И девицы с наслаждением приступили к травле.
– Вы только взгляните на нашу помойную принцессу! – хохотали они.
– Почем нынче гнилье, ваше мусорное высочество?! – строили гримасы.
– А что это у вас за духи, леди Ассоль? Не иначе «Сток да канава».
Злые слезы выступили на глазах девушки. Она не была мстительной или злопамятной, но сейчас желала изо всех сил, чтобы с ними приключилось нечто ужасное.
– За что? – всхлипнув, проговорила она. – Почему вы делаете это со мной?
– Потому что ты дура…
– …и зазнайка…
– …помойная принцесса!
Одна из девушек выхватила у Ассоль корзинку, швырнула наземь и стала топтать с таким трудом выбранные овощи. Другая ударила по руке, в которой были зажаты жалкие сбережения Ассоль, и монеты полетели прямо в придорожную грязь.
Все торговцы и покупатели лишь потешались, никто не вступился за бедняжку. И тогда Ассоль, глотая горькие слезы, ринулась прочь, она бежала, не разбирая дороги, не зная куда, лишь бы подальше, лишь бы спрятаться от этих злобных девиц.
Завернула в какой-то темный проулок, прислонилась к стене и зашлась в горестных рыданиях.
У нее никого нет! Она никому не нужна! Ей остается только умереть от стыда и унижения.
Какие теперь принцы и заезжие капитаны?! Тут не знаешь, как по улицам ходить.
Внезапно в проулке стало еще темнее. Огромная тень заслонила свет. Ассоль показалось, что она слышит тихий шепот и шелест. Будто сотни ложноножек или щупалец ползут по мелкой гальке.
Ближе, ближе, ближе…
Ассоль даже перестала дышать. Она еще сильнее вжалась в стену. Если накануне она сомневалась в существовании гуингаров, то теперь была уверена, что перед ней он.
Где же тогда Грэй со своими приспешниками? Снова наврал? Или с монстром заодно?
Ассоль заметила, что, когда злится, становится не так страшно.
Но злость мелькнула вспышкой и прошла, а страх оставался, поэтому девушка не могла смотреть перед собой. Она зажмурилась, закрыла глаза руками и начала бормотать:
– Уйди-уйди-уйди… – будто это могло помочь.
Но рядом лишь гаденько хохотнули. На голову Ассоль набросили вонючий пыльный мешок, скрутили по рукам и ногам и куда-то понесли. Она визжала, извивалась, звала на помощь.
Но ее куда-то тащили, не особо заботясь, чтобы при переноске ей было удобно, а то и вовсе шпыняя, если она начинала сильней брыкаться.
Наконец ее грубо, как куль, швырнули на дно какой-то телеги и куда-то повезли.
Недавние злоключения с насмешками и брошенной в грязь мелочью померкли перед тем, что происходило с ней сейчас. Сознание Ассоль не хотело воспринимать происходящее. Действительность продолжала казаться ей дурным затянувшимся сном. Не может столько плохого случиться одновременно! Она не знала, куда ее везут, кто и зачем. От этого становилось еще страшнее.
Плача, она попрощалась с отцом и Эглем. Мысленно девушка умоляла их простить ее за все прегрешения, которые совершила вольно или невольно. За то, что мало говорила им, как сильно их любит. За то, что порой была своевольной и непослушной.
Ей было очень страшно и одиноко. Жизнь, которая до этого лишь баловала ее, внезапно отвернулась и толкнула в водоворот злоключений.
Телега подпрыгивала на камнях, и Ассоль больно ударялась о доски днища, веревки натирали кожу на руках, в мешке было нечем дышать. Бедняжка молилась лишь об одном: пусть эти страдания поскорее закончатся. И, будто услышав те мольбы, похитители остановили телегу.
Ассоль снова схватили и куда-то понесли.
В этот раз швырнули на пол, она больно ушибла локоть и заскулила.
Тогда с нее сняли мешок, и Ассоль увидела наглую ухмыляющуюся рожу Хина Меннерса-младшего. Рыжий трактирщик сидел возле нее на корточках и разглядывал, будто товар.
– Ну что, висельница, – сказал он, – развлечемся?
Она не поняла, что именно он имел в виду, но на всякий случай попыталась отползти подальше.
Меннерс не позволил ей этого. Ухватив за веревку, которая стягивала ее запястья, он потянул вверх, заставив Ассоль подняться.
Тут она увидела еще двоих его подельников. Одного огромного, как шкаф, второго – хилого, юркого и на вид очень противного.
– Что вам от меня надо?! – всхлипнув, спросила Ассоль, когда Меннерс с помощниками протянули веревку через кольцо, свисавшее с потолка, и девушка оказалась практически вздернутой за руки кверху. Это причиняло боль. Каменного пола она касалась лишь кончиками пальцев.
Хин Меннерс-младший осмотрел свою работу и остался доволен.
Затем подошел к Ассоль, резко дернул за волосы, потянув на себя, и сказал ей на ухо:
– Ничего особенного, малышка, – тон его был противным, елейным, от него пробивала дрожь, – только развлечемся самую малость. И ты с нами. Тебе понравится.
Ассоль была столь чиста и наивна, что не до конца понимала, о каких именно развлечениях идет речь. Ведь ей сейчас отнюдь не весело. Но когда Меннерс потянулся к ее лифу и надорвал его, Ассоль охватила паника. Она забилась в путах, пытаясь раскачаться и вырваться.
– Нет, – молила она, когда до сознания стали доходить истинные намерения трактирщика и его мерзко ухмыляющихся дружков, – не делай этого! Не надо!
Меннерс мотнул головой:
– Поздно! Прошли те времена, когда ты могла просить. Будь ты сразу сговорчивее, не оказалась бы сейчас здесь. И не считала бы гроши у кучи гнилья.
Напоминание о недавнем унижении обожгло, как пощечина. Ассоль сощурилась и сказала зло:
– Только попробуй мне что-то сделать! Я буду кричать! Так громко, что все услышат, прибегут сюда, и тебя посадят в тюрьму!
Меннерс в ответ лишь рассмеялся.
– Ты обязательно будешь кричать, я тебе гарантирую! – гаденько ухмыльнулся он и, окончательно дорвав лиф, взялся за корсаж. – Во всю глотку, дуреха. Только никто не прибежит тебя спасать, хоть надорвись.
– Напрасно ты так думаешь, – произнес холодный голос у него за спиной.
И показалось, стены помещения подернулись изморозью.
Глава 22Темная
Ночью накануне похищения Вик Броди мерил шагами комнату в трактире Меннерса. Она была совсем небольшой: три шага в ширину и два в длину. Тут помещались старенький облезлый стол, два колченогих стула и косой шкаф, забитый папками с бумагами, запыленными надколотыми статуэтками и прочим бесполезным хламом. Должно быть, это убогое помещение служило трактирщику чем-то вроде кабинета. Освещалось оно старой керосиновой лампой, которая нещадно коптила и рождала на стенах с облезлой побелкой причудливую игру теней.
Сейчас уважаемый старейшина жалел, что вообще согласился сюда прийти. Нужно было позвать Меннерса, этого рыжего крысеныша, к себе. Но… За домом старейшины наблюдали, он был уверен.
Поэтому сегодня, выйдя из дома в ночь, он свернул было к гаражу, где стоял его паромобиль, но тут же одернул себя: станет разъезжать на машине – его заметят еще быстрее. Оставалось лишь досадливо вздохнуть, посильнее завернуться в плащ, ведь вечер занимался промозглый, и украдкой выскользнуть за ворота, чтобы даже немногочисленная прислуга (старейшина Каперны был прижимист и содержал только секретаря, экономку, повара и старую горничную) не заметила его отсутствия.
По пути Вик Броди досадливо размышлял: «И далась мне эта девчонка? Могу же найти спокойную серьезную даму средних лет и спокойно доживать с ней! Нет же, бегаю за какой-то свистухой, как прыщавый подросток!»
Злился на себя, много раз уже хотел свернуть назад, но… Дела нужно доводить до конца, таков его, Вика Броди, принцип. Если отступит сейчас, пойдет на попятную, кто станет работать с ним впредь? Скажут: не держит слова, бросает на полпути. Тот сброд, с которым он связался нынче, охоч почесать языки. Распустят о нем слухи, и прощай деловая репутация. А этого он допустить никак не мог. Тем более Ассоль нужно проучить, преподать ей урок, чтобы отвыкла нос воротить от того, кто протягивает руку помощи! А то ишь что о себе возомнила! Прямо истинная принцесса, ни дать ни взять! Ничего, он ей корону-то подправит!
Уязвленное самолюбие и раненое эго взывали к отмщению, и Вик Броди намеревался удовлетворить их.
Эта нищенка пожалеет! Много раз пожалеет!
Несколько дней назад он подписал указ о том, чтобы с Лонгрена сняли все жалованье в счет погашения стоимости осветительных камней. Не уследил – отвечай. Но был у него другой, подспудный умысел: Ассоль, оставшись без денег, прибежит к нему и сама предложит себя.
Он надеялся и ждал, но противная девчонка все не шла. Необходимо подстегнуть ее. Так он думал, направляясь в трактир Хина Меннерса-младшего. Ему открыла супруга трактирщика Милдред, грубая неотесанная женщина, рявкнула: «Ждите!» и оставила в этой комнате.
Однако крысеныш Меннерс не торопился к нему. Это невероятно раздражало.
Когда на лестнице раздались тяжелые шаги, Вик Броди уже пыхтел, как забытый на плите чайник, и был таким же красным от злости.
– Где тебя носит?! – сразу набросился он на трактирщика, едва тот закрыл за собой дверь. – Почему я вынужден ждать?
– Ну, уж простите, уважаемый, – без всякого почтения ответил Хин Меннерс-младший, разведя руками, – вы тоже не спешили ко мне с авансом!
– Аванс, аванс… – проворчал старейшина. – А ведь я даже не знаю, выгорит ли наше дельце? Пойди что не так, крайним останусь я. И прощай мирная жизнь на пенсии. Мне нужны гарантии!
– Гарантии? – взревел Меннерс. – А кто даст их мне?
– Полно, мой друг, – проговорил Вик Броди, – вы-то чем рискуете? Насколько мне известно, этот пьяница Лонгрен спит беспробудным сном. Кто еще может постоять за нее? Этот доходяга Эгль? Только не говорите мне, Меннерс, что вы боитесь старика-библиотекаря. – Вик Броди рассмеялся.
Опасения рыжего крысеныша совершенно безосновательны. То ли дело он, старейшина Каперны! Вот кто рискует по-настоящему!
– Итак, Меннерс, как вы гарантируете мне успех дела? – отсмеявшись, уже серьезно сказал он. – За что я плачу?