Смотрю в ее черные глаза, маслянистые и дымящиеся, как мой кофе.
– Это было до того, как я встретил свою нынешнюю девушку. Мне было одиноко. Я совершил ошибку. Мне стало жаль бедную девушку – она сказала, что хочет покончить с той жизнью, которой жила. Поэтому, услышав в новостях про ее убийство… наверное, я зациклился на этом деле. Был человек, которого я… я… не то чтобы любил. Но я почувствовал себя ужасно из-за всего этого. Думаю… я почувствовал вину за то, что был одним из тех, кто воспользовался ее печальным положением. Думаю, мой интерес к ней стал болезненным и навязчивым. – Теперь я не отрываю взгляда от Салит, а она – от меня. – Но я клянусь, что не причинял ей вреда. Я не убивал ее.
Салит поворачивается на стуле, чтобы обратиться к своему напарнику.
– Сперма в жертве была калианской, – напоминает она ему.
– Это ничего не значит, – зловеще бормочет тот. – То, что ее последними клиентами были двое калианцев, не значит, что именно они ее убили. Убийца, возможно, никогда не кончал в нее и даже не вступал с ней в половую связь.
– Он говорит, что пройдет сканирование на честность, – говорит Салит.
– Вы сделаете это прямо сейчас, мистер Руби? – спрашивает Лардин. – Отказываетесь ли вы от своего права проконсультироваться сначала с адвокатом?
– Да, безусловно, – отвечаю я. – Мне нечего скрывать.
Лардин что-то бормочет Салит, затем встает и выходит из комнаты.
– Что это, Кристофер? – немедленно спрашивает моя девушка, ее голос звучит не менее профессионально, когда она вытаскивает из пачки распечаток страницы «Вен Древних».
– На случай, если ты не догадалась, Сэл, – шепчу я, – у меня интерес к оккультным наукам. Любым, от народных сказок до религии. Вот почему я постоянно спрашиваю тебя об Уггиуту. Вот почему я был в калианском читальном зале. Мне просто неловко было раньше признаться, насколько меня интересуют подобные вещи. Я не хотел, чтобы ты считала меня чудиком.
– Лучше бы ты только им и был. – Салит щурит глаза, которые внезапно становятся скорее пугающими, чем прекрасными. – Потому что, если это ты убил ту девушку, Крис, я тебя на хрен уничтожу.
– Сканирование докажет, что я не лгу.
– Проститутка, Крис. Очень мило…
– Это было до тебя
– Она была так молода…
– Сэл…
– Так что же ты делал с этим оккультным дерьмом? С этими снимками?
– Произносил что-то вроде молитвы на каждом из мест, где была найдена одна из частей ее тела. Честно признаюсь, сегодня я произнес все восемь. Это был ритуал ради того, чтобы помочь ее душе обрести покой. Как уже сказал, Сэл… Я чувствую себя таким виноватым из-за…
Я умолкаю, когда неуклюжий, мощного вида чум возвращается в комнату, держа в руках небольшое устройство. Подойдя ко мне, он большим пальцем грубо прижимает клейкий диск к центру моего лба. Диск торчит там, как индийский бинди. Затем форсер снова садится и активирует устройство для проверки честности. Салит придвигается ближе, чтобы смотреть на сканер сверху. Ее крепко сцепленные пальцы лежат на столе.
– Как вас зовут? – требовательно спрашивает Лардин.
– Кристофер Руби.
– Появлялись ли вы сегодня на каком-либо из мест преступления, связанных со смертью проститутки Елены Дарлум?
– Да, сэр. Я был на всех восьми.
– С какой целью? – Он не сводит глаз с миниатюрных дисплеев устройства.
– Я чувствую себя виноватым из-за того, что занимался с жертвой сексом. – Не могу видеть или интерпретировать показатели сканера, но знаю, что не лгу. – Я посетил каждое место, поскольку чувствую связь с жертвой. Признаюсь, что в каждом месте совершал оккультные ритуалы. Я интересуюсь оккультизмом. – И снова понимаю, что не лгу. Однако повторять часть о том, что ритуалы были молитвами, призванными освободить душу Елены, я не стал… она была не совсем честной.
– Это вы убили Елену Дарлум?
– Нет, сэр, я не убивал Елену Дарлум.
– Вы каким-то образом связаны с тем, кто мог убить Елену Дарлум?
– Насколько мне известно, нет.
– Вам известна личность человека или людей, убивших Елену Дарлум?
– Нет, сэр, неизвестна.
Лардин поднимает свой тяжелый череп и хмуро смотрит на Салит. Она едва заметно кивает, затем поворачивается ко мне. Хотя ее глаза по-прежнему холодно блестят, она произносит:
– Ваша история подтверждается, мистер Руби.
– Отлично, – вздыхаю я. – Эм… так я могу идти?
– Да, но послушай, – хрипло говорит Лардин, тыча пальцем мне в лицо. – Держись, твою мать, подальше от мест преступлений, свежих или старых. Мне не по нутру упыри… даже упыри, которых мучают угрызения совести. Ты просто потратил мое время впустую, пришлось ехать сюда ради этого дикого бреда.
– Мне очень жаль, детектив Лардин.
– И держись подальше от проституток без лицензии! Знаешь, только за это я мог бы надеть на тебя наручники.
– Да, сэр. Я так и поступлю, сэр.
Салит тянется ко мне и отклеивает ото лба диск. Наверное, это последний раз, когда ее пальцы коснутся моей кожи. Глаза у нее по-прежнему холодные и черные, как пистолет в кобуре.
– Можете забрать свои вещи и идти, мистер Руби, – говорит она, поднимаясь и возвращая мои распечатки. – Мы проводим вас до выхода.
Мне возвращают мое новое черное пальто и бумажник. Лардин отходит поговорить с сержантом Гаскином. На мгновение Салит задерживается, и я шепчу ей еще раз.
– Мне очень, очень жаль, что так получилось, Салит. Надеюсь, ты дашь мне шанс позже объяснить все.
Миг нерешительности. Затем:
– Посмотрим. – Она поворачивается ко мне спиной и уходит, чтобы присоединиться к своему напарнику.
Я покидаю накрытый куполом сороковой участок. Снаружи уже опускается ночь, словно улицы Панктауна затапливает самый глубокий космос.
Часть четвертая: Уггиуту
На свою вылазку я надеваю черное пальто, поскольку внизу может быть холодно. Хотя и терпеть не могу пачкать обновки. Но оно помогает спрятать обрез, ремень которого накинут на мое плечо – при необходимости можно просто вскинуть ствол под пальто. В одном кармане у меня коробка с патронами. В другом – разные карты подземки Панктауна, распечатанные с официального сайта Пакстонского транспортного управления.
У меня новый мощный фонарик. А вместо бальзама для губ аэрозольный баллончик с черной краской. Я подумывал о том, чтобы приобрести каску и замаскироваться под ремонтника, но не разобрался, где ее взять. После вчерашнего мне совсем не хочется проблем с форсерами, хотя в тот раз меня и сочли безобидным. Не хочу испытывать судьбу… но по-прежнему чувствую, что обязан узнать, важно ли то, что двадцать один год назад, во время великого землетрясения Храм Горящего Ока оказался точно в эпицентре и погрузился в рукотворные пещеры под городом. Это нечто вроде настойчивого зова то ли в голове, то ли во внутренностях, а я за последние дни научился внимательно прислушиваться к такого рода вещам.
Под черным пальто белая футболка, на которой я прошлой ночью нарисовал баллончиком символ – звезду со стилизованным глазом, зрачок которого похож на языки пламени. Не повредит. Может, даже защитит. Хотя Храму Горящего Ока он пользы не принес.
На еще одном сайте, созданном группой самопровозглашенных «исследователей городов», упоминалось, что храм был «на удивление нетронутым… (сохранившимся) почти полностью», когда они столкнулись с ним несколько лет назад на одном из участков подземки, перекрытом и заброшенном после землетрясения. На мутной фотографии казалось, что здание лежит на дне океана, а авторы/исследователи утверждали, будто их прогнало «большое, белое, похожее на краба существо», которое, предположительно, было роботом-ренегатом. После Профсоюзной войны группа мятежных роботов-рабочих укрылась в заброшенных туннелях подземки и канализации, где теперь они производят самих себя, время от времени пробираясь на поверхность, чтобы украсть или купить припасы на деньги, заработанные разными преступлениями (банда «Чокнутые», состоящая из одних роботов – одна из самых опасных и легендарных в городе). Но исследователи заметили, что район был не из тех, которые обычно ассоциируются с воинственными автоматами и что других они не встретили.
Судя по моим картам, ближе всего к закрытой зоне я смогу добраться по Зеленой линии, а ближайшая станция Зеленой линии – терминал моста Самнера. Я спускаюсь в подземку возле своего дома, откуда начинается первый этап путешествия. Большинство туннелей Панктауна на том же уровне, что и районы субтауна. Вроде того, в котором я живу. Ниже есть еще одна транспортная система – по сути, подземка под подземкой, – но храм опустился не настолько глубоко. Я пересаживаюсь на Зеленую линию и еду до нужного терминала.
Притворяюсь, будто жду на платформе этой маленькой станции, на которой нет ни магазинчиков, ни торговых автоматов, как на станциях покрупнее. На самом же деле – смотрю на вход в туннель справа от меня. Там арка, темноту за которой нарушает свет далеких лампочек то ли техобслуживания, то ли аварийного освещения. Вдоль правой стороны туннеля исчезающий во мраке узкий проход или мостик с перилами, опять же для техобслуживания или аварийной эвакуации.
Я замечаю у входа в туннель камеру системы безопасности и еще пару таких же на станции, но вокруг нет ни патрульных, ни транспортной охраны, ни сторожевых роботов. Лишь немного скучающих людей, которые ждут попутку и стараются друг на друга не смотреть. На станции пахнет, как в раздевалке спортзала средней школы. Массивные, усеянные заклепками балки пересекают потолок и служат опорами. Вдоль облицованных зеленой плиткой стен на длинных экранах висят анимированные рекламные щиты. Прямо сейчас на них крутится шикарная реклама легального борделя «Солон» с большим штатом высокооплачиваемых «Елен».
Почти беззвучно подъезжает вытянутый точно пуля поезд. Большинство пассажиров, ожидающих вместе со мной, поднимается на борт, некоторые покидают зависший вагон и рысью взбегают наверх (на этой платформе нет даже эскалатора). Когда поезд трогается, со мной остаются только двое. Мне сделать свой ход сейчас, пока не прибыло больше народа, или, наоборот, предпочтительней, чтобы их стало больше? Что лучше: меньше людей, которые меня заметят, или больше людей, которые меня прикроют?