Обходя его по кругу на почтительном расстоянии, Титус искал способ проникнуть внутрь, если это вообще сегодня возможно. Одна боковая металлическая дверь была плотно закрыта. Пара помятых и облупившихся ворот погрузочного дока также. Титус отметил, что на них по трафарету нанесен белый символ – то ли логотип компании, то ли иероглиф на незнакомом ему языке. На противоположной стороне здания обнаружилась еще одна дверь, без особого оптимизма Титус положил руку на ее щеколду. Та небрежно щелкнула. Дверь была не заперта.
Титус заколебался. В грязном стекле увидел отражение своего собственного лица. Привлекательный темнокожий мужчина сорока одного года, с блестящей, глубокого каштанового оттенка и все еще гладкой кожей. Белки цвета мягкой слоновой кости за стеклами очков напоминали о клавишах старого пианино. Титусу показалось, что выражение у него грустное. Отражение терпеливо смотрело на него, будто за дверью стоял другой человек и ждал, когда его выпустят.
Титус не знал, вторгается ли на чужую территорию, но если бы его поймали, мог искренне заявить о своем невежестве. Он ведь пришел, чтобы осмотреться? Да и прежде заходил во множество заброшенных зданий. Титус потянул дверь на себя, и та открылась, даже не скрипнув.
Но он снова замялся на пороге. Внутри было сумрачно, хотя серый свет проникал через незакрытые окна. Титус достал из кармана брюк фонарик и вспомнил о разрешенном пистолете, который носил в наплечной кобуре под пальто. Панктаун суров и в менее безлюдных районах. Заброшенные здания – привлекательные убежища для бездомных, особенно с приближением зимы.
Еще в «Джей Джей Редхуке» он спросил у мужчины за стойкой, который его обслуживал, что тот знает об этом здании.
– Раньше там был завод керамики, кажется, я как-то слышал, как кто-то об этом рассказывал. Если тот, о ком я думаю, то сейчас он не работает. Один из наших парней, которые водоросли собирают, раз днем зашел туда со своими приятелями, а потом рассказал мне, как они столкнулись там с мутантом. А может, каким-то инопланетянином, кто знает? Говорили, эта штука походила на помесь дьявола и ночной кошмар, и она выгнала их оттуда ко всем чертям.
– Я слышал об этом месте, – заговорил другой продавец за стойкой. – Думаю, там производили химикаты. И там живет старик, совсем один. Наверное, он надел маску, или использовал голографический проектор, или что-то в этом роде, чтобы выгнать этих придурков. Если туда завалился этот баран Брэндон со своими дружками, я бы и сам их прогнал.
Вот почему, стоя в дверном проеме, Титус не знал, высматривать ли ему пожилого бездомного или какого-то опасного мутанта или инопланетянина. «А возможно, – подумал он, стараясь себя развеселить, – это окажется пожилой инопланетный мутант». Более чем вероятно – и логика подсказывала, что это так, – в здании обитало множество заблудших душ. Что ж, он сталкивался с такими и раньше. Ему уже приходилось вести себя грубо. Титус включил фонарь и шагнул внутрь.
Это было что-то вроде открытого холла или внутреннего двора, который уходил вверх в центре здания. Высокий свод, почти потерявшийся во мраке, оказался внутренней стороной того самого купола, который Титус видел снаружи. Стены холла тоже были кирпичными, из них выглядывали арочные окна. Металлические пешеходные мостики с сетчатыми защитными перилами пересекали вертикальный туннель, соединяя одну сторону с другой на четырех уровнях, но ни лестниц, ни лифтов не было видно. Титус пересек нижний этаж и подошел к металлической двери. Его темное отражение в узком стекле снова выглядело так, словно с другой стороны за ним кто-то подглядывал, пока Титус не посветил на стекло фонариком и не прогнал собственный призрак.
Надежда оправдалась, за дверью оказалась лестница, и он начал подниматься. Если бы не фонарик, в этом замкнутом пространстве царила бы кромешная тьма, и Титус обрадовался, добравшись до первой лестничной площадки, поскольку она выходила в холл с его тусклыми пятнами солнечного света. Он ступил на первый из металлических мостиков и остановился посередине, чтобы допить кофе. Вместо того чтобы унести пустой стаканчик с собой, Титус учтиво поставил его на край мостика, а затем продолжил путь. Перед ним открылась еще одна дверь. Он вошел в длинный кирпичный коридор со сводчатым потолком и дверью лифта на расстоянии вытянутой руки. Хотя тот мог по-прежнему работать на долговечном аварийном генераторе, Титус не стал рисковать и пошел вперед по напоминавшему туннель коридору, позволяя лучу фонаря и собственному капризу руководить собой.
Одна из дверей, через которую он заглянул, привела Титуса в большой зал, заполненный огромными темными корпусами сложных машин. Даже приблизившись к одной из этих внушительных громад – осторожно, словно опасаясь, что та внезапно со скрежетом и лязгом оживет, – Титус не рискнул бы определить их изначальную функцию. Проведя лучом по кирпичным стенам, обнаружил несколько каких-то графиков, схемотехнических указаний, но никаких надписей, которые могли бы указать на происхождение последних владельцев здания.
Проходя по второму этажу, а затем и по третьему, Титус был поражен относительной чистотой завода. Здесь не было следов ни опустошающих пожаров, ни разлива химикалий, которые потребовали бы эвакуации (хотя физическое бедствие редко становилось причиной гибели заводов, экономические невзгоды страшнее стихийных катастроф). Более того, не было никаких признаков того, что тут обитали бездомные и бесправные. Никаких привычных граффити на стенах, разбросанных пивных и винных бутылок, следов наркоманов. Ни запаха мочи, ни мусора, ни грызунов или насекомых, которых привлекли бы отбросы. Такое большое место должно кишеть разными племенами, нациями бездомных, конкурирующих в своего рода микрокосме.
Что удерживало их на расстоянии? Конечно, тут царила жуткая, тревожащая тишина. Но жители Панктауна не отличались кротостью. В этом городе каждый был готов пустить в дело зубы и когти – неважно, носил он грязные лохмотья или костюм-тройку. Что могло так встревожить банду, пожелавшую заполучить просторный притон, или компанию разъяренных мутантов, раз здание оставили нетронутым, необитаемым? Не произошла ли, в самом деле, какая-нибудь опасная утечка, о которой Титус пребывал в блаженном, а возможно, и смертельном неведении? Или здание было просто настолько искусно замаскировано, что о его существовании просто не подозревали?
Он уже добрался до четвертого этажа и остановился на мостике, перекинутом через холл, чтобы с такой высоты заглянуть вниз, в кирпичную пропасть. По тихому стуку в выходившие на улицу окна и тому, что свет стал еще более серым, он понял, что начался дождь.
Погодите. Титус оперся на перила и вытянул шею, чтобы рассмотреть мостики на уровнях ниже. Он оставил пустой стаканчик из-под кофе на первом пешеходном мостике. Но теперь там ничего не было.
Значит, он тут не один. Титус вновь ощутил тяжесть прижатого к ребрам пистолета. Кто же там был? Какой-нибудь сморщенный человечек-тролль? Какой-нибудь демон с пылающим яростью лицом?
Он продолжил идти по мосту и изучать окружающее, решив быстренько осмотреть последний этаж, прежде чем отправиться с докладом. Титус сдвинул очки на переносицу. Они фиксировали все увиденное и услышанное, чтобы у него была запись исследований, которую можно было бы представить вместе с отчетом.
Наконец он вошел в еще одно просторное, но довольно низкое помещение, заполненное циклопическими механизмами. По стенам и потолку, уходя во мрак, змеились пучки кабелей, будто корни или одичавшие виноградные лозы. Стояла замогильная тишина. Однако все же слышалось слабое тиканье. Различив его, Титус затаил дыхание и подумал, что это, возможно, стук дождевых капель по окну. Но окон он не видел. Насекомое ползет по полу? Когда Титус повернул голову в поисках источника звука, его взгляд упал на одну из машин. Он направил на нее фонарь и двинулся вперед. Добравшись до цели, Титус выключил фонарик, поскольку из маленькой узкой щели машины исходил едва уловимый свет, бледное свечение из самой глубины. Титус прильнул глазом к отверстию.
Одинокая стеклянная вакуумная трубка неизвестного типа излучала мягкое зеленое свечение светлячка. А единственный крошечный поршень, двигаясь вверх-вниз, создавал похожий на стрекот сверчка звук, который Титус услышал. Вот и все. Это было похоже на последний тлеющий уголек на пепелище… на предсмертные удары сердца динозавра.
Что-то еще привлекло внимание Титуса, когда он выпрямился. Луч его фонаря отразился от задней стены. Пробираясь к ней через оборудование, инспектор определил, что та сделана из стекла, окрашенного в темно-желтый цвет. Будто из янтаря.
Стена казалась очень толстой и была покрыта пылью; Титус протер ее рукавом пальто, затем прижал к поверхности фонарь и очки, жалея, что не захватил с собой другие, помощнее, в которых можно видеть в темноте. Там за мутной стеной, что, другой зал?
Внезапно Титус погасил фонарь и отпрянул. В тот миг, когда его луч коснулся ножек узкой койки, словно предназначенной для заключенного и придвинутой к дальней стене маленькой комнаты, внутри нее начал разгораться тусклый свет. Он продолжал расти, отбрасывая желтый свет на незваного гостя и окружавшие его механизмы. Титус сделал еще несколько шагов назад.
И вот фигура, которая, наверное, все это время находилась в камере, поднялась с кровати и подошла к стеклу. Ее силуэт вырисовывался в рассеянном свете, сиявшем позади. Титус мог определить только то, что это была обнаженная женщина, слишком темная, чтобы разглядеть ее лицо, но с привлекательными очертаниями. Фигура вытянула руки и поднесла ладони к стеклу. Титус отпрянул еще дальше. Теперь, казалось, она прижалась к стеклу лицом… и смотрела на него…
По необъяснимой причине Титус развернулся и побежал. Пальто зацепилось за какой-то станок, вырываясь из хватки, он разорвал ткань.
Его шаги гулко отдавались на одном мостике. На другом. На лестницах было слишком темно; на одной он чуть не оступился и не разбился насмерть.