– Доктор сделал все что мог. Остальное зависит от тебя. Ты плохо стараешься. Нужно идти вперед и не оглядываться назад. Знаешь, папа и тебя часто дразнил. Наверное, это подорвало твою самооценку. Тебе тоже следует вернуться и убрать весь этот мусор. Это может помочь. Понимаешь?
– Это будут не настоящие воспоминания об отце! Это будет его отцензурированная версия!
– Таким он и должен быть, – пробормотала Терр.
– Помню, маленькими мы с тобой поссорились, ты начала меня душить, пока я не перестала дышать, и мне стало по-настоящему страшно. Может, и это стоит стереть, а?
– Мы были всего лишь детьми! – рявкнула Терр. – Но если это все еще беспокоит тебя, то давай, стирай.
– Тогда у меня мало что останется, – пробормотала Коль. – Мы и так кучу времени растрачиваем на сон. А это похоже на еще большую потерю времени.
– Плохого времени. Тебе оно не нужно. Так будет лучше. Как же иначе?
Коль смотрела, как луна опускается над шпилями и монументами изломанного силуэта города. От спутника осталось всего три четверти, и Коль казалось, что кто-то откусил от нее большой кусок.
Коль переехала сюда в конце прошлогоднего сезона свежевания и теперь с облегчением могла сказать, что в этом году время забоя почти закончилось. Это случилось на несколько месяцев раньше срока, но она предположила, что у энтсе год короче. По сточным канавам перестала течь кровь, а чучела не меняли – их оставили разваливаться, сохнуть и мумифицироваться на жарком солнце.
Теперь Коль охотнее гуляла по окрестностям и ранним вечером одного из воскресений отправилась в магазинчик на углу. Возвращаясь в свою квартиру, она замерла у фасада какого-то здания, где останавливалась и раньше.
Это было старое, осыпающееся кирпичное строение, его возвели местные жители – чум, еще до колонизации. Но ископаемое в его кирпичах оказалось не таким древним. Это была мумифицированная фигура землянина – несчастный случай при телепортации наполовину вплавил беднягу в серые камни. Над его головой была нарисована стрелка, похожая на уличную разметку, указывавшую на водопроводную трубу, которая ожидает ремонта. Как будто ему требовался такой указатель. Однако на видимую половину тела никто не заявил права и не убрал. Одежда по большей части была порвана и истрепана, одна рука отсутствовала, наверное, ее унесли юные хулиганы вроде того, который нарисовал краской из баллончика гениталии на месте высохших.
Весь правый бок мертвеца от макушки до ступней был скрыт в стене. Половина его головы вросла в кирпич, так что осталась только глазница и половина безгубой гримасы. Несколько прядей седых волос колыхались в томном летнем воздухе.
Коль протянул руку и легонько коснулся плеча землянина, словно желая утешить его в одинокой, безмолвной тоске. Затем, смутившись, огляделась и увидела мужчину-энтсе, наблюдавшего за ней из окна того самого кирпичного здания. Лицо его было так близко, а глубоко посаженные глаза смотрели на нее так пристально, что она вздрогнула. Было ли это обычным любопытством, или он чувствовал жестокое удовольствие, наблюдая ее сентиментальность? Коль не могла этого определить по скелетному лицу призрака, завернутому в зеленое и черное. Но энтсе ретировался сразу, как только был замечен, будто сам смутился, и несмотря на то, что они принадлежали к таким кардинально разным расам, его тайные действия заставили Коль задуматься, не мог ли он тайком любоваться ей.
Встревоженная этой мыслью, она поспешила домой, пока не стемнело.
– Еще раз здравствуйте, – произнес симпатичный молодой человек, облокачиваясь на стойку. Может, он прятался снаружи, пока не убедился, что в магазине больше никого нет? – Как насчет мокко-капучино, экстра большого?
Коль слабо улыбнулась и повернулась к нему спиной. Неохотно.
Молодой человека приходил сюда уже третий раз за этот месяц. Во второй раз она втайне обрадовалась, снова увидев его. Но после того как они перебросились несколькими словами и он ушел, начали проявляться сомнения. Даже страхи.
Что, если он знал ее еще до начала лечения? Проще говоря, что если это был ее муж, которому удалось разыскать, выследить ее? Муж, как-то выяснивший, что она его не узнает? Муж, находивший извращенное удовольствие в том, что снова ухаживал за своей бывшей женой, будто в первый раз, желавший показать ей, что она так легко от него не сбежит?
Ее взгляд метнулся к сумке на задней стойке. Там был пистолет. Если молодой человек попытается зайти за стойку…
Поставив перед ним кофе, Коль спросил:
– Ну, и что же мы теперь читаем?
– Сборник рассказов писателя двадцатого века Юкио Мисимы. – Мужчина показал ей книгу. – Он покончил с собой с помощью ритуального выпускания кишок.
– Фу, – нервно усмехнулась Коль, принимая деньги. – Что ж, наслаждайтесь им.
– Вам тоже стоит почитать… он великолепен. – Ритуальное ссыпание мелочи в стаканчик для чаевых. – Что ж, увидимся в следующий раз, да?
– Хорошо. Пока.
Коль смотрела ему вслед. И тем вечером закрыла магазин на пятнадцать минут раньше, помчалась в книжный и купила томик рассказов Мисимы. Начала читать еще в маневровке по пути домой. В книге могли быть какие-то подсказки, даже такие, которые молодой человек хотел, чтобы она уловила. Что-то, способное пролить свет на его истинную личность, на его истинные намерения.
Был ли он ее мужем? Был ли он одним из насильников с парковки?
– Да… Я это помню, – сказала Коль в видеофон, ее правая рука рассеянно перелистывала сборник Мисимы. – Доктор Руди действительно говорил о возможности записать воспоминания на случай, если я передумаю… за дополнительную плату. Но в то время я считала, что никогда этого не захочу, и решила сэкономить немного денег, поэтому…
– Итак, вы решили не записывать паттерны, – произнесла секретарша доктора Руди, отвернувшись от экрана и изучая что-то на другом мониторе.
– Верно, – сказала Коль. – Но я надеялась… Я подумала, что он, возможно, все равно записывает эти штуки и после процедуры сохраняет их на случай, если кто-то изменит решение. – Коль попытался пошутить: – Или захочет изменить решение измениться.
– Нет, это не в правилах доктора Руди, простите. И даже если бы это было не так, с момента вашего первого сеанса прошло уже больше года. Однако нет, – женщина снова повернулась лицом к Коль, – я все равно посмотрела и не увидела никаких признаков того, что он когда-либо делал запись удаленных вами воспоминаний. Мне очень жаль.
Коль улыбнулась и пожала плечами.
– Все в порядке… Я на самом деле не думала, что он что-то записал. Просто было любопытно. В любом случае, спасибо.
– Простите, что не смогла помочь.
– Это неважно. Еще раз спасибо. – Коль нажала на кнопку, и лицо женщины сменилось экранной заставкой.
Теперь Коль с большей осознанностью листала книгу Мисимы. В рассказе «Патриотизм» с мучительными, исполненными любовью подробностями описывалось двойное самоубийство – так называемое синдзю – японского офицера и его жены. Особенное внимание уделялось выпусканию кишок мужчиной. Коль почти представляла, как Мисима вспарывал себе живот и записывал наблюдения. Читая рассказ, она вообразила раны и кровь, и у нее так закружилась голова, что пришлось на несколько мгновений отложить книгу, лишь бы успокоить дыхание.
На что намекал молодой человек этой книгой? Неужели он – ее муж, одержимый ею и наконец выследивший… а теперь предлагавший вместе совершить этот самый беззаветный из романтичных поступков? Умереть вместе в ритуале синдзю?
Коль снова подняла взгляд на бессмысленное мельтешение цветов на экране видеофона. Насколько тщательно проверяла та секретарша в приемной на самом деле? Не нужно ли самой попытаться поговорить с доктором Руди?
Что, если Руди сохранил запись для своих собственных целей? Для развлечения? Может, сейчас он смотрит на первую брачную ночь Коль и ее мужа глазами Коль?
Может, наблюдает за тем, как ее насилуют на парковке, и находит это возбуждающим?
Мысль настолько ужасала, что Коль вздрогнула. Но ведь мужчины именно такие, правда? Во время опросов они открыто признавались, что пошли бы на изнасилование, если бы знали, что это сойдет им с рук. Признавались, что это их главная сексуальная фантазия. Мужчины хотели – мужчины брали. Коль снова подумала о глядевшем на нее из окна энтсе, о его лице – лице всех мужчин, – лишенном лживой плоти, фасада цивилизации, сохранившем лишь провалы глаз и усмешку смерти.
Наступила ночь. Коль включила музыку. Заварила чай. Подошла к окну.
Завтра она вернется к работе. И возьмет с собой пистолет, как делала всегда… Хотя в последнее время она стала носить его в кармане платья, а не в сумке на плече. И если молодой человек придет снова, она наставит на него пистолет и потребует, чтобы он назвался.
Если он окажется насильником, она выстрелит ему в лицо. А если он окажется ее мужем, то она выстрелит ему в сердце, потом выстрелит в сердце себе, потому что синдзю означает «внутри сердца». И тогда они с мужем соединятся, будут снова навеки связаны. Смертью. Они станут одним целыми.
Прошла маневровка. Вспышка искр на секунду осветила чучело из плоти, подвешенное к окну напротив… Теперь уже едва узнаваемое – почти развалившаяся кучка рваных ошметков.
Член профсоюза
Земная колония Пакстон, которую ее жители без обиняков прозвали Панктауном, была плавильным котлом преступлений и извращений тысячи планет и дюжины измерений, а его ярким примером был бар «Кривая усмешка».
Пока официантка, которая сквозь дымную пелену этого плавильного котла принесла двум мужчинам баллончики с успокоительным газом, не оказалась прямо над посетителями, она даже не напоминала человека из-за геометрических имплантатов под кожей, превративших ее лицо в многогранный драгоценный камень из живой плоти. Только глаза сохранили некоторую природную симметрию. Ну что ж, дайте время.