– Своей жене вы нужны живым.
– Ей действительно нужна моя помощь, – признал Ки. – Ей нужны эти деньги. Я хочу, чтобы с их помощью она вернулась в наш мир. Я сказал ей о своем желании… и она поклялась, что исполнит его.
– Л’левед, – сказал Соко, – то, как он убивает… это будет больно.
– Не больнее Жертвы, – ответил Ки.
Соко уставился на существо и медленно кивнул, зная, что вайаи увидит это движение силуэтом или голограммой, которые спроецируется внутри его черепа. Это был жест спокойного понимания.
– Мне было… очень приятно, – сказал ему Соко.
– Приходите поговорить со мной еще раз, офицер Соко, – ответил вайаи с мягкой улыбкой.
– Возможно, я так и сделаю. Удачи вам. И вашей жене.
Соко развернулся и пошел прочь по коридору. За одним из барьеров, который он миновал, тучный и, видимо, обнаженный мужчина лежал наполовину прикрытый в постели, по обе стороны от него сидели красивые женщины. Голограммы не особенно естественного происхождения. Заключенным разрешалось владеть различными видеоиграми и голографическими системами. Тучный мужчина искоса посмотрел на Соко, словно приглашая его присоединиться к вечеринке. Тот с отвращением быстро отвернулся… не желая, чтобы какая-то раздутая человеческая личинка затмила в его сознании слепую грацию существа, с которым он провел несколько минут.
Два дня спустя, во время ежедневных часовых упражнений, заключенный-человек – тоже смертник – глубоко вонзил заточку в кишки Ооуо Ки.
К тому времени, когда Соко узнал об этом и добрался до лазарета, вайаи уже умер. Его убийца, которому нечего было терять, дико орал что-то о том, что гуманоид – расист и предубежден против людей, раз так безжалостно убил пятерых из них. Кто-то сказал Соко, что, по его мнению, ненависть этого человека вызвал интерес, который Ки получал в тюрьме.
В тот день Соко хотел сослаться на недомогание и пойти домой. За всю свою карьеру он ни разу не брал больничный. Но вместо этого разыскал Дэвида Пола Фриснера… и обнаружил, что тот уже передавал послу Рхх неприятные новости.
Едва заметив появление Соко, Фриснер продолжал умолять л’леведа сохранять спокойствие.
– Время еще есть, сэр… мы можем что-нибудь придумать… другой заключенный… кто-то за пределами тюрьмы со смертельным заболеванием… а, а… тот, кто ищет помощи в самоубийстве…
– У нас не хватит времени! – прошипел тихий голос л’леведа из решетки в среднем цилиндре «лампы джинна». Прикрепленные к потолку эластичные псевдоподии были натянуты, как стальные тросы, а улиткообразные щупальца на центральной части извивались, будто страдали. – Посмотрите, сколько времени было потрачено впустую на подготовку вайаи! Вы не понимаете, что со мной будет! С самой моей душой!
– У нас есть почти неделя, прежде чем…
– Неделя! Неделя! Времени больше нет! – причитал этот, казалось бы, бестелесный голос, в то время как его эктоплазменное тело билось в судорогах. – Я стану нечистым! Изгоем для моего народа!
Тут Соко покинул их, незаметно ускользнув прочь. Покидая парочку, он отметил, что, в отличие от последнего визита к послу, на этот раз духовный представитель остался на безопасной стороне фиолетового барьерного поля.
Убедившись, что голос по внутренней связи – тот же, который говорил с ней по видеофону, видеопластина которого была для нее бесполезна, Иа Ки открыла дверь квартиры и впустила гостя, Кена Соко.
– Спасибо, что согласились повидаться… принять меня, – произнес Соко мягким, уважительным тоном.
Женщина была почти неотличима от своего мужа. Высокая, прямая, с круглым черепом, ярко-желтой кожей и легкой приятной улыбкой.
– Могу я заварить вам чаю?
– Нет, благодарю вас.
– Проходите, садитесь.
Соко последовал за ней в гостиную. Уютную, несмотря на голые стены. Однако тут и там стояли скульптуры, отличавшиеся привлекательными формами и фактурами. Соко поймал себя на том, что по пути к потертому дивану протягивает руку, чтобы дотронуться до некоторых из этих произведений.
– Вы хорошо знали моего мужа? – спросила миссис Ки.
– Нет. Мы были знакомы недолго. Но я был… впечатлен его любовью к вам. Ваша культура произвела на меня впечатление.
– Я польщена, – застенчиво пропищала она.
– У меня с собой есть кое-что. Подарок, который я хочу передать вам.
– Это очень любезно с вашей стороны. Что-то из вещей моего мужа?
– Что-то из моих вещей. – И он с поклоном протянул ей завернутый в ткань предмет. Женщина почувствовала его приближение и раскрыла руки, чтобы принять дар. – Будьте осторожны, открывая его, – предупредил Соко. – Он очень острый.
Женщина-вайаи откинула ткань. Ощупала гладкие лакированные ножны. Сомкнула пальцы на оплетенной рукояти. Вытащила на несколько дюймов лезвие, которое – чего она не могла видеть – ярко вспыхнуло оранжевым в лучах послеполуденного солнца. Словно меч еще ковали.
– Оружие? Для моей защиты?
Соко улыбнулась.
– В некотором смысле. Сейчас я отведу вас туда, где вам заплатят за этот меч. Заплатят больше, чем у вас когда-либо было. Или чем вы когда-либо мечтали. И я хочу, чтобы вы воспользовались этими деньгами для того, чтобы проявить уважение к желаниям своего мужа. Я хочу, чтобы вы вернулись в свой мир.
Маленький застенчивый рот существа искривился в замешательстве и тревоге.
– Я не могу принять это от вас, мистер Соко! Если меч действительно столько стоит…
– Стоит. И вы должны его принять. Если вы этого не сделаете… то опозорите меня.
– Но как я могу? Как вы можете расстаться с такой вещью? Так много денег…
– Если бы я воспользовался этими деньгами, то опозорил бы своего отца, миссис Ки. У меня нет сына, которому я мог бы передать меч. Не знаю, какая судьба уготована этому мечу после меня. Это единственная достойная участь, которую я могу для него придумать. Я хочу, чтобы этот меч стал, по сути, оружием, которое убьет людей, что опозорили вас. Я хочу, чтобы этот меч… защитил вас.
Вайаи опустила голову. У нее не было глаз, из которых могли бы пролиться слезы, но от нее исходил странный тихий свист – то ли изо рта, то ли из отверстия во лбу, Соко не мог определить.
– Вы оказываете мне большую честь, мистер Соко, – сказала она ему. – Я принимаю ваш подарок.
Соко встал и протянул ей руку, чтобы отвести к торговцу редкими артефактами прямо сейчас, как и обещал. Он мог бы сам отнести туда меч, а затем просто прийти с деньгами, но это было бы совсем не то же самое.
Хотя она не нуждалась в помощи, миссис Ки все же протянула ему руку и встала.
– Спасибо, – сказала она, ее улыбка дрогнула.
– Я благодарю вас, госпожа Ки, – сказал ей Соко, отвешивая короткий, резкий поклон, как это было принято у его народа.
Препарирующий душу
Мадхур Джабвала не могла уснуть, поэтому прошлепала босиком на свою кухоньку, заварила чашку чая, затем в своей удобной мужской пижаме села за домашний рабочий стол, чтобы приступить к препарированию мозга казненного заключенного.
В данный момент мозг находился в резервуаре с фиолетовой жидкостью в лаборатории судебно-медицинской экспертизы участка номер два… в десяти минутах езды на ховеркаре от квартиры Мэдди через Пакстон – колонию Земли, которую жители прозвали Панктауном. Чтобы получить доступ в полицейскую лабораторию, Мадхур пришлось отсканировать свое изображение и голос по видеофону. Сделав это, она произнесла несколько паролей, чтобы войти в интересующую ее точку. Теперь основной и несколько дополнительных экранов заполняли данные и изображение мозга серийного убийцы в бурлящем аквариуме. Мозг походил на таинственное и непостижимое животное, которое дремало на дне, крепко стискивая свои секреты в закрученных клубках, напоминавших пучок туго свернутых щупалец.
Блестящие черные волосы Мадхур растрепались после сна, под тяжелыми веками темнели глаза. Как и вертикальное «око» в центре лба. Однако, хотя она и была по происхождению индианкой, бинди имело для нее лишь косметическое значение и являлось не более важным проявлением культуры, чем ярко-голубой оттенок, в который Мадхур красила волосы в колледже. Одна из ее коллег шутила, что вертикальный бинди на голове выглядит как влагалище. Мэдди в ответ отшутилась, что из этого влагалища рождаются мысли.
Задав дату и время, она продиктовала дальнейшие инструкции компьютеру и приступила к препарированию отсканированной копии. Дополнительные дисплеи с какой-то головокружительной жестокостью показывали трехмерные поперечные сечения с цветовой кодировкой и объёмные изображения с пространственным разделением деталей. Она говорила и одновременно направляла мышью тонкий зонд, вводя тот в упокоившееся существо. Следуя за его продвижением, на основном экране появилось значительно увеличенное изображение органа изнутри.
Судя по поведению этого человека, его мозг мог оказаться больным. Как патологоанатом Мэдди чаще исследовала иные части тела, определяя причину смерти. Но сейчас пыталась выяснить, что заставило владельца этого мозга убивать других людей. Иногда ей удавалось найти опухоли, дефекты – незначительные или серьезные… а иногда образец оказывался настолько совершенным, словно был создан с помощью генной инженерии. Но преступления в любом случае могли быть чудовищными… а назначенное наказание могло стать одинаково суровым, независимо от того, какие причины руководили действиями убийцы – соматические или психологические. Разумеется, людей с серьезными физическими недостатками не казнят. Но действия этого человека были настолько отвратительны, что Мэдди сомневалась, что какая-нибудь опухоль или аномалия смягчила бы приговор, если бы о ней стало известно заранее. А этому человеку еще при жизни предложили провести сканирование мозга – на случай, если у него действительно окажется какой-то физический недостаток. Это могло бы создать видимость плохого владения собой и вызвать симпатию присяжных. Однако он категорически отказался от сканирования, а закон защищал его от навязывания подобной процедуры, пока человек был жив. Точно так же он отказался от проверки правдивости, которая позволила бы ускорить судебный процесс и отстранила бы от участия в нем присяжных. Но им пришлось устанавливать истину, и они постановили, что этому пропитанному кровью существу нельзя позволить жить дальше.