Здание, в котором обустроили приют, располагалось на заднем дворе. Отец Элайджа открыл дверь ключом и пропустил их внутрь.
– Вы запираете двери?
– Только на ночь. – Святой отец сдержанно улыбнулся.
Джеймс поймал обеспокоенный взгляд Грейс и едва заметно пожал плечами. Если это было не пугающим, то странным точно.
Уловив обеспокоенность детективов, святой отец поспешил оправдаться:
– У нас просто не хватает людей, чтобы хоть как-то контролировать перемещения подопечных. С тех пор как государственное обеспечение прекратили, мы выживаем за счёт наших прихожан и не можем позволить себе охрану.
– В день, когда Мишель пропала, вы тоже заперли дверь?
– Да, но в приюте всё ещё есть окна. – Уголки его губ поползли вверх.
Грейс не разделяла его весёлости. Она едва себя сдерживала, чтобы не накричать на него. Ей хотелось сказать: «Очнись, одну из твоих воспитанниц изнасиловали, убили и надругались над телом. Почему ты, чёрт тебя возьми, улыбаешься?»
– Думаете, шутки здесь уместны? – Джеймс сжал кулаки.
Судя по его виду, он был взбешён не меньше, чем Грейс.
– О нет, я и не думал шутить. Иисус сказал: «Я есть воскресение и жизнь; верующий в Меня если и умрёт, оживёт. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрёт вовек. Веришь ли сему?» Я верю. И поэтому верю, что Мишель сейчас в лучшем мире. Жизнь Мишель на земле не была хорошей. Или хотя бы терпимой. Эта девочка искала спасения во всём: в веществах, в Боге, в мужчинах, причинявших ей боль. Но её жизнь закончилась, дом её на Земле – хижина – рухнул. Теперь же Мишель обрела дом на небесах. Нерукотворный, вечный. В случае Мишель смерть не горе, а спасение.
По галерее с окнами в пол и колоннами они шли в тишине. От стен отскакивал звук их шагов, превращаясь в громкое эхо.
Грейс думала о его словах. Он был в своём праве, цитируя Евангелие. Она уже встречала священников, которые говорили стихами из писания. Но ещё Грейс встречала людей, считавших, что смерть – это спасение, избавление от страданий. В допросной эти люди обычно сидели напротив неё, их руки были прикованы наручниками к столу, а вскоре они отправлялись на скамью подсудимых, потому что отняли множество жизней, играя в бога.
Они прошли через большую, чистую столовую, где, вытянувшись вдоль окон, стоял длинный обеденный стол, напротив него – угловой диван, на стене висел телевизор, а под ним была игровая приставка – несколько парней сидели прямо на полу и увлечённо следили за происходящим на экране, пока один из них играл. Камин возле входа был облицован синими изразцами с оранжевым орнаментом. А полку над ним венчали многочисленные фотографии воспитанников и подопечных в вычурных рамках. Атмосфера в приюте была потрясающая. С кухни тянуло выпечкой – должно быть, повар готовился к завтраку. Пахло паркетным лаком и свежей древесиной. Грейс вспомнила волонтёра и посмотрела под ноги – пол выглядел идеально.
– Здесь уютно. – Грейс смягчилась.
– Я стараюсь делать всё, что в моих силах, чтобы они почувствовали, что у них есть дом. – Отец Элайджа поджал губы, остановился возле одной из дверей в коридоре и открыл её.
В комнате никого не было. Аскетичная обстановка вызывала тоску. Грейс осмотрелась, но не увидела ничего, кроме двух застеленных кроватей и узкого распашного шкафа.
– Расскажите подробней о дне, когда вы видели Мишель в последний раз.
– Совершенно обычный день. Девочки сидели в общей зоне. Синтия завивала Мишель волосы. Она сияла.
Грейс вздрогнула: она вспомнила сцену, увиденную на месте обнаружения тела: волосы Мишель в воде стелются по каменистому дну, как водоросли.
– Она куда-то собиралась? Может быть, на вечеринку? Мы можем поговорить с Синтией?
В глубине души Грейс понимала, что эти вопросы не имеют смысла, потому что у них серия, но всё равно задавала их, надеясь, что они помогут обнаружить убийцу, который мог затесаться среди знакомых жертв.
Что общего могло быть у Кэтрин и Мишель? У танцовщицы, выглядевшей как супермодель, и девчонки-беспризорницы с кариозным ртом?
– Как только она появится в приюте, я сразу же вам сообщу.
– У вас есть номер её телефона?
– Нет, почти все они пользуются одноразовыми телефонами. И часто их меняют.
– А что насчёт вас? Где вы были тем вечером?
– Здесь. Я редко покидаю церковь.
– Кто-то может это подтвердить?
– Безусловно. Любой из моих подопечных… Мишель была хорошей девочкой, – неожиданно для всех сказал отец Элайджа с горьким сожалением в голосе. – Всюду, где бы она ни появилась, всё вокруг начинало сиять. – Святой отец провёл ладонью по лицу, в его глазах собралась влага.
На мгновение в комнате повисла тишина, прерываемая тихими всхлипами священника.
У Джеймса зазвонил телефон. Он извинился и вышел в коридор.
– Нам пора. – Джеймс выразительно посмотрел на Грейс. Она с трудом скрывала отчаяние.
Когда они вышли в коридор, ей хотелось остановить Джеймса, сказать ему, что они ещё не закончили, что им нужно поговорить с остальными подопечными приюта при церкви Христа, кто хоть немного был знаком с Мишель. Но она чувствовала себя растерянной. Грейс не хотелось спрашивать напарника о том, кто ему звонил.
Джеймс избавил её от надобности задавать вопросы. Он заговорил, когда они подошли к машине:
– Это лейтенант Мак-Куин. – Джеймс закурил. Его руки мелко дрожали. Казалось, ему было сложно дышать. – Он собирает оперативную группу на срочный брифинг.
– Что-то случилось?
– Нам прислали консультанта-профайлера из ФБР.
В машине Грейс словно отравилась его отчаянием и злостью. Бессилие и раздражение прятались в его прямом, холодном взгляде. Они чувствовались в каждом движении Джеймса, в каждом его слове и в молчании – безвременное, нестерпимое отчаяние, грозящее перерасти в панику.
«Консультант из ФБР» – очень расплывчатая характеристика. Им могли прислать профайлера, который помог бы в составлении психологического портрета убийцы. Могли прислать оперативного агента, который будет контролировать каждый их шаг, а затем настрочит отчёт своему директору, называя их некомпетентными, и отберёт дело.
Грейс чувствовала себя так, что с радостью приняла бы помощь и профайлера, и оперативного агента, и кого угодно ещё. Единственное, что она уяснила после смерти Эвана, – честолюбие никогда не станет достаточно хорошей причиной, чтобы рисковать чьей-то жизнью. Она была готова на всё, чтобы поймать и посадить убийцу за решётку, чтобы очистить Сиэтл от скорби, даже отдать дело ФБР.
– Почему ты так переживаешь?
– Потому что это очень важно для меня. – Джеймс вёл машину напряжённо, Грейс видела, что на его шее, под воротом куртки, вздулись вены; челюсти были плотно сжаты, он говорил словно сквозь зубы. – Это моё первое дело, с тех пор как я перевёлся в убойный. Думаешь, мне доверят ещё одно?
– Так всё дело в карьере? – Грейс взглянула на него и достала из сумки пачку сигарет.
– Дело в моём самолюбии, Грейс. И в Мэдди. В тебе. И в любой другой женщине. Поймать этого человека, как бы дерьмово и самонадеянно это ни звучало, мой долг. Если он, конечно, вообще человек.
Грейс развернулась к нему, села удобнее и едва заметно улыбнулась. Тишину в салоне нарушали рокот двигателя и сигналы автомобильных клаксонов: на Мерсер-стрит образовалась пробка из-за аварии. Солнце уже давно скрылось за размытой, дымной линией горизонта.
– Ты думаешь, он не человек? – Она не знала, что хотела услышать.
У неё дрожали руки. Вместо десятков теорий о том, кем мог бы быть парень, которого они всеми силами пытаются найти, в черепной коробке гулял ветер. Под грудиной появилась тяжесть, словно вместо трепещущего живого сердца в неё вложили груду камней. Грейс не могла избавиться от этого чувства.
– А ты думаешь – да? Я уже ничего не понимаю. Все эти женщины убиты так, словно это дело рук какой-то сверхъестественной твари… – Джеймс испытующе взглянул на неё, опасаясь, должно быть, что Грейс примет его за полоумного.
На парковке участка они оказались внезапно. Джеймс доехал на автопилоте. Несколько патрульных машин стояли у выезда на дорогу, мигалки прорезали темноту красными и синими всполохами света.
Джеймс припарковал машину на своём привычном месте слишком резко. Грейс, погружённая в свои мысли, от неожиданности подалась вперёд, тормознула тело, не пристёгнутое ремнём безопасности, упёршись ладонями в приборную панель.
Несколько бесконечно долгих секунд они сидели молча и прислушивались к тому, что происходило снаружи.
– Все самые страшные монстры – люди. И тебе уже давно пора это понять. Взрослый вроде бы мальчик.
Сил на то, чтобы создать видимость непринуждённой беседы, просто не было, а для того, чтобы поговорить начистоту, не находилось слов. Грейс не знала, как облечь в слова те подозрения и страхи, терзавшие её.
– Знаю. Но мне не хочется верить.
Грейс видела, что он нервничал ещё сильнее, чем в момент, когда они сели в машину, – это читалось по его угловатым, рваным движениям и грубому тону, так ему несвойственному. Он так же, как и она, не понимал, что делать дальше, и так же был напуган.
17Глава
Погода стояла чудесная. Дождь прекратился ещё вчера. А утром Грейс проснулась оттого, что её спальня наполнилась мягким и жёлтым, как сливочное масло, солнечным светом. Стало ощутимо теплее, асфальт был практически сухим, а над заливом ещё не рассеялся туман.
Келлер пересекла Шестую авеню и свернула на Дэнни-уэй, чтобы объехать пробку. Проехала мимо сквера, усыпанного оранжевыми кленовыми листьями, мельком полюбовалась собаками, резвящимися в траве, и их заспанными меланхоличными хозяевами.
Лейтенант сообщил на вечернем брифинге, что профайлер из ФБР назначил встречу на семь утра. Грейс удалось поспать всего несколько часов, отчего она чувствовала себя разбитой и, несмотря на то что в машине работала печка, дрожала.