У Дрю возникло искушение передвинуть существо на несколько футов, чтобы то оказалось прямо напротив собора. Так оно еще сильнее походило бы на заблудшую душу, которой отказано в спасении. Но нет, создание решило умереть именно здесь, а Дрю, хотя и был художником, решил уважать его выбор.
Он быстро прошел остаток пути до дома. По дороге встретил компанию из четырех влесси – расы, на которую нечасто наталкиваешься. Их нечеловеческая внешность и, вероятно, мнимая репутация кровопийц немного нервировали Дрю, но, проходя мимо, он бросил несколько взглядов через плечо, заинтригованный внешностью влесси, и мысленно отметил кое-какие особенности, чтобы позже, возможно, использовать их в своем творчестве.
Сегодня лифт на чердак снова не работал, лишь болезненно пищал и трясся, пока Дрю его не выключил. Металлические ступени, по которым пришлось подниматься, лязгали под тяжелыми ботинками. Часть лестниц, по которым он шел, располагались внутри старого склада, а другие – снаружи. Мутная дождевая вода просачивалась между грязными белыми керамическими плитками облицовки, к которым крепились внешние лестницы, похожие на скелеты громадных паразитов. За одним окном раздавался женский плач. Дрю и не знал, что кто-то поселился на разгромленном третьем этаже. Может, это призрак? Раньше Дрю думал, что фантомы живут на крыше старой опечатанной фабрики через дорогу – ночью они часто бродили под дождем, светясь мягким голубым светом, – пока, наконец, не понял, что это чей-то голотанк в грозовые ночи посылает рассеянный сигнал. Это объясняло частые перестрелки. Просто кино. А он-то думал, что призраки снова и снова проживают свою смерть.
Его мансарда занимала верхний этаж целиком. Узкий балкон тянулся вдоль всего здания, и теплыми ночами Дрю сидел там и слушал музыку, глядя на городские огни основанной землянами колонии под названием Пакстон. Которая чаще и не обязательно по-теплому называлась Панктаун. Иногда Дрю делал здесь наброски. Он работал с более объемным материалом, однако был убежден, что каждый творец должен уметь рисовать, так же как каждый хирург должен знать, как накладываются швы.
Мебель на балконе была свалена в кучу и перевернута на время зимы. Дождь хлестал его по спине, пока Дрю пытался отпереть дверь. Подсвеченные кнопки кода замигали, и он уже собирался достать ключ, когда большая металлическая дверь, наконец, заскрежетала и отворилась на три четверти, прежде чем ее заело. Дрю проскользнул внутрь, ударил по верхнему блоку тошнотворно зеленых лампочек и нажал на внутренний ключ. Створка закрылась с жалобным металлическим стоном.
Верхний свет тоже потрескивал. Возможно, буря повредила проводку, незаконно подключавшую его к городской электросети. Что ж, такую цену приходится платить.
Прямо в пальто, отяжелевшем от дождя и завивавшемся вокруг ног, Дрю направился к металлическим полкам, которые были заставлены большими, помеченными клейкой лентой бутылями с жидкостями и порошками. Вытащил одну без этикетки, отвинтил крышку и, понюхав содержимое, отшатнулся от запаха. Оно самое.
С бутылью, которую он зацепил пальцем за ручку, словно за спусковую скобу, Дрю протопал обратно к двери и вернулся под ливень.
Тот набирал силу, но вода едва ли навредила бы герметику. В конце концов, он же водонепроницаемый.
Клон был на прежнем месте. Никто не унес его, ни одно животное им не пообедало. От него не исходило зловония. Как давно существо мертво? Запечатало ли окаменение кожи его разложение? Пластиковый герметик справится с этим гораздо лучше.
Дрю лил прозрачную, густую, как сок, жидкость прямо на труп, не обращая внимания на пролетавшие и проносившиеся по мокрой улице машины. Он был осторожен и старался не наступить в герметик, который уже начал растекаться вокруг фигуры. Дрю хотел залить вещество таким плотным слоем, чтобы приклеенный к улице клон было невозможно убрать, пока кто-нибудь, наконец, не додумался бы освободить его долотом.
Герметика осталось совсем немного, Дрю вытряхнул остатки, просто чтобы избавиться, и выбросил кувшин в переулок между складами. Кивнул, с улыбкой глядя на фигуру, которая блестела, словно покрытая лаком. Затем подумал, что было бы интересно расписаться рядом на тротуаре краской из баллончика – в конце концов, он же вытатуировал свое имя на нескольких клонах, прежде чем выпустить их, – но боялся, что кто-то может подумать, будто это обычный мутант, а он – его убийца.
Конечно, в мастерской всегда имелись клоны в процессе создания, чтобы подтвердить реальное положение дел.
Дрю промок насквозь, ему не терпелось вернуться, принять горячую ванну, сварить чашку свежего кофе. Он оставил свое мертвое детище, по-прежнему довольный и самой его смертью, и тем, что после гибели оно продолжит существовать в виде произведения искусства.
Он всегда держал полным большой бак для кофе, который когда-то принадлежал местному кинотеатру – запах кофе успокаивал, а журчание умиротворяло. Напиток был застоявшимся, двухдневным, поэтому Дрю его слил и поставил готовиться новый. Он уже принял ванну, переоделся в чистые спортивные штаны, черную футболку и ботинки для кун-фу. Вдохновленному вечерней находкой, ему не терпелось приступить к работе. Предстоял дорогостоящий заказ.
Не он ли хлюпает в своей химической ванне? Из нее тоже исходило приятное уху бульканье, однако вонь реактивов раздражала, поэтому Дрю, как правило, задвигал перегородку и включал вентиляторы. Клоны часто ворочались в своих амниотических ваннах, будто зародыши в тревожном сне.
Этот, как обычно, предназначался для богатого клиента. На создание клона уходили недели, иногда больше, но одна продажа позволяла оплатить месячную ренту и обеспечить себя едой и материалами для работы.
Поначалу Дрю был наивен и думал, что проданные им создания, возможно, выставляются в похожих на клетки террариумах, как экзотические животные, или, чтобы их можно было лучше рассмотреть, прогуливаются на вечеринках среди гостей. Что ж, да, и то и другое было правдой. Но Сол – друг, связывавший Дрю с богачами, – однажды был на вечеринке, где одного из клонов подарили имениннику на день рождения. Существо на всю ночь приковали цепью к колонне из искусственного мрамора, а в конце праздника вынесли на ярко освещенный двор и заставили проглотить невероятно дорогое кольцо. Затем молодому человеку, у которого был день рождения, преподнесли нож, чтобы он мог достать кольцо, которое тоже предназначалось ему в подарок. Под ободряющий вой и улюлюканье своих юных друзей именинник начал резать, тыкать и гоняться за убегающим созданием. Сол сказал, что когда умиравший клон срыгнул, наконец, кольцо, юноша был разочарован. Но все равно выпотрошил его, забросал внутренностями своих гогочущих друзей, гонялся за своей девушкой вокруг бассейна с головой клона, затем швырнул ее в воду под одобрительный рев.
Поначалу Дрю не знал, как ко всему этому относиться. Во-первых, разумеется, уничтожать его произведение искусства было все равно, что разрезать на ленты картину.
А кроме того, разве не являлись клоны продолжением его самого?
Главное, что нужно было сделать с каждым клоном, независимо от того, какой станет его конечная форма, – стереть сходство с самим собой. Дрю добивался этого множеством способов: химическими инфузиями, окрашиванием, клеймением, татуажем, скарификацией, прижиганием, удалением конечностей, добавлением конечностей, хирургическим вмешательством, молекулярным взломом, генетическими манипуляциями. Он не хотел, чтобы эти существа становились его автопортретами. Клоны не должны были походить на него, иначе стали бы результатом работы природы и науки, а не произведениями искусства. Дрю использовал собственный генетический материал лишь как своего рода глину, поскольку тот был под рукой. И если бы это когда-нибудь стало юридической проблемой (он лишился художественного гранта, как только начал создавать клонов), Дрю смог бы защититься тем, что манипулировал только собственным телом, а с ним имел право делать все что хотел. Этика клонирования и права клонированных форм жизни были достаточно туманными, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности. Пока он ограничивался клонированием самого себя.
Не менее важным, чем изменение тела, было уничтожение разума, чтобы тот не имел ни малейшего сходства с его собственным. Дрю и этого добивался самыми разными способами – иногда грубыми и жестокими, иногда более утонченными, но в лучшем случае клон становился шаркающим недоидиотом, не способным даже подавать канапе на вечеринках высокого класса. Это была еще одна юридическая подстраховка – так Дрю создавал нечто настолько же «человеческое», как морская звезда. И еще ему не хотелось, чтобы его разум дублировался в чем-то столь жалком. В чем-то, не способном испытывать ужас от собственного состояния.
В конце концов он приспособился к более садистскому использованию своего потомства. Уничтоженные клоны, замученные клоны, затравленные клоны, клоны, изнасилованные толпой. Мишени для стрел и дротиков, как слышал Сол, в летних играх на воздухе. Они не были самим Дрю. И уж точно не были кем-то другим. Их стоило оплакивать не больше, чем клетки кожи, которые постоянно отмирают, или ногти, которые подстригаешь. И если его произведения искусства уничтожали, что ж, купленные, они принадлежали другим людям, а те могли делать с ними все что хотели. Деньги, заплаченные клиентами за возможность приобрести, а иногда и убить часть целого, поддерживали жизнь основного организма.
А еще на эти деньги Дрю мог создавать клонов, которые были для него важнее всего – тех, кого по завершении выпускал бродить по улицам Пакстона/Панктауна, куда бы ни занесли их безмозглые головы. Одни были голыми, другие – закутанными по-зимнему, некоторые красивыми, другие – отвратительными, как те четверо, которых он к своему великому удовольствию выставил напоказ в прошлый Хэллоуин.
Но, несмотря на создание за последние три года стольких клонов, Дрю до сегодняшнего вечера ни разу не видел ни одного из них мертвым. О, он слышал о судьбе нескольких. Кого-то убила банда, другого сбили ховеркаром. Дрю предполагал, что большинство из них умерло от голода или замерзло. Слышал, что нескольких поместили в приюты для бездомных. Его всегда интриговал вопрос: куда исчезли его творения на просторах города? Однажды Дрю пришел в восторг, увидев спустя год одного из них живым. Клон поедал птицу в маленьком парке внутреннего дворика. Взглянул на своего творца снизу вверх и не узнал, плоть у существа была ярко-красного цвета, на лбу и обнаженной груди виднелись спиральные клейма, как у какого-нибудь прекрасного демона. Даже если люди не осмеливались подойти достаточно близко, чтобы увидеть фирменную подпись Дрю, даже если не знали его имени, даже если думали, что существо было разрисованным психом, мутантом, инопланетянином или настоящим демоном, они восхищались