В дереве стола рядом с моей правой рукой виднелся след от сучка – большая темноватая завитушка, похожая на водоворот или воронку, затвердевшую, застывшую во времени. Формой она напоминала маленькую окаменелую галактику. Мне вспомнилась старая банальность о целой вселенной внутри пылинки. Интересно, равномерно ли росли клетки из центра этого узелка, или они медленно, очень медленно разрастались по кругу, образуя спираль. Природа любит спирали. Вроде морских раковин. Или лабиринта завитушек на отпечатке моего большого пальца. Он связывал меня с этим мертвым растением. Я посмотрел вдоль стола. Цельный кусок дерева. Из скольких мельчайших и недавно живых частиц состояла эта плита? И ведь она была лишь малой частью целого, распиленного ради того, чтобы появился вон тот стол, те стеллажи, чей-то дом. Сколько времени потребовалось этой расчлененной, похожей на кость плите, чтобы вырасти до такой длины, клетка за клеткой, будто по кирпичикам? Замысловатая структура… умопомрачительная композиция. И я парю слишком высоко над ней, чтобы уловить внутренние структуры, мертвые, но уцелевшие, как окаменевшие микроорганизмы. Я похож на какого-то глупого бога, неспособного постичь им же созданный мир… неспособного опуститься достаточно низко, чтобы разглядеть частичку жизни в зернышке… разглядеть тайны, скрытые в записанных на зернышке строчках, и ведь их можно было бы перевести, если бы кто-то знал ключ к коду…
– Привет, – произнес кто-то рядом.
Краем глаза я заметил золото. Наверное, мне предлагали еще чаю, я поднял взгляд и увидел чуть улыбающееся серое лицо. Но на этой женщине не было тюрбана, ее густые черные волосы ниспадали на плечи. Именно ее я не смог найти вчера.
Снова вокруг меня поднялись головы. Взгляды полыхали. Я старался не обращать на них внимания.
Молодая женщина была одета в похожую на саронг золотистую юбку, обернутую вокруг пышных бедер, и облегающий топ цвета индиго с длинными рукавами. На этот раз в ее улыбке чуть проглядывали яркие на фоне угольно-серых губ зубы. Немыслимо. Кощунство.
– Интересуетесь нашей культурой? – спросила она почти шепотом, кивая на нетронутые книги и чай.
– Эмм, да, – ответил я. Поскольку действительно интересовался. Определенным аспектом ее культуры. Ею.
– Есть ли… что-то, с чем я могу вам помочь?
– Ну, э-э… конечно… я…
– Вы собирались подойти ко мне, когда были здесь на днях.
– Да, точно… Собирался… Я кое-кого искал… И собирался попросить о помощи…
– Вы его нашли? – Ее голос не был «непристойным». Он был цвета индиго и золота.
– Да. Все в порядке, спасибо.
– Это хорошо.
Я кивнул.
– Так что… Ой, вы не присядете? Я хотел бы задать вам несколько вопросов, если не возражаете. О вашем народе. Ваших обычаях…
Она опустилась на стул слева от меня. Тот тоже был сделан из похожего на кость дерева. Юбка, казалось, связала ее ноги, в стиле русалок.
– Вы студент? – спросила девушка.
– Нет. Я, эмм, безработный сейчас. Меня просто интересует ваш народ. У вас очень любопытная культура…
– Возможно, вас привлекают и сходства, и различия между нами. Вы слышали историю об Уггиуту и о том, как он заселил вселенную нашими народами?
– Немного. Может, не эту ее часть.
– Меня зовут Салит Екемма-Ур.
Я пожал ей руку. Еще больше взглядов – затаенных и открытых – обожгли меня жарче, чем воздух. Я ожидал, что в любой момент кто-нибудь вскочит из-за стола и замахнется стулом. Но Салит выглядела куда меньше обеспокоенной.
– Друзья называют меня Сэл, или Салли, – продолжала она. – Или Эмма.
Мне больше нравилось Салит. Так гораздо экзотичнее.
– Кристофер Руби, – представился я. – Люди зовут меня Крис.
Я не упомянул, что Габриэль назвала меня Тофером. Позже сообразил, что мог бы придумать себе новое имя, поскольку был пустым местом – это ощущение казалось одновременно головокружительным и странно освобождающим. Поскольку я сам себя уничтожил, мог и придумать себя сам. Что ж, я бы создал совершенно нового Кристофера Руби. Просто сделал бы его менее застенчивым.
– Что ж, Крис, на Кали считается, что бог-дьявол Уггиуту создал всю вселенную. Есть различные группы, которые верят в разные вещи, как и в любой религии, но большинство согласно с тем, что Уггиуту создал, по крайней мере, калианцев и подобных им. Некоторые говорят, что саму вселенную он не создавал. Другие говорят, что вселенная, в которой мы все обитаем, – это живое существо, даже громаднее Уггиуту. Третьи говорят, что Уггиуту был всего лишь одним из богов, пришедших в эту вселенную из другой. Этих верующих называют сектой Дальних богов.
– А к какой секте принадлежите вы?
Она улыбнулась.
– Я агностик.
– А я атеист.
– Ну, вам не следует полностью закрывать глаза на тайны вселенной. Человек с Земли по имени Джон Мьюир в 1869 году нашей эры сказал: «Когда мы пытаемся выделить что-то само по себе, мы обнаруживаем, что оно связано со всем остальным во вселенной».
– Очень хорошо. У вас замечательная память.
– У меня замечательный имплантат памяти – «Мнемозина-998».
– А. Это может пригодиться в школе? Или на работе?
– На работе. Я окончила ПУ. Мне двадцать два. – Она понимающе улыбнулась. Догадалась, что я хотел узнать. Я почувствовал себя еще более неловко.
– Так вы говорили, что Уггиуту рассеял человекоподобные расы по всем галактикам…
– Да. Вот почему земные люди, чум, тиккихотто и некоторые другие так сильно напоминают калианцев. Как еще мы все могли бы оказаться такими гуманоидными? Каковы шансы? Каждая из разбросанных рас адаптировалась к разным условиям окружающей среды, но…
– А как же эволюция?
– Ее направлял Уггиуту. Руководил ею. Когда я говорю, что он засеял планеты, то не имею в виду, что он поселил калианских Адама и Еву здесь, чумских Адама и Еву там, полностью развитых…
– А-а-а…
– Я просто пересказываю мифы. Это не значит, что я подписываюсь под ними.
Я кивнул и, стараясь не обращать внимания на удивительную внешность этой девушки, стал переваривать то, что она мне рассказала. Один кусочек истории не растворялся, застрял в мозгу осколком кости.
– Это Культ Других богов…
– Дальних богов.
– Кто-то верит… кто-то верит, что была война между двумя расами богов? Расой, которая, возможно, называется Чужими или Древними… и другой расой, победившей их, – Старшими Богами или Старейшинами?
– Да, да, что-то в этом роде. Дальние Боги действительно сражались с расой божеств, их называли Безымянными, или Богами-тенями, потому что ни у одного из них нет изображения, идола или имени. Усыпив Уггиуту и его братьев, похоронив их и погрузив в кому, Безымянные, видимо, бесследно покинули нашу вселенную.
Я снова кивнул.
– Значит, вы слышали эту историю раньше?
– Я читал что-то подобное в другой книге. Не калианскую версию, но очень похожую. Слишком похожую…
– Многие религиозные сюжеты повторяются. Они часто связаны с борьбой за небесную власть. С битвами между богами. Боги вершат судьбы своих подданных. – Она пожала плечами.
Я хмыкнул в знак согласия, но не торопился отвергать сходство между этой версией мифа об Уггиуту и вычитанным в «Некрономиконе». Совпадения ли привели меня к Рабалю, в читальный зал калианцев, к Салит, а теперь и к этой информации? Или это была судьба? Я вспомнил фразу Джона Мьюира, которую только что процитировала Салит. Все взаимосвязано… некая закономерность…
– Одной из моих любимых историй с детства была про Зуль и черный храм. Это пример веры в то, что Уггиуту все еще с нами, несмотря на то, что он спит под чарами Богов-теней. Он может влиять на нашу жизнь через свои сны…
– А во что верят те, кто не разделяет идею войны с Богами-тенями?
– В то, что он бодрствует и непобедим… но находится далеко, за кулисами, как ваш христианский бог.
– Так, а что там за история с Зуль?
И снова сверкнули белые зубы между темными губами.
Зуль и Черный храм
«Зуль Тубал-Зу была девушкой, красота которой превосходила обе луны, но язык у нее был такой же черный, как и волосы. Когда Зуль исполнилось десять лет, ее волосы повязали первым тевиком, но ее язык тоже следовало бы подвязать или спрятать. Ибо, когда волосы, свисавшие до самого мягкого места, подстригали, чтобы они лучше укладывались под мерцающий тевик, мать случайно дернула эту завесу цвета черного дерева, и Зуль выругалась. Мать упала без чувств, а слуги схватили вспыльчивую девочку и потащили в ее комнату на ферме, где отец разводил прекрасное стадо глебби.
Прошло три года, и Зуль подчинилась закону молчания, который приняла вместе с тевиком – разговаривала лишь в доме своего отца, вне посторонних глаз и всегда уважительным тоном, как подобает ребенку на пороге взрослой жизни. Но когда подошло время, и Зуль, проснувшись однажды, обнаружила, что стала женщиной, скоро выяснилось, что все последние годы ее черный язык просто пребывал в спячке, подобно дурбику, ожидая возможности снова извергнуть свой яд.
Ведь когда Зуль получала Вены Уггиуту…»
– Что? – спросил я.
– Наши шрамы. Они называются Вены Уггиуту. Показывают, что он присутствует в нас и что мы несем на себе его печать. Что мы принадлежим ему.
– Но он же и людьми владеет?
– Конечно. Но я думаю… Я думаю, людям не нравится, когда им режут лица.
«…когда Зуль получала Вены Уггиуту, то от прикосновения лезвия испустила такое ругательство, которое заставило бы упасть в обморок самого сильного пастуха с фермы ее отца. Но жрецы крепко держали девочку и, несмотря на вопли и рыдания, завершили свое дело, стыдясь того, что приходится пачкать ножи кровью подобного создания. Один жрец даже предложил облегчить бремя отца Зуль, родившего такого ужасного ребенка, и использовать нож иным способом, но отец извинился и ответил, что верит в то, что дочь еще не безнадежна.
Тем не менее, теперь, когда она достигла брачного возраста, отец Зуль сильно тревожился и надеялся, что дочь не опозорит семью будущего мужа и не навлечет тем самым бесчестие на свою собственную.