нке, подключить его к современному компьютеру и закачать весь свой жизненный опыт. Псевдожизнь. Фальшивая жизнь. Жизнь «а-зачем-вообще-жить».
По той же причине она предпочитала весомую вещь, артефакт – физическую книгу, а не ее цифровую копию. Что-то, что можно подержать в руках, можно понюхать (она любила прижиматься носом к раскрытой книжке и вдыхать яркий аромат новых чернил или затхлый запах старости). Анушка предпочла бы виртуальную книгу реальной не раньше, чем ребенка-робота младенцу из плоти и крови. Или виртуального любовника мужчине, созданному из живых клеток.
В сети можно было даже совершить экскурсию по большей части этого огромного, основанного землянами города-колонии на планете Оазис, не сталкиваясь с его широко разрекламированными и вполне обоснованными опасностями (некоторые районы были настолько небезопасны, что, в некотором смысле, оставались неизведанными – ненанесенными на карты, террой инкогнита). Анушка была готова рискнуть ради похода на вьетнамский рынок. Ради покупки у уличного торговца жареной дилки, корнеплода, который так любят местные жители – чум. Ради ощущения солнца на своем лице на тех улицах, которые не терялись в тени небоскребов (некоторые из них правильнее было бы назвать небобурильщиками). И одним из величайших удовольствий для нее было впервые побывать в каком-нибудь книжном. Сеть, по крайней мере, годилась для составления бесконечного списка книжных магазинов Панктауна, больших и маленьких. Но иногда она совершенно случайно натыкалась на тот, что не попал в ее перечень. Это было особенным наслаждением.
Стояло лето. Воздух был настолько густым, что невольно думалось, будто переполнилась канализация, и ее прокисшие воды, поднявшись, затопили город. Или Анушка представляла, что шла по дну моря, созданного соками миллионов преющих тел. Округлые плечи, выглядывавшие из белой блузки без рукавов, покрывала липкая пленка ее собственного пота. Полные бедра облегала юбка из серебристого атласа. Из-за одежды желтовато-коричневая кожа казалась темнее. На ногах Анушки были сандалии. Мужчины оборачивались ей вслед. Со своими густыми черными волосами, ниспадающими до поясницы пышными локонами, с огромными темными глазами и полными губами, она была весьма привлекательна. Однако в аптеке, где она работала, мужчины обычно бывали слишком раздражительными или старыми, или и то и другое вместе, чтобы флиртовать с ней, пока она выписывала рецепты. Иногда Анушка носила бинди, но не сегодня, хотя в ее левой ноздре красовался крошечный драгоценный камень.
В конце своего квартала она спустилась в подземку, чтобы доехать до станции «Проспект Шестеренки». Район, в котором она оказалась, был во многом похож на ее собственный: не самый лучший и не самый худший из того, что мог предложить Панктаун. В прошлый раз, заехав сюда по делам, она обнаружила неплохой индийский ресторанчик… И поскольку наступили выходные, решила совершить небольшую экскурсию, перекусить.
Вдоль улицы тянулись здания, которые остались от существовавшего здесь до колонизации города чум, большинство из них были из красного или коричневого кирпича. Ряд современных специально построили похожими на них, чтобы сохранить некоторое ощущение традиции, но кое-где Анушка видела более новые строения – на толстых опорах, с лифтами они возвышались прямо над древними сооружениями, делая кирпичные здания карликовыми в своей тени, и совершенно не походили на местную архитектуру. Несколько заброшенных древних домов стояли с заколоченными окнами и дверями, покрытые граффити. Они разрушались, их стены увивали напоминавшие плющ усики, которые старались поймать немного солнечного света между приливами и отливами городских теней.
Анушка нашла нужный ресторанчик и читала за едой книгу, которую достала из наплечной сумки. Ей повезло занять место у витрины, поэтому время от времени она отрывалась от еды и книги, чтобы понаблюдать за одинаково разнообразными пешеходами и машинами. Ее внимание привлек мужчина, перебегавший улицу по направлению к ресторану… Сначала Анушка просто испугалась, что мужчину собьет автомобиль, а потом ее заинтересовала его внешность.
Стараясь не подавать виду, она следила, как он вошел в ресторан и подошел к стойке администратора. Казалось, мужчина забирал заказ, который сделал по телефону. Сам он не был индийцем, хотя, конечно, сегодня лишь половина посетителей были индийцами. Высокий, одетый в черную футболку на несколько размеров больше, чем требовалось для его стройной фигуры. Футболка свободно свисала поверх обтягивающих черных джинсов. Ботинки тоже оказались черными и громоздкими. Волосы до плеч, разделенные посередине пробором, были черными и более спутанными, чем у самой Анушки. На фоне всего этого черного цвета кожа мужчины напоминала белый лист бумаги. Нос у него был длинный, губы очень полные и почти женственные. Анушка нашла его безумно привлекательным.
Черными были и очки на посетителе, их толстые, похожие на плошки окуляры плотно прилегали к лицу, не пропуская свет даже с боков и не давая увидеть хотя бы проблеск глаз под ними. Казалось, мужчина занимался сваркой и сделал перерыв, чтобы быстренько перекусить. Возможно, так он хотел защититься от летнего солнца, а к тому же выглядеть загадочно.
Обменяв еду на купюры, мужчина ушел. Анушка проследила, как он перебежал улицу в обратную сторону и скрылся из виду, а после вернулась к чтению. Небольшая отдушина, немного радости для глаз.
Когда Анушка выходила из индийского ресторана, ее подрезало маленькое бесформенное существо, без сомнения мутант, чья огромная голова бесконтрольно моталась из стороны в сторону. Вздрогнув, Анушка увернулась, стараясь избежать столкновения, и тут другой мужчина, спешивший по тротуару, задел ее левым плечом. На мгновение она почувствовала укол тревоги: два года назад один колеоптероид отнял ее сумочку, а когда Анушка попыталась его задержать, полоснул по запястью покрытой хитином передней конечностью и порезал до кости. Толкнувший ее сейчас мужчина остановился, чтобы извиниться, и, взглянув ему в лицо, Анушка увидела, что это тиккихотто. Порой она думала, что человекоподобные расы, вроде тиккихотто и чум, нервируют куда больше, чем напоминавшие жуков колеоптероиды и другие нечеловеческие существа. Ведь первые внешне были почти людьми, поэтому их отличительные черты (например, широкие от уха до уха улыбки чум) казались неуместными, больше похожими на уродства. Серокожие калианцы – еще одна человекоподобная раса – говорили, что это их бог Уггиуту заселил вселенную людьми, которые затем приспособились к самым разным мирам.
– Простите, – произнес высокий мужчина. Даже голос у него был совершенно человеческим.
– Ничего страшного, – сказала Анушка, ее зубы сверкнули на фоне смуглой кожи. Секунду она смотрела в лицо иного. Из глубоких впадин его черепа тянулись полупрозрачные нити, они шевелились, словно нежные морские водоросли под водой. Как извивающиеся реснички микроскопического организма. Эти усики служили тиккихотто заменой глаз.
Мужчина продолжил свой путь. Анушка направилась в другую сторону. Она хотела еще немного изучить эту улицу, прежде чем повернуть обратно домой. До сегодняшнего дня индийский ресторан был самым дальним местом, куда она рискнула отправиться.
Анушка увидела женщину-тиккихотто с грудным ребенком, ехавшим у нее в рюкзаке. Нити глаз малыша шевелились так же весело, как и короткие пальчики. Мимо прошел пожилой мужчина-тиккихотто, его нити колыхались медленнее и выглядели белесыми, утрачивая с возрастом прозрачность. Одновременно Анушка начала замечать вывески магазинов, которые были написаны как английскими буквами, так и сложными иероглифами тиккихотто. Значит… похоже, это было что-то вроде района тиккихотто. Она и не знала, что здесь такой существует. Но не удивилась, поскольку выросла в большом индийском районе в пригороде на окраине и даже ходила в школу в основном с сородичами. Она считала, что в этом смысле родители ее немного прятали. Они, без сомнения, хотели как сохранить ее чувство культурной идентичности, так и защитить дочь от разгула преступности в Панктауне. Тем не менее, Анушка чувствовала, что до подросткового возраста была изолирована от всего, кроме этого маленького микрокосма, эдакого анклава внутри города. Ей казалось, что если бы не эта изоляция, то расы вроде тиккихотто или коренных чум не вызывали бы у нее ни малейшего беспокойства.
Впрочем, этот район ни в коем случае не принадлежал исключительно тиккихотто, и Анушка не чувствовала себя незваной гостьей – и не ощущала опасность – из-за того, что отличалась от других, как это было бы в других, более однородных местах. Окружающее ее даже заинтриговало. Была ли эта быстрая, тягучая и жалобная мелодия, раздававшаяся из окна над головой, музыкой самих тиккихотто? Что рекламировали на случайной вывеске, у которой вообще не было перевода на английский? Хотя письменность тиккихотто проще было бы описать как иероглифы, она также, по-видимому, включала и геометрические узоры, и пиктограммы. Фигурки в последних иногда, конечно, наводили на мысль о людях, животных или предметах, но чаще не поддавались опознанию. Они либо изображали очень абстрактных людей и животных, либо на самом деле не иллюстрировали ничего, кроме абстракции мысли и концепции. Что бы ни выражали эти символы, они были написаны на языке достаточно сложном для сложных органов зрения.
Проходя по шумной улице, Анушка заметила одну вывеску, которая была написана только по-английски. Это была вертикальная полоса, прикрепленная к кирпичной стене старого здания чум на уровне второго этажа:
К
Н
И
Г
И
Насколько просто, настолько и универсально. Но Анушке этого было достаточно. Без колебаний она направилась прямо к утопленной в стену двери, покрытой пузырями краски.
На первом этаже было пусто и темно, хотя Анушке показалось, что она услышала движение за открытой дверью в холле. Штукатурка на потолке вздулась и потрескалась, а где-то и откололась, обнажив голые планки. Граффити на поврежденных водой стенах. Граффити тиккихотто, если точнее. Расплывчатая, разноцветная тарабарщина, от которой у Анушки чуть не заболели глаза. Пытаться интерпретировать их было все равно что искать «Мать Уистлера» на картине Поллока