Мутант определенно не был привлекательным. И у него не было работы. Человек без работы. Без карьеры. Без стремлений. Он не заслуживал того маленького кусочка плоти, который позволял ему называться мужчиной наряду с теми мужчинами, которых Айн желала видеть на канале «Злые люди».
Она достала из своей сумочки очки.
– Ты кто-то вроде социального работника? – спросил мусор у ее ног, так удачно сочетавшийся с разложением и руинами вокруг себя, и уставился на Айн рыбьим взглядом.
Тупой урод. Что он знал о социуме или о работе? Специально отупляет себя, чтобы избегать и того, и другого. Что ж, скоро она прорвется сквозь этот туман…
Кровь брызнула внутри видтанка, превратившегося в аквариум боли.
Гейл открыла рот, чтобы что-то сказать. Это было еженедельное собрание сестер, ровно через неделю после церемонии посвящения Айн. И та принесла запись для просмотра. Когда все закончилось, Гейл почувствовала необходимость что-то сказать, о чем-то спросить, но не успела ничего сделать, как начался новый эпизод…
На видтанке появился тучный чернокожий мужчина. Айн повернулась к остальным девушкам и ухмыльнулась.
– На этот раз я надела красивую плотную шапочку для купания, чтобы защитить свои волосы.
– Айн…
– Смотри.
Этот мужчина боролся. Боль почти привела его в сознание, и он был силен. Изображение с камеры поплыло, девушки услышали, как Айн выругалась, падая, когда мужчина пнул ее ногой. Затем она выпрямилась. Появился пистолет. Прицелился. Беззвучно выстрелил, дважды. Мужчина забился в конвульсиях.
Камера опустилась ниже, возобновилась съемка крупным планом.
Когда все закончилось, Гейл уже ждала третьего эпизода. Но его не было.
– Айн, – сказала она, всплеснув руками, – что это было за дерьмо? Мы ведь уже посвятили тебя, так?
Айн неловко улыбнулась, перевела взгляд с Гейл на остальных четверых девушек и обратно.
– Это было для нашего развлечения, в основном… Тебе не кажется, что это производит впечатление? Такое хорошее, основательное, вдохновляющее развлечение, вроде «Злых людей», верно? В чем дело?
– Айн, это разовый символический ритуал, а не хобби, ясно? Мы – Сестры, самое важное женское сообщество, которое когда-либо знал университет, а не клуб вампиров.
Рот Айн слегка приоткрылся. Она выдержала пристальный взгляд Гейл, но не смогла заставить себя снова посмотреть на остальных. Кровь прилила к ее сексуально пухленькому белому лицу пятнышками, похожими на сыпь.
– Я не вампир, Гейл.
– Ну, это новое развлечение для тебя или что? Ты устроилась наемной убийцей в триаду Ын Ютсана и забыла нам сказать?
– Я думала, тебя восхищало то, что я сделала!
– Меня и восхищало… Восхищало, но… Мне это никогда по-настоящему не нравилось. Я… – Гейл выпрямилась, слегка вздернула подбородок. – Я не уверена, что у нас с тобой одинаковые мотивы.
– О чем ты говоришь, Гейл? Я хочу того же, чего и вы все, – быть злой!
– Айн… почему бы тебе не выйти на несколько минут в другую комнату? Пожалуйста.
– Зачем?
– Чтобы мы, остальные, могли поговорить.
– Поговорить? О чем?
– О голосовании.
– А. Понимаю. Я так и подумала, что ты это имеешь в виду.
– Пожалуйста, выйди в другую комнату, Айн. Хорошо?
– А. Хорошо. Прекрасно.
С невозмутимым спокойствием, но с лицом по-прежнему покрытым пятнами, Айн вынула свой видеодиск, положила его в карман, а затем вышла из комнаты, цокая высокими черными каблуками.
Когда дверь за Айн закрылась, Шивка покачала головой.
– Она слишком гипердраматичная, слишком незрелая.
– Она просто пытается превзойти всех нас, – сказала Александра.
– Она уходит. Мне жаль, – произнесла Гейл. – У нее, в некотором смысле, хватит яиц на десятерых злых мужчин… но ей действительно нужно сфокусировать свою энергию. Очень незрелая.
– Мы можем позволить ей попробовать еще раз в следующем году, – предложила Александра. – Возможно, она не будет так усердствовать после того, как усвоит урок.
– Нужно иметь хоть немного класса и достоинства. – Гейл направилась к двери, чтобы позвать Айн обратно. Но сначала она обратилась к оставшимся четверым. – Значит, мы все проголосовали?
Никто не пошел против этого решения. Гейл приоткрыл дверь.
– Айн, не могла бы ты вернуться, пожалуйста?
Та вошла. Ее шелковый изумрудно-зеленый жакет и юбка блестели, помпадур на голове был неподвижен, как скульптурный элемент, восстановленный после выдергивания волос и прикрытый защитной шапочкой. Размазанная помада смыта, губы снова очерчены с бритвенной четкостью, как у гейши. Айн выглядела так, словно уверенно входила в зал заседаний совета директоров, возглавляя некую новую, довольно прожорливую корпорацию. Она – лидер, она здесь для того, чтобы обращаться к ним, решать их судьбы. В конце концов, разве ее сестры не оказались маленькими скользкими червячками, которых, как сами утверждали, ненавидят?
– Айн, – сказала Гейл.
– Да? – ответила та, а затем выстрелила Гейл в лицо из пистолета, который достала из своей сумочки. Патроны, частью потраченные на историю с тучным мужчиной, закончились прежде, чем Айн добралась до Александры, так что пришлось преследовать ту с ножом, который дала Гейл. Удалось сработать довольно быстро, хотя ее снова дернули за волосы.
Перед уходом Айн подожгла комнату. Черви, думала она, быстро шагая по улице к подземке, осмеливались называть себя Сестрами немилосердия… а потом попытались отвергнуть ее? Александра рыдала и умоляла о пощаде. Это было бы смешно, если бы не было так жалко.
Нет, больше никаких червей среди Сестер, она позаботится об этом, думала Айн, садясь в поезд, который доставит ее в богатый, хорошо охраняемый полицией район Панктауна, где жила ее семья.
Нет, отныне она проследит за тем, чтобы все новые посвященные действительно проявляли себя.
Сердце за сердце
Нимбус посмотрела из окна на переулок, а именно – на стену стоявшего напротив здания. Там виднелась работа Тила, написанная яркими аэрозольными красками, фигуры были очерчены так четко, что казались нанесенными по трафарету. Однажды Тил рассказал ей, что с детства расписывал Панктаун своими граффити. Это работа представляла собой длинную полосу египетских иероглифов. Нимбус ни разу не спросила, что они означают. И знал ли это он сам.
А еще она подумала, сколько же ранних шедевров Тила успела увидеть, прежде чем встретила его… и не подозревала, глядя на них, или прислоняясь к ним спиной, чтобы выкурить сигарету, или забиваясь под них, чтобы поспать в переулках холодными ночами, что когда-нибудь их с Тилом судьбы сойдутся. Не подозревала, что станет его партнершей в самых разных смыслах.
Она наблюдала, как в переулок въехал потрепанный робот-уборщик на воздушной подушке. Как обычно, незадачливый агрегат был полностью покрыт рисунками. Не такими художественными, как у Тила. От ненасытного скрежета и грохота, с которым робот вгрызался в кучи отходов, у Нимбус сжались челюсти. При его приближении сплющенная картонная коробка перевернулась, и двое бледных юношей бросились бежать по переулку, чтобы не оказаться раздавленными мусорщиком. Бледные насекомые из-под перевернутого камня. Тень пробежала по сердцу Нимбус.
Шипение воздуха с сердитым пневматическим ударом заставило ее испуганно оглянуться. Неужели здесь тоже автоуборщик? Ее тело напряглось, готовясь кинуться прочь. Старые инстинкты умирают с трудом.
Тил сидел за своим рабочим столом, который тянулся вдоль высокой кирпичной стены, выкрашенной им в глянцево-розовый. На него дул маленький переносной обогреватель; мансарда была большой и отапливалась неравномерно. У его локтя стояла кружка с кофе. Это была самая домашняя картина, какую видела Нимбус. Тил боролся с шипящей змеей воздуховода, подсоединенного к компрессору, который он где-то раздобыл, его лоб напряженно морщился. Нимбус улыбнулась этой картине, и по всему ее телу медленно разлилось тепло, рассеивая холодную тень, словно выглянувший из-за облака луч солнца.
Она подошла к Тилу в одних носках и обняла его сзади. Он чуть раздраженно хмыкнул и заерзал, по-прежнему пытаясь умерить поток воздуха в шланге, поэтому Нимбус, дразня его еще сильнее, наклонилась и уткнулась носом ему в ухо, ее волосы упали ему на лицо. Он мог огрызнуться, но сумел установить нужный уровень воздуха и со вздохом оторвался от работы, спиной прижавшись к груди Нимбус. Затем завел руки за спину, чтобы погладить ее плечи.
– Еще кофе? – промурлыкала она, прикусив зубами мочку его уха.
– Нужно приберечь на завтра. Это все, что у нас осталось.
– Я могу купить немного. Маленькую упаковку.
– У нас не хватит денег.
– Нет?
– Нет. Подожди, пока Вилли мне заплатит.
– Лучше бы он тебе заплатил. Ведь знает, как тебе это нужно.
Вилли был старым другом, у которого имелась собственная скромная типография. Тил делал для него иллюстрации, разрабатывал логотипы для визитных карточек и фирменных бланков клиентов. Сейчас это был практически весь доход Тила. Ему повезло, что домом владел его дядя.
Нимбус обошла вокруг стола и села Тилу на колени. Тот устало улыбнулся, погладил ее бедро сквозь мягкую ткань застиранных треников. Они оба еще не переодели теплые спортивные костюмы, в которых спали, и не приняли утренний душ. Жесткая щетина и растрепанные короткие волосы Тила казались Нимбус такими привлекательными, будто он был заспанным маленьким мальчиком. Временами она испытывала к нему почти материнское чувство. Даже спустя год все это было для нее таким странным, таким чуждым. Но таким согревающим.
Рука Тила скользнула под ее толстовку сзади и заскользила вверх-вниз по гладкой упругой коже. Нимбус почувствовала, как он твердеет у нее под ягодицами. Улыбнулась ему, слезла с его коленей, взяла за руку.
Кровать стояла рядом с раскаленным оранжевым обогревателем в углу высокой мансарды. Можно было сбросить одежду и с комфортом расположиться поверх одеял. И они согревали друг друга объятиями и трением тел, пока не разогрелись и не вспотели.