Маркус вытер глаза, испытывая новую смесь эмоций: злости и стыда за собственную слабость. Но почему всегда злость? Какие бы чувства его ни охватывали, злость всегда примешивалась. В «прошлой» жизни такого не было.
Он стоял, подставив лицо холодному ветру, пока не остыл сам и не выстудил кухню. Только после этого закрыл окно и отошел от него, возвращаясь в спокойное состояние. Снова включать планшет не стал, убрал его на подоконник. Пусть он не получил ответа на вопрос, кто убил Лину, но по крайней мере он теперь догадывался, что случилось с ребенком и где его стоит искать. Пара часов теперь уже не играла роли, он вполне мог дождаться пробуждения Нелл, обсудить все с ней и действовать дальше вместе.
Ведь, кроме Нелл, у него больше никого не осталось.
Ему казалось, что все это уже было. Точнее, он знал наверняка, что было: он вновь отправил несвежую рубашку в стирку и занялся приготовлением завтрака. Было по-прежнему еще очень рано, но что-то подсказывало Маркусу, что Нелл не проспит долго.
Так и вышло. Он не успел дожарить омлет с кусочками мяса и тертым сыром, когда услышал за спиной ее хриплый со сна голос:
– Дай угадаю: твоя рубашка снова в стирке?
Маркус обернулся через плечо, ловя ее смущенный взгляд, которым она скользила по нему сверху вниз и обратно. Криво улыбнулся. Как и в прошлый раз, она стояла на пороге, прислонившись плечом к косяку. Зябко куталась в какую-то кофту. Маркус испытал укол совести: он не подумал накрыть ее чем-нибудь. В квартире было довольно тепло, но только до того момента, пока он не решил «проветрить» кухню.
– Что я могу сказать? Я люблю чистые рубашки. Надеюсь, ты проголодалась. Садись, сейчас все будет готово.
Она послушно села за стол, терпеливо дожидаясь, пока он разложит омлет по тарелкам и разольет по чашкам свежий кофе.
– Знаешь, я ведь могу к этому привыкнуть, – заметила Нелл, когда Маркус сел напротив. – К завтраку в твоем исполнении.
Он бросил на нее быстрый взгляд, снова вспоминая слова Лины, но тут же опустил его в тарелку, делая вид, что очень занят ее содержимым.
– Быть может, в этом и заключается мой коварный план?
Какое-то время они молча жевали, пока ее взгляд снова не зацепился за витиеватый рисунок у него на плече.
– Откуда у тебя эта татуировка?
– Осталась на память об армии, – ответил Маркус, не отвлекаясь от еды.
Нелл удивленно вздернула брови.
– Но ведь у тебя теперь другое тело. Едва ли она передалась с кровью.
Он замер, осознав свою оплошность, бросил на нее недовольный взгляд исподлобья.
– Конечно, нет, – едким тоном согласился Маркус. – Фрост набил себе такую татуировку, когда служил. За долгие годы он привык к ней, как к естественному рисунку на коже. Когда Рантор создала меня, я через некоторое время понял, что мне ее не хватает. Мне было крайне некомфортно. В определенный момент она позволила мне набить точно такую же. В обмен на мое содействие в ряде экспериментов.
Уточнять, что это были за эксперименты, он не стал, это только испортило бы им обоим аппетит. Маркус надеялся, что Нелл на этом оставит тему, но она, помолчав, спросила:
– Почему ты… то есть… Почему он ушел из армии?
Маркус медленно отложил вилку и поднял на нее хмурый взгляд. Он знал, что его прототип всегда избегал говорить с коллегами на эту тему, скрывал причины ухода. Наверное, ему стоило поступить так же. Но что-то не позволило. Как будто после вчерашнего что-то неуловимо изменилось между ними.
Может быть, Нелл давно пора узнать эту неприглядную правду о своем прекрасном прежнем шефе?
Маркус сцепил руки в замок и положил на них подбородок, неотрывно глядя ей в глаза.
– Ты знаешь, что его последняя командировка проходила в землях каори?
Нелл кивнула.
– На тот момент их уже лет пятнадцать, как начали присоединять, но некоторые продолжали сопротивляться. Не желали отказываться от прежней жизни.
– Той, в которой ими руководили шаманы?
– Именно. Дарконская Федерация многое сделала для этих земель. Построила школы, больницы, дороги, теплые дома вместо убогих хижин, но взамен потребовала отказаться от прежних убеждений. А убеждения, порой, людям дороже комфорта. Шаманы от власти тоже так просто отказываться не собирались. Поэтому столкновения продолжались бесконечно. Шаманов хватали, высылали, они возвращались и продолжали вести партизанскую войну. В конце концов военное руководство Федерации приняло решение уничтожать шаманов. В ответ местное население стало укрывать их вдвое старательнее.
Он замолчал, отворачиваясь к окну. Это были не его воспоминания, но они будили его эмоции. И пусть эти эмоции отличались о того, что испытывал настоящий Маркус, они все равно были достаточно неприятными.
– Однажды его подразделение «усмиряло» одну такую деревню. Шаманы оказывали сопротивление, было много крови. Их перебили, всех до одного, но погибло много солдат Федерации. И командиры решили, что каори надо кое-что объяснить. Обычно если гражданские не вмешивались в столкновение армии и шаманов, их не трогали. Но в тот раз командиры велели согнать на плешку в центре деревни всех жителей. Всех. Мужчин, женщин, стариков, детей. Это была показательная карательная акция, чтобы другим стало неповадно. Их всех убили. И твой Маркус был одним из тех, кому велели стрелять. Приказ он выполнил, но справиться с этим так и не смог. Подал рапорт, через пару месяцев был уволен. Но чувство вины и отвращения к самому себе преследовало его до… как минимум до тех пор, как я его помню.
Глава 28
Сказать, что я была шокирована, значит, не сказать ничего. Я с трудом верила в услышанное, но понимала, что Маркус не стал бы врать о таком.
Я совсем забыла про еду и только смотрела на него во все глаза. Когда первый шок прошел, начала осмысливать услышанное.
– У него не было выбора, – хрипло сказала я в конце концов. Откашлялась, чтобы вернуть нормальный голос. – Это ведь был приказ.
– Да был у него выбор, – поморщился Маркус, снова поворачиваясь ко мне. – И он это понимал. Он мог бросить оружие и сказать, что не будет этого делать.
– Его бы расстреляли вместе с остальными.
– Да, определенно. – Маркус спокойно кивнул. – Я и не говорю, что у этого выбора не было бы последствий. Но он у него был – выбор. И он его сделал. Пойми меня правильно, Нелл. Я не считаю, что он должен был так поступить. В конце концов, выживание – наш базовый инстинкт. Те люди тоже сделали свой выбор, за который и поплатились. Но он себя в глубине души за это ненавидел. Вы не знали, но эта история грызла его изнутри. Он пытался искупить то, что считал чудовищным преступлением, своим святым образом жизни с тех пор. Наверняка поэтому и влез в расследование проекта «Ангел». Едва ли он не понимал возможных последствий, но сделал в этот раз другой выбор. Может быть, надеялся, что тогда будет достоин тебя.
Я удивленно поймала его взгляд. Вопрос крутился на языке, но однажды мы уже говорили об этом, а потом он взял свои слова назад. Я до сих пор не знала, какова правда, но сейчас спросить не решалась.
– Ты ему нравилась, Нелл, – внезапно мягко заверил Маркус, не дожидаясь моего вопроса. – С первого дня. Но он считал, что после той истории с каори не имеет права быть с тобой. Вообще не имеет права на личное счастье, пока в достаточной степени не искупит вину. Но, наверное, только смертью подобное и можно искупить.
Я не знала, что сказать. Вообще не знала, как к этому относиться. Вот и узнала, что оберегала стена, за которую я так и не смогла проникнуть. И, конечно, у меня тут же возник вопрос: а если бы я была настойчивее и все-таки пробилась? Если бы я осталась тогда или попросила его отвезти меня домой? Он хотел что-то сказать, был готов к этому. Мне надо было просто настоять. Может быть, тогда Маркус не погиб бы через неделю. Он не был бы один против неизвестного могущественного противника. Он знал бы, что я не осудила бы его за то, что он выполнил приказ.
Голос Маркуса-химеры остановил поток моих мыслей:
– Не надо, Нелл.
– Что не надо?
– Думать об этом. У тебя на лице все написано. Не надо. Ты бы ничего не изменила.
– Откуда ты знаешь?
Он пожал плечами.
– Просто подозреваю, что раз он не справился, ты бы точно не смогла. Лучше доедай скорее, нам нужно ехать.
– Куда? – не поняла я.
– Искать моего ребенка, – хмыкнул он.
Видимо, Маркус решил, что пора переключить меня на что-то, что еще можно исправить. На того, кому еще можно помочь.
Он рассказал про все, что нашел на записях, и я, конечно, тут же потребовала их показать. Маркус к тому моменту почти успел доесть завтрак, а я едва начала. Взяв с подоконника планшет, он переместился на мою сторону стола, так что теперь мы сидели плечом к плечу.
– Этот мужчина… – пробормотала я, досматривая нужный эпизод. – Мне кажется, он похож на Берта. Точно не Антуан. И не Фрай. И едва ли Давид.
– И поэтому он похож тебе на Берта, – поправил Маркус. – Из них – да, он больше всего похож на него.
– Но больше она никого не знала.
– Из Корпуса. Но она несколько месяцев прожила в том районе. Он мог быть ее соседом или еще кем-то.
Я была вынуждена согласиться, наблюдая за тем, как после выстрела мужчина спрятал пистолет в карман и поспешно покинул дом Лины.
– Постой, – нахмурилась я, поворачиваясь к Маркусу. – А где же ребенок? Он его не забрал. Он за ним даже не пошел.
По губам Маркуса скользнула довольная улыбка.
– Вот именно. Ребенок находился наверху. Либо того, кто пришел убить Лину, он не интересовал, либо он о нем не знал.
– В этом нет смысла, – я снова посмотрела на экран планшета. Вырезанный эпизод с убийством Лины как раз закончился. – Но куда тогда делся ребенок? Я не знаю, когда Лина успела его родить, возможно, меньший срок вынашивания как-то связан с тем, что она гибрид, но едва ли ее… ваш ребенок успел научиться ходить!
– Нет, он не научился. Просто в доме на момент гибели Лины был кое-кто еще.