.
Слова вырвались прежде, чем я успела их сдержать, но, как только они оказались произнесены вслух, хоть убей, не почувствовала ни капли раскаяния.
– Что ты сказала? – Она резко повернула голову и смерила меня суровым материнским взглядом.
– Ты меня слышала. – Я встала и, подойдя к окну, устремила взгляд на заснеженные деревья и покрытые грязью и льдом дороги. – Ты идиотка. А еще эгоистка. Ты отказываешься обратиться за необходимой помощью, закидываешься рецептурными таблетками, чтобы отомстить… кому именно? Единственный человек, которому ты вредишь, – это ты сама. А теперь давай я расскажу, что будет дальше… – Я повернулась и сама смерила ее сердитым взглядом, чувствуя, как новообретенный внутренний стержень гудит от потребности начать действовать. – Я поеду домой, оставлю тебя здесь одну и выброшу все твои таблетки. Все. Даже обезболивающее от утренней мигрени не оставлю. А потом запишу тебя на прием к психотерапевту. А если не пойдешь – я съеду из дома.
– Эшлинг! – вскричала мама. – Да что ты такое говоришь! Я бы никогда…
– Хватит! – заорала я. – Я не желаю ничего слышать. Я устала нянчиться с тобой весь день, каждый день. Устала за руку вести тебя по жизни. Устала быть родителем в наших отношениях. Знаешь, я все детство наблюдала, как вы с отцом отправляете Киллиана и Хантера в школы-интернаты в Европе, и боялась разделить их судьбу. Больше всего на свете я боялась разлучиться с тобой и папой. А теперь я завидую своим братьям, – зло выпалила я, – потому что вы преподнесли им лучший подарок. Они выросли, едва вас зная и почти не испытывая к вам симпатии. Они не привязаны к вам так, как я. Они могут жить своей жизнью, делать все, что пожелают, и быть свободными от оков любви к двум людям, которые неспособны любить никого, кроме самих себя. С меня хватит!
Я взмахнула руками и помчалась прочь, по пути столкнувшись с врачом, который спешил в мамину палату. Он окликнул меня, пытаясь выяснить, что случилось, но я оставила его без внимания, внезапно почувствовав себя отчаявшимся ребенком.
Путь домой проходил, словно в тумане. Удивительно, что я вообще сумела добраться, притом, что всю дорогу глаза застилали слезы. Я ворвалась в мамину ванную комнату, открыла все шкафчики и принялась ссыпать все их содержимое в белый мусорный мешок, который взяла в кладовке.
Выбросила все, отчего можно было впасть в состояние наркотического опьянения. Ссыпала в пакет все без разбора. Даже солнцезащитные средства, вазелин, бинты, обезболивающие и таблетки от кашля. Удовлетворившись результатами поисков и убедившись, что в доме не осталось больше никаких лекарств, я вышла на улицу, закинула мешок в багажник своего «Приуса» и помчалась прямиком в «Пустоши».
Я старалась не думать о последней встрече с Сэмом.
Я сказала ему, что больше не хочу его видеть, а потом сама заявилась к нему на порог. Не самое последовательное поведение, но я беспокоилась. Услышав от Киллиана, Хантера и отца, что Сэма нигде не могут найти, я решила, что он отсиживается в своей квартире и не без причины. Честно говоря, я больше боялась, что он сильно ранен, но слишком горд, чтобы просить помощи.
Я застала его больным и дрожащим от лихорадки, позаботилась о нем, чтобы скорее поправился, а потом дала ему необходимое пространство.
Это было три дня назад.
Он так и не поблагодарил меня.
Впрочем, у меня нет причин ждать от него благодарностей. Речь ведь о Сэме Бреннане, всем известном монстре.
И хотя я знала, что он не сдаст меня властям, все же не могла доверить ему сведения о том, как именно применяла свое медицинское образование. Почему же я тогда рассказала ему историю о мисс Би?
Потому что ты любишь его, mon cheri, а когда любишь кого-то, хочешь, чтобы он узнал тебя получше, и тогда, быть может, тоже в тебя влюбился.
Что ж, очевидно, что Сэм чувствует себя гораздо лучше, раз проводит сегодняшний вечер в клубе с моими братьями-эгоистами.
Я остановилась перед «Пустошами», достала мусорный мешок из багажника и обошла здание, направляясь к задней двери, которая вела в офис Сэма.
Знала, что не стоит стучать. А потому достала из мусорного мешка пинцет и вскрыла замок. Он оказался незатейливым, а я прекрасно знала, что делаю. В юности я множество раз пробиралась в комнаты братьев. Мне было скучно и одиноко в невероятно огромном, давящем поместье Эйвбери-корт.
Порой компанию мне составляли только чужие вещи. Игрушки и гаджеты, которые я находила под кроватями братьев. Даже воображала, что женщины с обложек журналов «Пентхаус» и «Плейбой», которые обнаружила под кроватью Хантера, мои подружки.
Дверь открылась с тихим щелчком, и я прошла внутрь. В кабинете Сэма было темно и пусто. Я вышла из него и спустилась вниз, где пол сотрясала доносившаяся из клуба музыка.
Но меня интересовал не клуб. Я пошла прямиком в игральные залы. А как только дошла до четырех дверей, за которыми они располагались, заглянула за каждую. Найти братьев оказалось несложно. Они все собрались в последнем зале. В самом шумном, самом оживленном зале, до отказа заполненном мужчинами в смокингах, курившими кубинские сигары и попивавшими виски возле столов для игры в рулетку и кости.
Киллиан оживленно беседовал с Дэвоном в углу зала, а Хантер стоял рядом с Сэмом возле рулетки.
Монстр выглядел как новенький и рявкал на своих сотрудников, зажав сигарету в уголке рта, не демонстрируя ни намека на себя прежнего в поту и лихорадке.