На этом всё и закончилось, даже без слов Савойна старику ничего бы не предъявили. Правосудие в Кристории было куда примитивнее, чем на Земле, да и не слишком-то люди жаловали педофилов.
А Лаз… про Лаза никто ничего не знал. Он находился в больнице, вне внимания общественности, да и не мог никто подумать, что семилетний ребёнок мог подобное сотворить. Исчез он с банкета почти мгновенно, если кто и видел промелькнувший силуэт, никаких ассоциаций это не вызывало, а значит, его секрет был сохранен.
Потолок давил своей молчаливой неизбежностью. Даже после вмешательства высшего мага и нескольких профессиональных магов-целителей его ладони больше походили на свиные отбивные. Было понятно, что теперь даже сжатие кулака для него будет невыполнимой задачей. Только выбрался из цепких когтей слабости и беспомощности, как был затянут ещё глубже…
– Ну уж нет… – тихий рык, разнёсшийся по палате, был едва ли не страшнее того, с которого всё началось.
Нет, это были глупые отговорки. В этом мире у него было нечто лучше бесполезных теперь рук. Да, он был прикован к постели минимум на пару месяцев, да, он теперь не сможет нормально писать или есть. Но это не означало, что он стал беспомощным. Произошедшее показало, что магия могла дать ему то, на что не было способно тело, и он не сдастся сейчас, когда уже почувствовал её возможности.
А свинья… свинья получила по заслугам.
– Могу я войти? – дверь больничной палаты тихонько отворилась.
– Конечно, дедушка, – Торус Рамуд с того случая в королевском дворце не навещал его ещё ни разу. И то, как старик дёрнулся, когда мальчик назвал его «дедушкой», только укрепило уверенность Лаза в том, что что-то не так.
Высокая фигура, чуть нагнувшись, прошла в дверной проем. Вместо обычной формы гвардейского полка на нем был длинный плащ в пол.
– Мм… как ты тут? Хорошо… хорошо кормят? – стул под Торусом тихонько звякнул.
– Не жалуюсь. А почему… – он не успел закончить вопрос.
– Твои родители не видели того, что видел я, – в глазах военного офицера блеснула сталь. – Они считают, что ты бросился на ту сволочь и она дала отпор, плюс твой странный костюм… а господин Листер прибыл уже, когда ты лежал без сознания. Выходит, что лишь я один понимаю в полной мере, что именно произошло… и у меня есть один вопрос.
– Спрашивай, конечно.
– Кто ты? – сердце Лаза совершило путешествие в пятки и обратно. Он открыл было рот, но Торус его прервал. – Не говори, я всё равно не поверю. Мой внук не мог сотворить подобное. И не потому, что это требует невероятной магии. Просто потому, что та злоба, что я в тебе почувствовал, не может принадлежать ребёнку. Так что я спрошу ещё раз. Кто ты такой?
– У тебя ведь там меч, да?
– Да.
– Понятно… – Лаз усмехнулся. – Это даже забавно: спасти сестру и быть убитым за это собственным дедом.
– Я – не твой дед, – старик явно начинал злиться. – А ты – не мой внук! Кто ты такой?! Или даже, скорее, что ты такое?
– Ты будешь удовлетворён ответом: «даже если я скажу, ты всё равно не поймёшь и не поверишь»?
– Нет.
– Ну, конечно… хотя это чистая правда, – страха не было. Лазарис знал, что рано или поздно нечто подобное неизбежно. Он даже продержался дольше, чем рассчитывал. – Тогда сделаем по-другому…
С мелодичным звоном короткий кортик вылетел из ножен на поясе старика, разорвав плащ и штанину и повис в воздухе в нескольких метрах от Торуса. Тот лишь с разочарованием посмотрел ему вслед, словно осуждая за бесполезность.
– Меня тоже убьёшь? Чтобы не раскрывать своей тайны? Что ты? Дух? Порождение тьмы?
– Я… честно сказать, я уже не знаю, – у Лаза было время подумать о своих действиях. Когда мандраж спал, а разум перестала застилать пелена боли, он осознал то же, что и Торус: эмоции, что он испытал, не должны были принадлежать человеку. – Но я точно знаю другое.
– Говори.
– Ты – мой дед, отец моей матери. Санктус Кратидас Морфей – мой отец, а Лани – сестра. Вы все – моя семья и кем бы… или чем бы я не оказался, это не изменится. И я буду продолжать вас защищать, чего бы мне это не стоило. Если бы от моей смерти вам стало бы лучше, я бы сам всадил этот клинок себе в грудь. Но это не так. И произошедшее это показало. Я должен жить, чтобы иметь возможность повторить то, что сделал, и мне глубоко плевать, каким именно способом.
Светло-серые глаза встретились с кроваво-красными, и в больничной палате повисла мёртвая тишина.
У маленьких детей есть одна простая, но занимательная игра. Гляделки. Двое неотрывно смотрят друг на друга и проиграет тот, кто первым моргнёт или отведёт взгляд. Вот только участвовать в ней могут не только дети. И даже не только люди. Пожалуй, это самая старая игра во вселенной. Лев, смотрящий в глаза газели, саблезубый тигр, уставившийся на мамонта, тираннозавр, встретивший соперника на территорию… до человека в «гляделки» играли миллионы лет. И сейчас в воздухе между семилетним мальчиком и семидесятилетним стариком шла именно такая борьба.
И Торус проиграл.
Он знал, что проиграет. Потому что, кем бы ни был тот, кто занимал тело Лаза, он не пожалел себя ради спасения его внучки. Потому что в том диком рёве старик услышал не только гнев, но и боль, и тревогу. Потому что Лани проводила у постели брата дни напролёт и ей было всё равно, кем или чем он был на самом деле. Он знал, что не сможет сделать то, на что должен был решиться, ещё когда брал с собой клинок. И именно поэтому проиграл.
– Хорошо, – серые глаза упёрлись в пол. – Я тебе верю. Но тогда ты должен дать клятву, что пока ты жив, с ними ничего не случится.
Лаз кивнул.
Талитейм, безо всяких сомнений, был прекраснейшим городом южной половины континента, а то и всего Люпса. Однако, как это часто бывает, там, где царит красота, легко найдётся место и для уродства.
Чертоги. Внушающее трепет название. Вот только этого района Талитейма боялись не то, что простые горожане, но даже городские стражники. Дед нынешнего кагана был тем, кто дал худшему месту в стране такое имя.
«Если мой город – небесное царство, – сказал он тогда, – тогда это – чертоги дьявола».
Несмотря на то, что в Чертогах происходило девять из десяти преступлений в Талитейме, никто не спешил с ними разбираться. И точно не из-за страха, каган обладал властью стереть неблагополучный район с лица земли за пару суток. Причина была куда прозаичнее: Чертоги сами по себе были самой большой тюрьмой страны. Двадцатиметровые стены, сотни людей, ведущих круглосуточное наблюдение, а главное – невероятный по силе купол подавления магии, раскинутый над всем районом. Выбраться из Чертогов, раз туда попав, было невозможно, кем бы ты ни был и как бы силен и известен не был снаружи.
Люди рождались здесь, жили и умирали, почти все – сильно раньше срока. Талитейму и всем, живущим за стенами Чертогов, было абсолютно плевать на тех, кто существовал внутри. Здесь правил закон джунглей, беспощадный и жестокий, здесь, в мире без магии, было важно лишь то, как крепко ты держишь меч, булаву, кинжал… Здесь появлялись и пропадали в небытии целые преступные кланы, чьи главы часто жили лучше многих аристократов, и здесь же жили люди, ни разу за свою жизнь не видевшие целой и чистой одежды и не евшие свежей еды. Чертоги были миром контраста, абсолютного, почти абсурдного в своей строгости. Ты или тебя. Вверх или вниз. Жизнь или смерть. Поистине, страшное место.
И сейчас по одной из улиц Чертогов шли две фигуры: низкая и высокая. Первой была маленькая девочка лет четырёх-пяти, в аккуратном, избавленном от всех украшений платье. Глубокий капюшон прятал лицо, но различить, как трясутся её губы было несложно: девочка явно очень боялась.
Мужчина был широкоплеч и мускулист, по сравнению со своей маленькой спутницей выглядя настоящей громадой. Длинные чёрные волосы спадали на плечи, сливаясь с меховой оторочкой кроваво-красного плаща, под которым легко угадывались очертания брони. На руках стальные перчатки, на поясе недлинный клинок, на груди эмблема вставшего на дыбы дракона. Лицо его было серьёзным и почти неподвижным, а жёсткий блеск в черных глазах, казалось, мог заглянуть в самую душу.
– Папа… зачем мы здесь? Мне страшно! – на выглядывающих из-под капюшона щёчках показались капельки влаги.
– Не плакать! – голос мужчины был таким же резким, как и его лицо. – Все твои занятия ни к чему не приводят. Ты должна уяснить, что мягкость – удел слабых! Ты должна быть сильной, а сила означает твёрдость! Означает уверенность! Означает, в конце концов, что слёзы под строгим запретом! Не плакать, я сказал!
– Х… хорошо… – подавив очередной всхлип, малютка потянулась к стальной ладони отца. Однако, тот в последнюю секунду отвёл руку в сторону. Девочка остановилась, как вкопанная.
– Что с тобой? Снова страшно? Дави это в себе! Уничтожай! – он почти кричал, и его голос отдавался эхом на тихой улице. Слишком уж тихой для самого опасного района города.
Поняв, что его слова ни к чему не приведут, мужчина сделал неуловимый жест рукой. Какое-то время ничего не происходило, он продолжал идти вперёд, снова и снова одёргивая девочку, когда та хотела что-то сказать.
А потом из бокового тупичка вышло шесть фигур. Разного возраста, от сопляка лет шестнадцати до уже стареющего мужчины. Они были в обносках, но у каждого в руках блестел клинок. Вот только вместо того, чтобы сразу броситься на богато одетую добычу, что было тут в порядке вещей, компания застыла на месте и начала о чём-то шептаться. Разговор был едва слышен, до пары, остановившей свою странную прогулку, доносились только отдельные слова: «Убьёт… помилование… смерть… иного выбора… подавитель… Вперёд».
Решившись, они больше не сомневались. Все шестеро разом бросились в атаку, занося мечи для удара. Они не были особенно хорошо скоординированы, но животные инстинкты, развивающиеся в Чертогах в десять раз быстрее, чем во внешнем мире, сами направили каждого бойца на нужную позицию. Вполне резонно они рассудили, что первым надо было разобраться со взрослым, а потом уже заниматься ребёнком.