— Заметил, конечно. Но за каждым отдельным преступлением, поверьте, обязательно стоит конкретное лицо.
— Пожалуйста, оставьте меня! — женщина туже запахнулась в халат, словно надеясь отгородиться от досужего любопытства, но по ее блеклому убегающему взгляду майор видел, им есть о чем поговорить. Она скрывала что-то важное, изображая скорбь. Но то, что скрывала, она не откроет ему ни при какой погоде, разве что под пыткой. Это было так же очевидно, как и то, что все прежние методы дознания нынче никуда не годились. В одном она была безусловно права: не только воздух, даже асфальт в Москве насквозь провонял трупом.
Пожилой мужчина, который играл с девочкой в шахматы, поднялся, подошел к Сергею Петровичу и доверительно взял его под руку.
— Тебе же, милок, человеческим языком сказано: катись отсюда.
Рука у дядьки была как железные клещи.
— Я на службе, — предупредил майор. — Имею право расследовать.
— Зайдешь в другой раз, когда пыль осядет.
Сергей Петрович попрощался с Катериной Васильевной, выразив ей глубокое сочувствие и пообещав найти негодяев, замахнувшихся на народного трибуна.
Железнорукого богатыря попросил выйти на минутку.
— Выйду, — согласился тот. — Меня не убудет.
Присели на стулья в коридоре, возле мраморного столика с телефонным аппаратом.
— Ты кто? — спросил Сергей Петрович.
— Да я-то никто. К дочурке ихней приставлен... Но ты, братец, напрасно здесь шныряешь, все одно ничего не унюхаешь.
— Почему?
— Не понимаешь? Не ихнего ты поля ягода.
— Тебя как кличут, всезнайка?
— Григорием батюшка с матушкой нарекли. По отечеству Данилович.
— От Хозяина давно?
— Ишь ты, ментяра!... — приятно улыбнулся мужик, желтоватые лучики брызнули на щеки. — Глазенки-то вострые... Давно, братец, забыл, когда хаживал.
Тебе-то на что?
— Растолкуй загадку, Данилович. Как же это тебе, ходоку, Шахов любимую дочурку доверил?
Дядек заскорузлой пятерней пригладил редкий чубчик, разговор ему явно нравился.
— Выдал ты себя, братец, этим вопросом. По анкеткам об людях судишь. Шахов, вечная ему память, поглубже в нутро глядел.
— Подскажи, кто его закопал?
— Не моего ума дело.
— Так уж не твоего? Девочку любишь, они ведь и за ней могут прийти. Нелюдь покрываешь?
Григорий Данилович просек взглядом пустой коридор. Помедлил секунду.
— Верно, служба. Нелюдь свирепствует и правит бал.
Такие времена наступили. Нам не справиться.
— И все же, — сказал майор. — Кто Шахова замочил?
— Катерину попытай. А еще лучше папаню министерского. Если, конечно, они с тобой говорить пожелают.
— Намек понял. Значит, была тревога?
— Краем уха слыхал третьего дня... Хозяйка упреждала Леню по телефону... Кто-то его подцепил на поводок, но кто, чего — подсказать не могу.
— А если подумать?
— Думай не думай... Не продашь, сыскарь?
— Век воли не видать, Григорий Данилович!
— Мелькнула одна фамилия незнакомая — Самарин.
Кто, откуда, какая кликуха — ничего не знаю.
Майор дал ему бумажку с телефоном.
— Если чего еще мелькнет, позвони, пожалуйста.
До захода к Екатерине Васильевне, еще в гостиной, когда осетрину жевал, майор заметил, что за ним утянулся сморчок в вельветовом пиджаке, и сейчас, пока беседовали с Григорием, пару раз высовывалась лохматая башка из дальней двери.
— Кто такой, не знаешь? — спросил у Григория.
— Первый раз вижу. Их сегодня вон сколь набилось, разной швали. Халявой запахло, разве остановишь.
Сморчка Сергей Петрович прижучил на выходе из квартиры, резко развернулся и поймал растерявшегося "вельвета" за шкирку. Задвинул в кладовку, загородил спиной от коридора. Передавил горловой канал "замком" из четырех пальцев.
— Шпионишь? — прошипел майор. — На кого? Говори быстро, придушу!
Ослабил зажим, "вельвет" икнул, но молчал. Он не был испуган.
— Я не шучу, — Сергей Петрович подкрепил угрозу, прижав шпиону коленом мошонку.
— Ой! — пискнул мозгляк.
— Вот тебе и "ой!" Еще минута — и каюк. Тороплюсь. Без баб останешься на всю жизнь.
Он напустил на себя такую ярость, что поверил в собственные слова. Поверил и вельветовый, но отреагировал как-то чудно, если учесть его комплекцию и положение.
— Не посмеешь, дурак! — огрызнулся.
— Почему не посмею? — удивился майор.
— Никита из-под земли достанет.
— Это другое дело, — Сергей Петрович отпустил заморыша и поправил ему галстук. — Так бы сразу и сказал. Кто такой Никита?
— Скоро узнаешь.
— Все, свободен! Но больше за мной не ходи, зашибу. Никите поклон.
С ливрейным лакеем попрощались по-братски, на его грустное "данке шен", майор с достоинством ответил: "Гитлер капут!"
Из своей старенькой "шестехи" по сотовому дозвонился до Гурко. Доложил обстановку, поделился информацией, но признался, что пока шарит вслепую.
Никакого просвета. И вообще все, чем они сейчас занимаются, напоминает игру: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.
— Самарин? — переспросил Гурко. — Подожди минутку, не отключайся.
Майор закурил, ждал, пока Гурко советовался со своим домашним компьютером, который по информационному банку мало чем уступал конторскому. Гурко — это прежде всего голова.
— Так, так, — озадаченно отозвался Олег:
— Самарин — есть такой. Пенсионер-теневик с богатым прошлым. Загвоздка в том, что все это прошлое, вплоть до девяносто пятого года, подчищено, стерто. Черная дыра.
— Где стерто, у тебя?
— Если бы только... На центральном компьютере.
— Не может быть!
— Не может, а стерто.
— Звони, порадуй деда.
— Да уж... Ты куда сейчас?
— На Сивцев Вражек. Там у Шахова запасное лежбище.
— Теперь торопиться некуда. Может, заскочишь?
У Ирины плов в духовке.
— Сегодня вряд ли... Вечером у меня свидание с прекрасной дамой.
— Поосторожнее, Сережа. Чего-то паленым запахло.
— Есть немного, чувствую...
Квартира на Сивцевом Вражке была опечатана.
Постарались коллеги. Но не печать его смущала, а бронебойная дверь. Такую дверь отмычкой не возьмешь.
Второй этаж пятиэтажного особняка, с крыши не спрыгнешь, да и некуда спрыгивать: окна квартиры, как он разглядел, забраны металлическими решетками.
Естественно, этим людям, новым заступникам нашим, есть что запирать. Так и получается, что они обыкновенно теряют голову прежде, чем свое добро.
Сергей Петрович отправился искать человека с ключами. В этом доме, скупленном под корень не только соотечественниками, но и "зарубежными инвесторами", такой человек должен быть, потому что рано или поздно в нем обязательно возникнет нужда. Кто про это не знает, тот в подобных домах и не живет.
Порасспросив кое-кого во дворе (двух старушек и пожилого водилу, пытающегося по старинке заползти под днище приземистого "мерса"), он выяснил, что нужный ему человек проживает в дворницкой и зовут его Старик Хоттабыч. Ни на какое другое имя тот якобы не откликается.
Старика Хоттабыча майор застал за хорошим делом: в полуподвальной конуре при свете тускло мерцающей лампочки, болтающейся на голом проводе, за дощатым столом он разливал по бутылкам мутную жидкость из огромной стеклянной посудины — литров десять, не меньше. Одет в рабочий комбинезон и на вид ему можно было дать неполных сто лет, С посудиной, в которой торчала большая пластмассовая воронка, он управлялся без видимых усилий. С минуту майор молча любовался сценой, от которой веяло чем-то родным, полузабытым, потом откашлялся и подал голос:
— При таком занятии дверь лучше бы запирать, а, дяденька?
Старик проследил, чтобы жидкость наполнила бутылку до горловой отметки, заткнул ее бумажной пробкой, и только после этого оборотился к незваному гостю.
— Запирать, говоришь? А зачем? У меня тайн от людей нету. Сидай, коли пришел.
Глаз у старика пронзительный и молодой, несколько черных волосиков на аккуратной блестящей тыковке делали его похожим на добродушного домового. Сергей Петрович присел на шаткий табурет, принюхался.
— Самогон?
— Да уж не ряженка... Хочешь, налью? Пробы сымешь?
— Почему нет. На дворе оттепель. Самое время освежиться.
Как по волшебству, на столе засветились два замусоленных стакана зеленого литья и тарелка с кургузым соленым огурцом. Старик не обидел ни себя, ни гостя: налил до краев.
Выпили, задымили. Старик полюбопытствовал:
— Почему не до дна? Крепкая?
— За баранкой я, — Сергей Петрович уже понял, что с замечательным стариком хитрить не следует. — Дело к тебе деликатное, но не бесплатное. Десятую квартиру знаешь?
Дед почесал бороду ножом, которым разрезал огурец.
— Лени Шахова апартаменты, которому тыкву срубили.
— Точно. Надобно туда попасть. Поможешь?
— Вскрытие опечатанного жилища в отсутствие властей. Статья сто восьмая прим. Опасно, товарищ. Тебе зачем?
Майор порылся в карманах, достал подходящее удостоверение.
— Я частный сыщик. Слыхал про таких? Веду расследование в интересах супруги покойного.
Хоттабыч раскрыл темно-красную ксиву. Сверил фотку. Зрение, как и слух, у него были отменные.
— У Лени жен много. Ты от Лизки, что ли?
— От Катерины Васильевны.
— Ага, — в задумчивости старик заново наполнил стаканы. Чтобы его поторопить, Сергей Петрович веско произнес:
— Двести тысяч. Наличными.
— Не-ет, — сказал старик. — За такие бабки я и с кровати не слезу. Ты что, парень? Риск без навару — это как рыба без чешуи.
— Сколько же ты хочешь?
— Тебе срочно?
— Прямо сейчас и пойдем.
— Тогда давай по маленькой.
Маленькая у него оказалась опять полный стакан. Сергей Петрович вежливо пригубил. Похрустев огурцом и обтерев усы, старик начал загибать пальцы.
— Значит так. Одна ходка — стольник. Надбавка за второй этаж — стольник. Плюс за каждую минуту пребывания — еще по стольнику. Плюс за шухер — опять стольник. Вот сам и считай, если ты частный сыщик.