Шагнул к ней, сунул руки в карманы, должно быть, чтобы показать: у него нет намерений хватать и тискать, и произнес:
– Вам стоит поговорить с ним. С тем капитаном. Рассказать свою историю. С того момента, когда вы узнали об алых парусах.
Очарование момента схлынуло, Ассоль словно проснулась, как если бы на нее плеснули холодной водой.
– Вы снова насмешничаете, капитан Грэй? – сказала она горько.
– Нет, вовсе нет, сейчас я совершенно серьезен. И уверен: тот человек имеет право знать, что где-то на земном шаре живет девушка, которая мечтает о нем.
На последних словах голос Грэя дрогнул, или это лишь показалось впечатлительной Ассоль. Но в любом случае он говорил уже без толики сарказма и язвительности.
И она сдалась.
– Думаете, он захотел бы выслушать меня? – робко спросила она.
– Вне всякого сомнения, – заверил Грэй.
– А он бы взял меня за руки? – поинтересовалась она, так как воображение уже начало предлагать ей подобные картины.
– Непременно, – горячо отозвался Грэй. – Он бы прижал их к своему сердцу, чтобы вы чувствовали, как оно гулко бьется в ответ на каждое ваше слово.
Ассоль воспарила. Ей хотелось, до боли хотелось узнать, каково это. Ей хотелось рассказать ему, своему суженому, своему капитану.
И тогда Грэй удивил ее.
– Хотите, попробуем, а, нереида?
Она вскинула на него изумленный взгляд. Грэй показался ей растерянным и ждущим.
Судьба вновь насмешничала, подсовывала иллюзию, имитацию, фальшивку. Но Ассоль решила последовать ее подсказкам. Она шагнула вперед и протянула руку. Грэй коснулся ее осторожно, словно спрашивая разрешения, и когда получил его, то сжал тоненькие пальцы бережно, как великую ценность, и приложил ее ладошку к своей груди.
Ассоль услышала, как бешено колотится его сердце, и вздрогнула.
Грэй прикрыл глаза и мягко приказал:
– Рассказывайте.
И она подчинилась. Поведала ему все – и как узнала от Эгля о корабле с алыми парусами, и как поверила и стала ждать, каждый день в любую погоду поднимаясь на старый маяк и зажигая там свет, и как жила среди насмешек односельчан, и как упрямо верила… Она рассказывала страстно, взахлеб, часто перескакивая с одних событий на другие, путалась в их последовательности и чувствовала, как под пальцами, отзываясь на каждое слово, бьется сердце. Того человека, у которого, как она полагала, его и вовсе нет.
– Вот и все, – произнесла она. Но Грэй не сразу отпустил ее руку, сначала перевернул ладонью вверх и поцеловал в самый центр.
Ассоль словно обожгло, она отдернула руку и прижала к себе, баюкая.
Грэй выглядел очень печальным.
– Ваша история прекрасна, как и вы, моя нереида, – тихо произнес он. – Как должен быть счастлив тот, кого так преданно ждут. Обязательно расскажите обо всем своему капитану. Он будет рад. Да, лучше всего для этого подойдет танцевальный вечер. Непременно приходите туда.
Ассоль кивнула.
– Хорошо. – И махнула рукой в сторону Каперны. – Мне можно идти?
Ей поскорее хотелось остаться одной и разобраться с чувствами, охватившими ее, будто вихрь, и унесшими в неизведанные края.
– Разумеется, – сказал Грэй. – И да, я освобождаю вас от работы. Все равно шпион из вас никудышный.
Странно, но в этот раз слова Грэя не разозлили ее. Даже показались милыми.
Ассоль развернулась и побежала прочь, но в этот раз она уносила с собой другое тепло – то, что удивительным образом можно найти на дне бездны.
А ветер трепал край забытого ею плаща.
Глава 18Белая, уходящая в темноту
Лонгрен даже дышал с трудом, такой страшной и мрачной оказалась услышанная история. Его Мэри – дочь Прекрасной Королевы, принцесса? И что значит «кормить своей кровью солнце»? Что же это за прожорливое и жуткое светило?
Вопросов меньше не стало, и главный был в том, откуда взялась сидящая перед ним королева, если островом правил Король Алхимик?
Лонгрен, проведший многие годы в морских походах, знал, что для выживания важно иметь как можно больше информации, и желательно точной. Море не терпело абстракции и допущений. Не принимало вопросов, на которые нет прямых и понятных ответов. Поэтому сейчас злился.
– Сдается мне, – проворчал он, – ты, ведьма, заговариваешь зубы! Мэри сама, добровольно, ушла назад! Оставила маленькую дочь, которую, между прочим, обожала! Стала бы она от жизни, в которой ее любили, возвращаться сюда, в темницу? Это абсурд!
Королева лишь улыбнулась:
– Твоя горячность греет. Давно я не наблюдала таких ярких эмоций! – Она поставила чашку на стол, поднялась и подошла к камину, устремив взгляд в огонь. Несколько мгновений молчала, а потом все-таки произнесла: – Мэри, возможно, и хотела бы остаться, но это не в ее силах. На ней проклятие. Вне острова она могла прожить только пять лет. Король Алхимик знал, что она попробует сбежать и рано или поздно это случится. Она даже приручила один корабль – новорожденный, совсем юный и глупый. Пела ему песни, очаровывала сказками. Готовила к тому, что однажды они сбегут вместе и причалят к берегу, где обретут покой и благоденствие… И корабль поверил ей… Он был прекрасен – трехмачтовый галиот. Ради него она совершила немыслимое – забралась в хранилище Короля Алхимика и взяла последнюю мечту. Самую заветную, самую прекрасную, самую яркую. С похищенной грезой она вернулась к кораблю, отдала ее ему, вживила. И тем самым сняла с него проклятие всех судов нибелунгов – он больше не был хищником, забиравшим сердца и души. Нет, теперь он мог причаливать и, главное, чувствовал, где находится земля мечты. Мог доставить любого туда, в мир его грез. Но… на этом она и попалась. Король Алхимик был в ярости. Он велел убить девушку, а корабль сжечь. И тогда она обменяла свою жизнь на жизнь корабля, умолила отпустить своего подопечного. Король Алхимик согласился, но при условии, что привяжет ее к острову проклятием, по которому она не сможет покидать его более чем на пять лет…
– Ты лжешь, ведьма! – взъярился Лонгрен, вскакивая из-за стола, тот опрокинулся, и тонкий фарфор – белый с голубыми узорами и золотой каймой – полетел на пол, разбиваясь вдребезги, брызгая в стороны осколками.
Королева невольно сжалась, съежилась, будто уменьшилась – в гневе Лонгрен всегда был по-настоящему страшен, – но все-таки ей хватило мужества возразить:
– Каждое мое слово – правда!
Лонгрен криво ухмыльнулся и сказал:
– Пусть морской дьявол раздерет меня на части, если это так! Мэри провела со мной семь лет. Семь, а не пять! Чувствуешь разницу?
Он приблизился вплотную и навис над королевой, как утес нависает над водной гладью. В белесых пустых глазах венценосной особы на краткий миг мелькнул страх, однако она быстро взяла себя в руки, гордо вскинула голову и надменно посмотрела на Лонгрена:
– Именно потому, что она задержалась, страдает теперь.
Мысли о страданиях Мэри вспенивали Лонгрена, как шторм гребни волн. Сейчас он злился и на себя в том числе, что мало любил Мэри, мало говорил ей об этом, да и подарков толком не сделал. Даже сервиз тот дурацкий не купил. Взгляд невольно упал на осколки фарфора, разлетевшиеся по полу. Лонгрен сжал кулаки.
– Это ты наказываешь ее? – зло спросил он.
Королева повела плечами и хмыкнула:
– Нет, ее наказывает сам остров, с которым она связана кровью и сердцем.
Чем дальше, тем жутче звучали слова венценосной ведьмы, как окрестил ее про себя Лонгрен.
– Откуда ты вообще здесь взялась, если говоришь, что островом правил некий Король Алхимик?
Королева сникла, уронила голову, схватилась за каминную полочку, будто бы в надежде удержаться.
– Однажды он просто исчез, – тихо произнесла она, – не сказав никому ни слова. Не отдав последних распоряжений. Испарился, словно его никогда не существовало.
– Что за безответственный правитель?! – возмутился Лонгрен.
– Нибелунги тоже так решили, – со вздохом сказала королева, – поняли, что доверились не тому. И вспомнили, что у Прекрасной Королевы была дальняя родственница, то есть я.
– Видимо, очень дальняя, – буркнул Лонгрен.
Назвать эту бледную немочь прекрасной у него язык не поворачивался.
– А ты язвителен, смертный, – усмехнулась она, – немудрено, что Мэри выбрала тебя. Здесь люди уже давным-давно не говорят дерзко, только раболепно и подобострастно.
– И мне их даже не жаль, – честно признался Лонгрен, – но ты сказала, что я могу спасти Мэри. Как мне это сделать, если сама уверяешь, что она связана с островом, что в ней – сама ваша жизнь? Ведь даже вашему прожорливому солнцу нужна ее кровь.
– Все так, – согласно кивнула королева, – но было пророчество, что явится Большой человек из Яркого Мира, он сможет зажечь солнце и снять проклятие с дочери Прекрасной Королевы. Судя по всему, ты и есть тот самый человек из пророчества. А значит, сможешь и остров спасти, и Мэри освободить.
– И она уйдет со мной навсегда? Будет со мной и Ассоль? – потребовал гарантий Лонгрен.
– А вот этого обещать тебе не могу. Спросишь у Мэри сам.
– Ну тогда чего мы здесь сидим, чаи пьем да байки травим. Веди уже!
– Но сначала я должна взять с тебя обещание: что бы ты ни увидел сейчас, не будешь пытаться это изменить, пока не придет нужный срок…
– Как я могу что-то пообещать, если не понимаю, о чем идет речь? – заявил он.
– Хорошо, – ответила королева, – я повторю свою просьбу позже, когда ты увидишь Мэри. А теперь следуй за мной.
Она повернулась и направилась вглубь того самого большого зала, в котором они очутились, когда перенеслись через хрустальный мост.
Лонгрен следовал за ней по пятам, боясь упустить из виду.
Зал казался бесконечным, и грузные шаги Лонгрена порождали в нем гулкое эхо.
– Ты топочешь, как горный тролль! – сделала ему замечание королева. – Оглохнуть можно.
– Ну извини, – развел руками Лонгрен, – я привык твердо стоять на шаткой палубе, а расшаркиваниям на паркетах не обучен.