Тачка за углом.
— А как же?..
— Все уплачено, идиотка. Я же сказала — нефтяной магнат. Придется, конечно, пару раз дать ему бесплатно.
Накинули в прихожей норковые шубки, выбежали на улицу. За ними потянулся Леня Песцов, Бугин подручный — он сегодня дежурил.
— Девочки, вы куда?!
— В парикмахерскую! — на ходу отозвалась Кларисса, а Агата показала кулак — Я тебе дам "девочки", сопляк!
Уселись в серебристую Агатину бээмвешку, рванули так, что позади взметнулся дымный хвост, как у истребителя.
До Рождества оставалось чуть больше недели. Москву сковало снегом. По обочинам в грязных сугробах копошились очумелые прохожие, но улицы, слава Лужкову, расчищены и сияли, подобно лунным просекам.
Агата была адским водителем, за баранкой ничего не боялась. Быстрая езда действовала на нее успокаивающе, как добрая случка. Мощный, отлаженный движок, рассыпающиеся по сторонам кегли домов, испуганные глазки светофоров, истерический визг тормозов — это ее стихия.
— Далеко ехать? — запалив сигарету, Кларисса тряслась в восторженном ознобе.
— Звенигород, крошка! Если не остановят, за час домчим. Остановить нас некому. Держись крепче!
* * *
Леня Песцов, с трудом поспевая на "девятке" за взбесившейся серебряной блохой, связался по сотовому со своим начальником. Доложил обстановку.
— Сколько с тобой людей? — поинтересовался Буга Захарчук.
— Я один. Все очень быстро произошло, командир.
— Ах ты... — Буга выругался там смачно, что Леня невольно пригнулся. — Ладно, будь на связи. Перехвачу где-нибудь.
— Понял, Буга Акимович.
— Оглядись хорошенько. Их кто-то должен сопровождать.
— Пока никого не вижу.
— Что у тебя с собой?
— Как обычно, командир, — это означало, что Леня вооружен укороченным Калашниковым и нунчаками.
— Ничего, попозже я с тобой разберусь, — пообещал Буга, больше с сожалением, чем злясь.
* * *
Кларисса посасывала баварское пиво из банки. Динамик ласкал слух голосами Расторгуева со товарищи.
Ей нравилась группа "Любэ". В сущности, у нее простые вкусы. Ей по душе мальчики с накачанной мускулатурой, их грубоватый секс, за обедом она с удовольствием уплетала хорошо прожаренные бифштексы с луковой подливой, любила подкидного дурака и мультики, и, если признаться, этой темной густой патоке предпочла бы бутылку обыкновенного светлого "Клинского".
Умники, вроде ее собственного мужа, ее удручали. С ними чересчур много проблем, угодить им невозможно.
Прежде чем тебя поиметь, все соки вытянут погаными языками. Но Бориса она уважала хотя бы за то, что тот не делал попыток расстаться с ней. Это ее поражало до глубины души.
Машина скользила по Ленинградскому шоссе, запруженному дорожной техникой и осоловелыми гаишниками. С некоторых пор власти взялись выставлять на подмосковных шоссе ремонтные заслоны, собирать иностранных рабочих в ярко-оранжевых куртках (преимущественно почему-то турок и немцев) и укреплять угрожающие объездные знаки, на которые, естественно, мало кто обращал внимание. Вероятно, какому-то мечтательному московскому чину пригрезилось, что именно так управляются с транспортным потоком на благословенном Западе: постоянно латают прохудившиеся дороги.
В очередной пробке, похожей на черно-белую затычку, Агата тоже отхлебнула пивка.
— Вроде никто не погнался, — сказала Кларисса задумчиво.
— Куда им за моей тачкой, — презрительно бросила Агата. — Твой придурок на всем экономит. Удивляюсь, как ты его терпишь?
— Он вообще-то неплохой, только занудный, — заступилась за мужа Кларисса.
— Все равно тебе поражаюсь. Ведь сколько раз предлагала, траванем — и точка. Все же тебе останется.
— Ой, что ты говоришь, — привычно испугалась Кларисса. — Он все-таки живой человек.
— Живых и травят, дурочка. Какой он тебе муж, если вздрючить толком не умеет. Импотент вонючий.
— Он же не виноват, что хиленький. Он старается.
— Стараться мало... — тут им посигналил притулившийся сбоку черный джип "чероки", величиной с высотное здание. Оттуда, сверху, пялились на них двое деловых и делали красноречивые знаки. Один даже наполовину вывалился из салона и обеими руками показал, как двигается поршень, если его умело засадить. В ответ Агата недвусмысленно покрутила пальцем у виска.
— Вот, — сказала наставительно подруге. — Погляди хорошенько. Такие пацаны осечек не дают. Взнуздают — мало не будет.
— Они же дикие совсем, — капризно протянула Кларисса.
— Нам от них ума не надо.
Кое-как выбрались из затора.
— Далеко еще? — спросила Кларисса.
— Километров двадцать. Не волнуйся, торопиться некуда.
— Позвонить оттуда можно?
— Ну ты даешь, подружка! — сказала Агата.
* * *
Леня Песцов уверенно держал след на своей новенькой "девятке", но не высовывался ближе, чем на пять-шесть машин. Он уже засек, что черный джип и серая "волга" преследуют ту же цель, что и он. С джипом не был уверен, а с "волгой" — точно. Раза три — у светофоров и в пробке — у нее была полная возможность обойти БМВ, в котором ехали подруги, но "волга" притормаживала, тянулась, словно на невидимом буксире. Если считать вместе пассажиров джипа и "волги", то это семь человек, семеро головорезов, по всей видимости, вооруженных до зубов. Для Лени, бывшего сержанта морской пехоты, дипломированного снайпера, это было ни много, ни мало — смотря по ситуации. Да он и не собирался ввязываться в бой, во всяком случае, без приказа Захарчука. А Буга был не из тех, кто подставляет по-дурному.
Он связался с командиром.
— Алло, Буга Акимович.., идем по Ленинградке, десятый километр. Видимость паршивая, заносы... Кажется, парочку сопровождают. "Волга" и "чероки". Ведут вразнобой, профессионально.
— Сколько человек в машинах?
— Семеро. Обыкновенные вроде бандюки.
— Ничего не предпринимай. Следи. Я отстаю примерно на полчаса.
— Понял вас.
— Осторожнее, Леня. Возможно, это похищение.
— Понял.
— Хорошо, что понял. Отбой...
Только накануне Буга устроил на работу по звонку Гурко некоего Прыщева Альфреда Трофимовича и радовался, что внедрился в банк, куда прежде ему не было хода. Прыщева отрекомендовал Борису Исааковичу как своего дальнего родственника, поручился за него головой. По правде говоря, заявление опрометчивое.
Ничего более странного и ненадежного, чем посланец Гурко, Буга давно в своей жизни не видел. Явился то ли мужик, то ли баба, лет около шестидесяти, в сером длинном пальто армейского образца, в очечках на дужках-резинках, с обезьяньим личиком, и не успели познакомиться, как этот так называемый Альфред Трофимович заныл о том, что для него главное требование, чтобы на службе не было сквозняков.
— Сквозняков? — переспросил Буга.
— Именно, молодой человек, — подтвердил будущий банкир. — Замечаю в ваших глазах некоторый скепсис, но это только доказывает, что вы никогда не страдали промежуточным отитом.
При этих словах обронил на ногу Буге огромный коричневый портфель, набитый, судя по весу, булыжниками. Буга был уверен, что Сумской погонит его протеже в три шеи, но вышло иначе. После аудиенции, длившейся больше часа, кандидат на любую банковскую должность вышел из кабинета Сумского сияющий, как молодая луна. Подмигнув Буге, дожидающемуся в приемной, отчего обезьянье личико приняло какое-то похабное выражение, торжествующе объявил:
— Так-то, милочка, а вы сомневались. Я же видел, что сомневались. Нет, дорогой мой, хорошие работники при любом режиме в цене.
На этот раз Буга отскочил от падающего портфеля.
При встрече Борис Исаакович сухо его поблагодарил:
— Надо же, какие у вас, однако, родственники.
Приятно удивлен.
Буга промямлил что-то вроде того, что рад стараться.
Сейчас, за баранкой восьмицилиндровой "хонды", ввинчивающейся в заледенелое шоссе с характерным арматурным скрипом, он продолжал дивиться забавному казусу. В этом маленьком эпизоде Гурко очень наглядно продемонстрировал свое превосходство. Если бы довелось выбирать Буге, то из ста любых возможных кандидатов на внедрение в банк нелепого полудедушку-полубабушку с допотопным портфелем он наверняка выбрал бы последним. Гурко точно угадал, на кого позарится Сумской. Непредсказуемому банкиру, оказывается, и нужен был для каких-то, видимо, тайных затей такой недотыка с портфелем, как Прыщев, который (по документам и рекомендациям) при всех перестроечных штормах плавно перебирался из одной финансовой структуры в другую и добрался аж до солидного кресла в министерстве экономики.
За спиной Буги, на заднем сиденье, расположились двое онеров: сержант Малофеев, дюжий детина с разумом ребенка, и Коля Панкратов, бывший летун-однополчанин. Он взял их с собой только потому, что они первые попались под руку, но и не совсем, разумеется, наобум. Сержант Малофеев, если его хорошенько подзавести, способен лбом прошибать стены, а Коля Панкратов, смышленый, ироничный и двужильный, хорош в любой ситуации, кроме той, когда требовалось рискнуть головой. Свою голову он ценил даже выше любой суммы премиальных, что большая редкость среди наемников. Вместе они составляли отличную бойцовую пару.
Неугомонный Панкратов, как обычно, подтрунивал над безобидным в спокойном состоянии сержантом.
— Скажи, Малофеич, если бы у тебя был миллион, что бы ты с ним сделал?
— Миллион баксов?
— К примеру?
— Как чего сделал? Деньгам всегда применение найдется, — сержант отвечал солидно и неторопливо, хотя чувствовал подвох. Они были давние напарники.
— Верно, — согласился Панкратов. — Применение найдется. Но ты лично, что бы сделал? Допустим, купил новую тачку, барахла всякого. Ящик водки. А потом что? Остальные куда?
— Как это куда? Деньги — они и есть деньги. Бабки, то есть.
— Это понятно. Но куда ты их денешь? В банк не положишь, какие сейчас банки. Сегодня банк, а завтра на нем табличка: хозяева — ку-ку! В кубышке держать миллион?
Глупо, опасно. Обязательно кто-нибудь пронюхает.