– Если вообще удается, – проворчал он.
После рабочего дня инспектор сидел с сотрудниками «Кристаленс» в баре неподалеку. Он спросил их, как на самом деле чувствовали себя те, кто работал в тренажерном зале.
– Ну, не ради этого я ходила в школу, – призналась симпатичная женщина с бритой головой. – Меня уволили с последней работы, так что я не могу себе позволить быть разборчивой. Но пока это оплачивает счета… и это на самом деле довольно забавно.
– Эй, а в чем проблема? – рассмеялся парень чуть за двадцать с накаченной грудью, допивая четвертую банку пива. – Переходишь с места на место, так что скучно не становится. Мы там хорошо проводим время. Зарплата небольшая, но и не такая уж маленькая… И поглядите, что мы делаем. Это удерживает меня на моем социальном уровне. – Он отсалютовал бокалом Йолку.
– И ты гордишься тем, что делаешь? Чувствуешь себя важной персоной, бегая по кругу, как крыса в колесе?
– Эй, это так же важно, как и все остальное, верно? Какое мне дело до гордости? Лишь бы противно не было. А как насчет тебя, приятель? Тебе нравится то, что ты делаешь?
Йолк лишь свирепо зыркнул на краснолицего мужчину с потными волосами и допил свой напиток. «Апатичный придурок, – мысленно обругал он рабочего. – Все вы такие. Заботитесь о собственной деградации меньше, чем я».
Они невежественны, возразил он в защиту рабочих. Ими манипулировали. Они не видели, что их эксплуатируют.
Дело закрыли. Йолк чувствовал вину за то, что больше ничего не мог сделать… а еще за то, что именно он вывел тренажерный зал на чистую воду. Он был уверен, что скоро найдутся подражатели – здесь и, возможно, в других колонизированных мирах.
Меньше чем через три месяца после расследования в «Мангаудис Кристаленс» Виту убили в дамской комнате подземки два парня-чум ради денег на наркотики.
«Они были безработными», – спорил сам с собой Йолк. Работай они в таком месте, как «Кристаленс», возможно, им не пришлось бы убивать его любовь ради своего «социального уровня». Такие места, как «Кристаленс», хороши до тех пор, пока обеспечивали хоть какую-то работу. И его профсоюз был эффективен, пока следил, чтобы люди там работали, пусть это и было фарсом.
Но всех этих отчаянных доводов не хватило, чтобы помешать Йолку купить на черном рынке взрывчатку.
Он потратил на это последние четыре зарплаты. Пять пакетиков с похожим на зеленую глину составом, каждый всего по полфунта. Дилер заверил Йолка, что несмотря на примитивность купленного материала, его более чем достаточно, чтобы сровнять с землей целое здание. Йолк поблагодарил мужчину, подумывая: не пристрелить ли его да не забрать ли обратно свои деньги у поддонка из синдиката? Но тот же просто выполнял свою работу.
В «Мангаудис Кристаленс» не было ни второй, ни третьей смены, но в бинокль ночного видения Йолк разглядел робота-охранника – призрачную смесь танка и насекомого, – передвигавшегося по вестибюлю. Реликвия, оставшаяся от далеких сражений, когда роботы вроде этого охранника и отряды наемников-штурмовиков были железными перчатками на мягких белых руках типов вроде Мангаудиса. Йолк, как партизан, крался снаружи гигантского «радиоприемника» в стиле ар-деко.
Он знал, что делать. Он был героем Профсоюзной Войны и в свое время разрушил не одну фаб-рику.
Прохладный ночной воздух приятно шелестел в волосах и касался кожи. Несмотря на свою боль, Йолк чувствовал себя живым. Опять молодым. Он прижал раскатанных из взрывоопасной «глины» червей к основанию здания, в одном месте вдавил шарик вещества в вентиляционное отверстие трубы. Никаких проводов не требовалось: это был умный материал, его амебный разум и высокая стабильность зависели от специального радиокода на крошечном передатчике в кармане пальто Йолка.
Когда вся «глина» была израсходована, он прокрался обратно к припаркованной в отдалении машине, сел внутрь и не стал закрывать окно. Отхлебнул пива, которое принес с собой. Несколько минут ему грезилось, что Вита – редкая, похожая на драгоценный камень Вита – сидит рядом. Но он был один.
«Им все равно», – подумал он. Рабочим в тренажерном зале. Этим шутам. Этим обезьянкам шарманщика. Их даже не волновало, что Мангаудис намеренно выставляет их дураками. Назло профсоюзным чиновникам и назло самим рабочим. Да и какое дело профсоюзу до этого? Тот получал свои взносы… Вот что имело значение. Это была просто очередная операция, да? Как легализация синдиката. Так почему же его это должно волновать?
Пойти на такое, значит стать преступником. Профсоюзная Война закончилась. Наступило ленивое, апатичное мирное время. Вита всегда гордилась им за его чувство справедливости и честную игру. «Ты молодчина», – смеялась она. Он станет преступником…
«Им все равно», – повторял его разум. Они зарабатывали деньги на свое содержание. Им было стыдно за себя не больше, чем тем подонкам, которые убили Виту ради денег на наркотики. Они не заботились о себе, не говоря уже обо всем обществе. И не могли уважать других, раз не уважали самих себя.
Устройство было у него в руке, большой палец завис над кнопкой, и Йолк походил на человека, размышлявшего, не переключить ли канал ВТ, на человека, созерцающего ракетную мишень.
Им все равно. Иди домой. Делай в профсоюзе все, что можешь. Только на это и можно реально надеяться. Человек должен принять свою ограниченность. Как говорила Вита, не всегда удается победить дьявола.
Йолк завел машину.
Да, отправляйся домой. Фейерверк не вернет Виту. Фейерверк не сотрет жуткую улыбку с каждого бескровного лица. Машина приподнялась на два фута и зависла над землей. Просто отправляйся домой. Неважно, захочет ли Мангаудис кому-то отомстить.
Ховеркар бесшумно выскользнул через пустую парковку на тихую улицу. От его движения откатилась в сторону пустая винная бутылка.
«Что ж, может, я тоже хочу отомстить вам, – мысленно обратился Йолк к рабочим. – Потому что вам все равно. А мне надоело о вас заботиться».
Он оглянулся через плечо, поднял крошечное устройство, которое держал в руке.
И ночь ненадолго вспыхнула от его гнева… Затем прибыли роботы-пожарные. А несколько пожарных-людей, попивая кофе, наблюдали, как они тушат пламя.
Вакидзаси
На стенах камеры л’леведа висели увеличенные фотографии трех его жертв. Соко разглядывал их, ожидая, когда л’левед появится из своего контейнера, точно ленивый джинн, не желающий вылезать из лампы.
На первой фотографии была пухленькая молодая человеческая женщина, лежавшая лицом вниз в высокой траве заброшенного уголка парка. В одних носках. На второй – свернувшаяся калачиком обнаженная женщина, которая лежала на боку, будто спала в похожем на пещеру устье дренажного туннеля того же парка. На третьей было просто женское лицо, снимок, очевидно, сделали в морге. Глаза открыты, а рот расплылся в широкой загадочной улыбке. Это была чум, уроженка здешнего мира, колонизированного Землей, гуманоид, если не считать ее огромного рта, который выглядел как рана от уха до уха. Но ни на одной из трех жертв не было видимых ран, л’левед творил свои зверства внутри тел.
На столе под плакатами стоял компьютер. У л’леведа был доступ в сеть, и именно оттуда – в частности с сайта TrueCrime – он выудил фотографии своих жертв. Соко гадал: знали ли семьи женщин о том, что их близкие развешены в камере существа, которое их убило? Тем не менее он сомневался, что семьи сумели бы как-то нарушить права л’леведа на доступ к информации или на украшение своей камеры. Надзиратель мог лишь попросить его добровольно убрать плакаты, и л’левед ответил бы, что повесил их, дабы напомнить себе об ужасных деяниях, которые совершил, встретиться с призраками и покаяться в своих грехах.
Соко снова обратил внимание на контейнер, который стоял в центре камеры. Тут не было кровати, и заключенный отдыхал в этом приспособлении. Оно было не просто кроватью, а системой жизнеобеспечения. Пока л’левед служил дипломатом и жил в посольстве своего народа здесь, в Пакстоне, напротив парка, помощник-человек перевозил его в этом устройстве. Сейчас человек сидел в той же тюрьме за соучастие в преступлениях посла, поскольку таскал «лампу джинна» в парк на спине и искал подходящих жертв для своего босса.
Соко услышал негромкий механический скрежет, такой могли бы издавать очень старые часы перед тем, как отбить час. Контейнер состоял из центрального цилиндра и двух цилиндров поменьше по бокам – все три из металла медного цвета. Из верхушек двух маленьких труб поднялись сопла. Вслед за этим в главном цилиндре раскрылась спиральная диафрагма. Краем глаза Соко увидел, как другой человек, находившийся с ним в камере, слегка подался вперед в предвкушении.
Хотя Соко и сомневался, что л’левед попытается применить насилие, он положил руку на висевшую у бедра кобуру. Как и все охранники тюрьмы строгого режима Пакстона, он носил пистолет, который не выстрелил бы, почувствовав, что его держит кто-то, кроме сотрудника, которому тот выдали (во время одной из попыток побега заключенный отрубил охраннику руку и зажимал в ней украденный пистолет, но оружие определило, что рука не живая и не сработало как надо). Но л’левед не стал бы пытаться отнимать оружие: защищенный дипломатическим иммунитетом, он должен был вернуться в родной мир, как только условия позволят открыть портал в другое измерение, где существовала его планета.
Заключенный начал выбираться из своей камеры внутри камеры. Из обоих боковых сопел вытянулись упругие нити телесного цвета, похожие на растянутый почти до предела умный пластилин. Псевдоподии прикрепились к потолку, словно для того, чтобы вытащить наружу остальное существо. Из среднего цилиндра поднялось нечто, напомнившее Соко яйцевую капсулу акулы или ската: квадратный безликий комок плоти с двумя похожими на рога конечностями вверху и внизу. Нижняя пара оставалась по большей части внутри устройства. Соко не представлял, что может находиться у них на концах и сколько именно существа оставалось в контейнере. Два верхних рога, довольно гибких, слегка покачивались в воздухе точно щупальца.