Джеймс был холоден, отстранён, он выглядел настоящим профессионалом.
В голове вдруг зазвучал голос матери: «Как бы тебе ни хотелось обратного, мужчины устроены иначе, чем женщины. Не только физически, но и психологически. Они по-другому думают, иначе чувствуют. И чем раньше ты это поймёшь, тем меньше будешь от себя требовать».
Грейс была не согласна с этим, но глядя на то, как справлялся Джеймс, стала сомневаться.
– После вскрытия и лабораторных исследований. – Скотт пожал плечами и улыбнулся. – Не раньше.
– Которое вы проведёте?.. – спросил Джеймс и выжидающе уставился на Хэмптона.
– Вскрытие проведу сегодня, но исследования могут занять какое-то время. Особенно токсикология. Вы же знаете, это не просто. И лучше вам договориться с теми парнями из лаборатории. – Док указал на парочку криминалистов в защитных костюмах.
Они стояли чуть поодаль и переговаривались, решая возникшую задачу. Один из них сушил следы от шин на земле грушей-спринцовкой, а другой заливал их гипсом.
– Мы приедем сразу после вскрытия. Сообщите, к какому времени подъехать в лабораторию.
– Без проблем. – Хэмптон пожал плечами.
– Сделайте как можно больше фотографий для отчёта, – попросила Грейс, когда криминальный фотограф подошёл ближе.
– Конечно, иначе чем ты обклеишь стены в своей спальне. – Скотт усмехнулся и стал раздавать указания ассистентам, объясняя, как им следует погрузить тело на носилки.
– Ты в порядке? – Воспользовавшись моментом, когда остальные были увлечены работой, Джеймс подошёл ближе к Грейс и коснулся её предплечья. Келлер сквозь ткань плаща почувствовала тепло его пальцев. – Знаю, как такие вопросы выводят из себя, но я… Могу сам съездить и взглянуть на тело в прозекторской.
– Я не «дева в беде». – Грейс с вызовом взглянула ему в глаза. – Меня не нужно спасать.
Вокруг было тихо, криминалисты и доктор Хэмптон остались с телом. К месту преступления протискивался фургон судмедэкспертизы – модернизированный «Форд F-350» с эмблемой криминалистической лаборатории Сиэтла, в который должны были погрузить тело. Группа полицейских с собаками прочёсывала берег реки, пробираясь сквозь грязь и слякоть, липнущую к шерсти немецких овчарок и к подошвам ботинок кинологов.
Грейс жалела, что нагрубила Джеймсу. Она не должна быть с ним грубой. В том, что погиб Эван, нет его вины. Но Эвану никогда не приходило в голову говорить ей: «Я могу сам», даже после того, как они начали встречаться. Грейс снисходительно относилась к таким проявлениям заботы. Она слишком долго проработала среди мужчин, чтобы раздражаться из-за их желания её защитить. Но сейчас она сорвалась на Джеймсе, потому испытывала слишком много эмоций одновременно: ужас, тревогу, отчаяние.
«… Думаешь, её можно напугать сексистскими шуточками? – усмехнулся Эван во время очередной попойки в баре возле участка, когда кто-то из коллег постарше сказал, что хорошеньким девчонкам не место в полиции. – Глянь на неё. Её и разозлить сложно. Иначе бы уже давно надрала тебе зад. Разочаровать – пожалуйста. Она уже думает, как бы отсюда свинтить».
После смерти Эвана вывести её из себя было очень легко. Джеймсу просто не повезло.
Грейс старалась настроиться на рабочий лад – разговор с Джеймсом сбил её с толку. Закрывая глаза, она видела истерзанное, осквернённое тело совсем ещё молодой женщины, её пустой, мутный взгляд и вывалившийся язык. Грейс не могла не думать о том, что это только первое тело, что остальные им ещё предстоит найти.
Грейс вспомнила одну из лекций по криминологии в Полицейской академии. Профессор говорил, что расследование убийства, когда оно совершено маньяком, – бездна, сотканная из мельчайших деталей и тонкостей. Потому что преступник в таком случае показывает следователям только то, что хочет показать.
«Это вам не бытовое убийство на почве ревности», – усмехался он.
Грейс понимала, о чём он говорит, и тогда, и сейчас. Она не строила иллюзий, что им удастся быстро вычислить убийцу. Осмотр места происшествия займёт много времени, как и получение всех результатов лабораторных исследований. Ещё какое-то время уйдёт на то, чтобы установить личность жертвы, если им повезёт и она есть в базе. Иначе это может затянуться надолго: таких женщин, как она, никто не ищет, до них никому нет дела. Если догадки Джеймса верны и она действительно занималась проституцией.
– Нужно поговорить с владельцем фермы. – Грейс поднялась по склону и подошла к Джеймсу со спины. Он курил, стоя возле мусорных баков на территории фермы. – Прости, – шепнула Грейс, поджав губы, и сделала несколько шагов в сторону машины службы спасения, стоявшей на заднем дворе. Газон перед входом в дом был исполосован протекторами шин.
Фургон «Скорой помощи» стоял с открытыми задними дверцами, внутри, завёрнутый в тёплое одеяло, сидел мужчина: лицо его было серым, обескровленным, синие губы подрагивали. Рядом стояла женщина, вероятно жена. Высокая, с взлохмаченными волосами, в шлёпанцах и ночной рубашке. Она наблюдала, как один из парамедиков пытался оказать помощь её мужу. Выглядела она неважно, но всё же чуть лучше мужчины.
– Послушайте, просто дайте успокоительное, и он придёт в себя, – требовала она, отталкивая парамедика. – Джонни, милый, взгляни на меня.
– Мистер и миссис Даррелл? – спросил Джеймс, когда они подошли к машине.
Мужчина почти не обратил на них внимания, только едва заметно кивнул.
– Я детектив Джеймс Нортвуд. Моя напарница Грейс Келлер. – Грейс достала из кармана и раскрыла своё удостоверение перед миссис Даррелл.
Та неопределённо кивнула.
– Мы можем поговорить с вашим мужем? – спросила Грейс и, не дождавшись ответа, обратилась к нему: – Мистер Даррелл, вы можете рассказать нам, что произошло?
– Послушайте, мисс… – начала миссис Даррелл.
– Детектив Келлер, – поправил её Джеймс и сложил руки на груди.
Мужчина, бледный, со стеклянным взглядом, одёрнул жену и несколько раз кивнул. Он рассказал, что спустился к реке после жалоб жены на неприятный запах. Думал, что обнаружит труп животного, но вместо мёртвого оленя нашёл изуродованное тело женщины.
– Эта женщина… – прошептал Даррелл. – Одному Богу известно, кто сделал это с ней.
– У вас есть предположения? – спросила Грейс. – Может быть, вы слышали непривычные звуки накануне: шум двигателя, голоса или крики?
Мужчина покачал головой.
– У реки здесь очень быстрое течение. Шум воды… Понимаете?
– Мистер Даррелл, мы думаем, что тело пролежало на берегу не менее трёх дней. Вы уверены, что вы или ваши дети три дня назад не видели и не слышали ничего необычного?
Он пожал плечами.
– Совершенно ничего. У детей началась школа, они мало времени проводят на улице. К тому же им запрещено выходить за территорию. Не то чтобы они слушались…
Грейс знала, что значит быть ребёнком. Она знала, что родительские запреты только подогревают интерес.
– Мы можем поговорить с вашим старшим сыном?
Миссис Даррелл покачала головой.
– Нет, боюсь, вы не можете, детектив, – с натянутой улыбкой сказала она. – Не стоит ему об этом знать.
Грейс и Джеймс переглянулись. Они оба знали, что семье Даррелл просто не посчастливилось, знали, что никто из них не причастен к убийству.
– Постарайтесь не выезжать за пределы штата. На случай, если нам понадобятся ваши показания, мистер Даррелл. – Джеймс криво улыбнулся и похлопал его по плечу.
– В течение нескольких дней вас могут вызвать в участок для дачи показаний. Только не пугайтесь, это стандартная процедура, у вас не будет никаких проблем. – Грейс снова взглянула на дом.
Из открытой двери запахло кукурузным хлебом. Внутри что-то неприятно заныло. В доме её родителей в Спокане всегда, сколько она себя помнила, пахло выпечкой и свежесваренным кофе. В камине круглогодично потрескивали поленья. Очень часто его топили уже ранней осенью, когда она выдавалась дождливой и холодной. В вазах стояли любимые мамины цветы, а Холли, младшая сестра Грейс, будучи ещё ребёнком, носилась по комнатам и создавала шум, как и положено шестилетней девочке. Грейс тогда было восемнадцать, это был её последний год в старшей школе. С тех пор большую часть времени она скучала по дому.
– Детектив, – от размышлений и тоски по родителям её отвлёк слабый голос мистера Даррелла, – скажите, она страшно умирала? – Мужчина поднял на Грейс взгляд, его лицо исказилось от боли.
– Мы полагаем, что нет, – милосердно соврала Грейс.
4Глава
Грейс открыла дверь в свой кабинет электронным ключом-картой и, глубоко вздохнув, переступила порог. Она включила свет и осмотрелась. Обычно её рабочий стол был завален свежей корреспонденцией, ещё тёплыми, едва-едва отпечатанными листовками с надписями в духе: «Ты знаешь, кто меня убил?», бумажными клеящимися стикерами с важными заметками и пухлыми папками – она постоянно забывала занести их в архив. То, что не помещалось на столе, Грейс складывала на подоконнике и на полу возле шкафа для верхней одежды.
Скомкав плащ, Грейс бросила его на одно из кресел для посетителей и села за стол. Она слегка нахмурила брови и сорвала с монитора компьютера розовый бумажный стикер с надписью от руки: «Я прибралась здесь, пока тебя не было, малышка. Ханна». Рядом с подписью Ханна нарисовала сердечко.
Грейс поджала губы, улыбнулась и заправила волосы за уши. Ей вдруг сделалось стыдно, что несколько раз за прошедшие три месяца она не отвечала на эсэмэски Ханны, а разговоры по телефону всегда заканчивались фразой: «Нам нужно с тобой встретиться», и никогда – встречами.
Ханна работала в отделе по связям с общественностью и вела блог западного участка полиции Сиэтла в социальных сетях. Они были довольно близки, Ханна поддерживала её во время пресс-конференций, которые Грейс давала, готовясь к повышению до звания сержанта.
Грейс оттолкнула от себя всех, кому было не наплевать. Но Ханна всё равно прибралась в её кабинете. В этом жесте было столько заботы, что Грейс расплакалась бы, если бы рядом не было Джеймса – незнакомца, внезапно по милости Мак-Куина ставшего неотделимой частью её жизни.