– Рад, что вы решили прийти. Я – Невин Парр. – Они пожали друг другу руки. – Садитесь. Что будете пить?
– Кофе.
Мужчина подозвал официантку, которая принесла им обоим кофе. Джонс отметил, что рожденец тоже не притуплял свои ощущения алкоголем.
– Итак, как же вы познакомились с моим приятелем Мудрингом? – спросил рожденец, поднимая свою чашку с отбитым краем и осторожно отпивая.
– На улице. Он дал мне денег на еду в обмен на небольшую услугу.
– Так что теперь вы время от времени перевозите для него наркотики. Иногда берете на передержку «горячие» стволы.
Джонс хмуро посмотрел на свои ладони в перчатках, переплетенные, будто спаривающиеся тарантулы.
– Я разочарован. Думал, Мудринг сдержаннее.
– Пожалуйста, не сердитесь на него; я же говорил, что мы с ним старые приятели. Что ж, как бы там ни было… мне следует называть вас мистер Джонс? – Парр широко улыбнулся. – Магниевый? Или Мэг?
– Это все одинаково бессмысленно.
– Я никогда раньше по-настоящему не общался с кем-то из взращенных.
– Мы предпочитаем слово «тень».
– Хорошо, мистер Тень. Итак, сколько вам лет?
– Пять.
– Вы довольно сообразительны для пятилетки.
– Закодированная память длинноцепочечных молекул в капельнице для мозга. Я знал свою работу еще до того, как вылез из резервуара.
– Разумеется. Пять лет, да? Примерно в этом возрасте вас, ребята, и начинают заменять, верно? Говорят, что именно в этом возрасте вы начинаете наглеть… терять контроль. Поэтому вы и сбежали с Завода, не так ли? Поняли, что ваше время почти истекло.
– Да. Я знал, что меня ждет. Девять взращенных из моей команды удалили за два дня. Все они были примерно моего возраста. Мой контролер сказал, чтобы я не волновался, но я все понял.
– Уборка дома. Подвоз свежего мяса. Их убивают, не так ли? Старых взращенных. Их сжигают.
– Да.
– Я слышал, при побеге вы убили двух человек. Двух настоящих людей.
– Мудринг очень болтлив.
– Дело не только в нем. Вы убили двух человек. Я слышал, вас ищут. Называют «горячей головой» из-за татуировки. Могу я ее увидеть?
– На публике это неразумно, правда?
– Вы здесь не единственный сбежавший клон, но правда ваша, у нас работа, которая требует осмотрительности. Просто мне нравятся татуировки, у меня самого есть несколько. Видите? – Он закатал рукав, обнажив темную массу, на которую Джонс бросил лишь беглый взгляд. – Я слышал, на ваших татуировках прямо отрываются. Кто-то же должен получать удовольствие.
– Татуировки делают роботы. Они просто получают доступ к файлам с графическими изображениями. В большинстве случаев те не имеют никакого отношения к нашим функциям или выбранным для нас именам. Их делают для нашей идентификации и, наверное, для развлечения наших коллег-людей. Для них это красиво, я полагаю.
– Вас не поймали, но вы по-прежнему живете там же, недалеко от Завода. Наверное, вы скрытны. Это полезное качество. Так где же вы остановились?
– Не ваша забота. Когда я вам понадоблюсь, оставьте сообщение Мудрингу. Когда он увидит меня, передаст. Мудрингу тоже не обязательно знать, где я живу.
– Мудринг – ваш друг, или это просто бизнес?
– У меня нет друзей.
– Это очень плохо. Думаю, мы могли бы стать друзьями.
– Не представляете, как много это для меня значит. Итак, почему я вам понадобился? Потому что принадлежу к взращенным? И если да, то почему?
– Еще раз… потому что при побеге с Завода вы убили двух человек. Я знаю, что вы сможете убить снова, если у вас будет верный стимул.
– Я рад, что мы добрались до дела. Так каков же мой стимул?
– Пять тысяч мунитов.
– За убийство человека? Довольно дешево.
– Только не для взращенного, который за всю свою жизнь не заработал ни одной монеты. Не для взращенного, который живет на улице.
– Так кого же я должен убить?
– А это еще один стимул для вас, – ответил Невин Парр, на вкус Джонса, он слишком много улыбался. Сам Джонс редко улыбался. Он слышал, что улыбка – черта, оставшаяся от животных предков рожденцев, по сути она была угрожающим показом клыков. Идея его позабавила и заставила чувствовать себя более развитым, поскольку он-то редко искажал собственное лицо подобным образом. После напряженной паузы Парр, по-прежнему улыбаясь, продолжил: – Человек, о котором идет речь, – Эфраим Майда.
Джонс приподнял свои безволосые брови, хмыкнул и помешал кофе.
– Он – лидер профсоюза. Отлично охраняемый. Готовый мученик.
– Не обращайте внимания на последствия. Он доставляет проблемы людям, на которых я работаю, и эти проблемы похуже, чем принесет его смерть.
Джонс поднял глаза, внезапно все осознав. Он чуть не сунул руку под пальто за пистолетом, который купил у Мудринга.
– Вы работаете на Завод! – прошипел он.
Парр ухмыльнулся.
– Я работаю на себя. А кто нанял меня – неважно.
Внешне Джонс держал себя в руках, но его сердце громыхало так же сильно, как и музыка.
– Профсоюз дружит с синдикатом.
– Люди, на которых я работаю, способны справиться с синдикатом. Мэг, те протестующие ненавидят вас… теней. Они линчевали дюжину таких, как вы, за пределами Завода. Будь их воля, каждый из вас завтра же отправился бы в печь. Я слышал, вы и сами подверглись жестокой расправе, когда одна такая группа проникла на Завод. – Парр сделал многозначительную паузу. Его ложка звякала в чашке, созда-
вая водоворот. – Они вломились. Разбили машины. Убили нескольких вам подобных. Я слышал от нашего общего друга, что на вас голого наткнулись возле душа и порезали… сильно.
– На мою работу это не повлияло, – пробормотал Джонс, не глядя человеку в глаза. – И не то чтобы я пользовался той штукой, разве что писал. Теперь писаю, как рожденка.
– Значит, вас это совсем не беспокоит? Не беспокоит, что Майда работает с этими головорезами?
Они были в гневе. Джонс мог это понять. Если что-то и заставляло его ощущать родство с рожденцами, так это гнев. И все же сила их негодования… их отвращения… их откровенной яростной ненависти… была тяжким грузом. Они причинили ему боль. Джонс никогда намеренно не причинял вреда рожденцам. Заменить половину работников взращенными было решением Завода (большая замена стала бы нарушением трудового законодательства, но кандидат от консерваторов на пост премьер-министра боролся за то, чтобы компании не были обязаны гарантировать какое-либо соотношение клонов и неклонов. «Нужно поддержать свободное предпринимательство!» – восклицал он). Пусть лучше бастующие изувечат президента Завода. Пусть повесят его и его подчиненных в тени Бака. Но разве они не видели – несмотря даже на то, что Джонс работал вместо них, пока их безработица разрасталась, а семьи голодали на протестах, – что он был такой же жертвой?
Этот человек работал на его врагов. Конечно, Джонс и сам когда-то состоял у них на службе. И все же, мог ли он доверять такому сообщнику? Нет. Но все равно вел дела с людьми, которым не доверял. Джонс и к Мудрингу не повернулся бы спиной, но, в конце концов, ему нужно было есть. Пять тысяч мунитов. До побега с Завода он не заработал ни монеты и с тех пор ни разу не получил легальной работы.
Он мог бы уехать. Куда-нибудь в жаркое место. Удалить татуировку. Может, даже восстановить бесполезные остатки «мужественности».
Парр продолжал:
– Третий стимул. Вы не дурак, так что я признаюсь. Люди, которые меня наняли… вы раньше тоже на них работали. Если откажетесь, что ж… как я уже сказал, после того что вы сделали с теми двумя, они хотели бы заполучить вас.
Медленно и взвешенно Джонс поднял глаза, пристально посмотрел из-под костистых надбровных дуг. Улыбнулся. Улыбка походила на оскал.
– Вы хорошо справились, Невин. Не портите все ненужными стимулами. Я помогу вам убить этого человека.
– Простите. – Вечно эта улыбка. – Просто они хотят, чтобы это произошло как можно скорее, а мне не хочется начинать искать нового напарника.
– Так для чего вам напарник?
– Что ж, позвольте рассказать…
2. Сутенер инверсии
Со своего насеста на вершине перепачканного и бурлящего густой жижей Бака Джонс наблюдал, как в Панктауне наступала ночь. Снег кружился редкими хлопьями. Разноцветные огни горели в городе за Заводом и вспыхивали тут и там на самом предприятии, но для менее веселых целей. Время от времени под полупрозрачным куполом отдела Отгрузки вспыхивала яркая фиолетовая вспышка, когда очередную партию продукции телепортировали в иное место на этой планете или на какой-то другой. Возможно, отправляли бригаду, которой предстояло работать на шахтах астероида, или строить орбитальную космическую станцию или новую колонию, новый Панктаун, на каком-нибудь еще не изнасилованном, но уже облапанном мире.
Джонс наблюдал, как из грузовых доков выехал похожий на военный бронетранспортер ховертрак с крытым кузовом и направился к восточным воротам. Груз с более локальным пунктом назначения. Джонс представил себе содержимое: готовые изделия, сидящие двумя рядами и безучастно глядящие друг на друга. Взращенные без татуировок и имен. Возможно, компании, для которых они предназначались, не использовали татуировки и декоративные имена – «издевательские имена», – думал Джонс, – для идентификации работников-клонов». Что происходило в их головах по пути, и происходило ли что-нибудь? Эти взращенные еще не были запрограммированы на выполнение своих обязанностей, им еще не ставили мозговые капельницы. В отличие от них, Джонс, чьей работой было выпекать этих самых големов, родился уже с назначением. «Они невинны в своей бездумности, богаты своей бездумностью», – подумал он, наблюдая, как ховертрак исчезает в ночи. Сам Джонс был еще ребенком, но с оскверненной невинностью. Месяцы, прошедшие с его побега, походили на концентрированную жизнь. Было ли ему лучше в первые дни, когда его еще не охватили досада и раздражение? Случались такие моменты, когда он в своей новообретенной гордости не хотел признаваться, что чувствовал себя человеческим мальчиком, который жажд