на перед уходом?
– Конечно. И… могли бы вы записать имена каких-нибудь авторов тиккихотто, чьи работы переведены на английский?
– Конечно. Хотя в переводе они, естественно, сильно проигрывают – теряют свою многослойность.
– А вы немного сноб в том, что касается языка тиккихотто, – поддразнила его Анушка. – Насколько же беднее английский в сравнении?
– Нет, я не хочу показаться снобом. Кое-что сложное и многоуровневое на английском языке, вроде «Бледного огня» Набокова, мне очень импонирует… и потом появляются популярные авторы тиккихотто, такие как Джекки К’Ленц, которые используют наш многослойный язык просто для того, чтобы наполнить свои книги чрезмерным количеством картонных персонажей в бесконечном переплетении сюжетов мыльных опер.
– А разговорный язык тиккихотто такой же сложный, как и письменный?
– Нет… Как ни странно, они совсем разные. У нас много глаз, а не языков.
До Анушки доходили слухи о тиккихотто, о которых ей напомнил этот разговор о чувственных возможностях множества языков. Она гадала, не миф ли это, вроде того, что ходил о горизонтальных влагалищах азиатских женщин. Но, по слухам, мужчины-тиккихотто предпочитают вставлять свои оптические нити в различные отверстия тел своих любовниц… стимулируя и их, и себя исключительно интимным разглядыванием. Анушку эта идея по большей части ужасала. По большей части.
– Вы уже обедали? – спросил ее Кресс, нервным жестом заправляя свои длинные волосы за ухо.
– Вообще-то, да.
– О. Я был, ох… А не хотите выпить со мной кофе? Если не сегодня… то как-нибудь в другой раз?
Спроси он об этом в первый день, она бы придумала какое-нибудь оправдание и отказалась. Сегодня же Анушка застенчиво отвела взгляд и пожала плечами, однако показала свои блестящие зубы и ответила:
– Конечно. Это было бы замечательно.
– Отлично. Немного поговорим о книгах, да? И у меня есть кому присмотреть за магазином. Но сначала осмотритесь вокруг, Анушка… Не хочу вас торопить.
– Хорошо, – сказала она. – Я зайду за вами, когда соберусь уходить.
– Превосходно. – Он улыбнулся. – Спасибо.
Они сидели в небольшом, похожем на теплицу атриуме, пристроенном к фасаду старого кирпичного здания, первый этаж которого был переделан под кафе, потягивали кофе и едва замечали пестрых пешеходов, сновавших туда-сюда, точно разноцветные рыбки в огромном аквариуме. Разговор перешел к теме мистицизма и сравнению земной концепции семи чакр с пятью внутренними колесами жизненной силы тиккихотто. Кресс с восторгом рассказывал о первом издании мистической и противоречивой книги автора-тиккихотто Скретуу «Вены Древних», которой когда-то владел. Но продал владельцу «Голубиных книг» – другого магазинчика, с которым Анушка раньше не сталкивалась, – за пять тысяч мунитов, чтобы профинансировать «Книги Ретку».
– Я так старался открыть этот магазин, – сказал Кресс, повернув, наконец, голову и наблюдая из окружавшего их пузыря за проносившимися машинами.
Анушка увидела отражение уличной суеты в обсидиане его линз, и даже думала спросить, почему он их не снял… но не стала. Не хотела видеть глазные нити, которые доказывали бы, что Кресс принадлежит к инопланетной расе. Тот продолжал:
– Мне неприятно думать, что я могу его потерять.
– А почему вы можете его потерять? Тяжело оплачивать аренду? У вас мало клиентов? – Ее беспокойство было искренним.
– Скоро я, возможно, не смогу с ним справляться. У меня есть два сотрудника, которые мне помогают, но не уверен, что этого будет достаточно.
– Вам нужно больше сотрудников, но вы не можете себе это позволить?
– Нет. – Кресс повернулся к ней. Теперь она видела два своих отражения в его линзах. – Я начинаю слепнуть.
– Вы?.. – Анушка немного отодвинулась от стола, взглянув на Кресса в новом свете. – Мне так жаль. Я не знала.
– Все в порядке. – Он улыбнулся, пожал плечами, как будто это была совершенно банальная тема, и начал рассматривать других посетителей. Кого угодно, только бы не ее. Словно ему было стыдно признаться ей в своем бессилии.
– Насколько хорошо вы сейчас видите? – спросила Анушка. Не напрасно гадать, насколько хорошо он видел ее?
– По крайней мере, так же хорошо, как и вы. С помощью вот этого. – Он постучал по ободку одной из линз, рядом с ручкой и клавишами регулировки. – По-прежнему могу уловить большую часть смысла письменных текстов. Но не весь. И это дегенеративное заболевание.
– Но кто-то же должен что-то сделать! Должны существовать операции… органические трансплантаты… неорганические имплантаты… локальное восстановительное клонирование…
– Вылечить можно практически все. Вопрос только в том, сможете ли вы за это заплатить. Любое серьезное лечение будет очень сложным и чрезвычайно дорогим, Анушка. Многие страховые компании воспротивились бы этому. И честно говоря, у меня даже нет медицинской страховки.
– О боже, Кресс, мне так жаль… это ужасно.
– Такова судьба. – Еще одно пожатие плечами. Было заметно, что тема горькая, и благодушие Кресса быстро улетучивалось.
– Но ведь все небезнадежно, верно? Если вы однажды сможете собрать деньги… или получите подходящую страховку…
– Я никогда не разбогатею, Анушка. Я лишь свожу концы с концами, занимаясь тем, что люблю. Это большее, на что разумно рассчитывать в моем положении. Ожидать чего-то сверх этого – значит мучить себя. Я пытаюсь примириться со своей жизнью и с этим состоянием.
– Есть разница между примирением и фатализмом. Сдачей.
– Я не для того столько работал ради этого магазина, чтобы сдаваться, – довольно резко ответил он. – И не говорил, что сдаюсь.
– Мне показалось, вы это подразумевали, – пробормотала Анушка.
Кресс вздохнул и покачал головой.
– Простите, Анушка. Простите, что я так себя веду.
– Я все понимаю. И не виню вас. Это так несправедливо.
– Сейчас я читаю столько, сколько могу и пока могу. На случай, если так и не смогу ничего изменить.
– Существуют аудиокниги, – слабым голосом предложила Анушка, чувствуя себя глупо из-за собственных слов. Понимая, насколько неадекватно они прозвучали, она попыталась обратить все в шутку: – Хотя ваш письменный язык настолько удивительный и сложный. Полагаю, чтобы охватить все те слои, до которых не добраться английскому, понадобились бы пять дикторов, которые читали бы одновременно.
Он издал короткий смешок.
– Я бы почитала для вас, – произнесла Анушка более серьезным тоном.
Кресс поднял голову, защитные очки на его лице напоминали пустые глазницы черепа.
– Вы бы сделали это?
– Да. – Она смущенно сглотнула, но сколько могла выдерживала пристальный взгляд его глаз, которые когда-то представляла такими же блестяще-черными, как и свои собственные.
– Тогда я тоже почитаю вам, – сказал он. – Я хотел бы прочитать вам несколько произведений тиккихотто. Пока еще могу.
– Это было бы здорово.
– Я рад, что встретил вас, Анушка, – очень тихо произнес Кресс. – Пока еще могу видеть, какая вы красивая.
Она не знала, что на это ответить, поэтому только мягко улыбнулась.
В одинокой маленькой квартирке, после рабочего дня в аптеке, во время которого покупатель назвал ее «тупой коровой» за то, что его рецепт был еще не готов, Анушке приснился сон. Она отважилась отправиться в небольшой район тиккихотто, чтобы встретиться с Крессом… но во сне книжный магазин находился на первом этаже, а не на втором. Дверь по-прежнему была красной и блестящей, но когда Анушка открыла ее, комната за ней оказалась пустой – выпотрошенной, ободранной и лишенной света.
Она вернулась на улицу, словно надеялась успеть увидеть уходившего Кресса, пока он совсем не скрылся из виду. Кто-то взял ее за руку, и Анушка испуганно обернулась. Это была ее крошечная мать, которая выглядела крайне серьезной, а прямо за ней с неодобрительно нахмуренным лицом стоял отец.
– Возвращайся домой, – велела мать.
– Я хочу устроиться на работу, – сказала Анушка, стоя у прилавка.
– Придется заполнить заявление, – усмехнулся Кресс, не отрываясь от раскрытой перед ним книги.
– Серьезно, Кресс.
Он поднял голову.
– Нет… ты не можешь позволить себе оставить работу в аптеке. А я не могу позволить себе платить тебе столько, сколько ты зарабатываешь.
– Я хочу работать неполный рабочий день. По выходным. Мне не помешал бы дополнительный заработок. И я смогу помогать тебе.
– Когда у меня не получится справляться самому?
– Ты сказал, что тебе нужна дополнительная помощь, чтобы поддерживать все это в рабочем состоянии.
Несколько напряженных секунд Кресс пристально смотрел на нее.
– Я ценю то, что ты делаешь, но…
– Это не благотворительность.
– Но ты жалеешь меня.
– Я не жалею тебя, Кресс. Но разве это не нормально – беспокоиться о тебе?
– Анушка…
– Я не хочу, чтобы твой магазин закрылся, и не хочу, чтобы тебе приходилось отказываться от чего-то, настолько важного для тебя.
Кресс оглядел комнату. Там было всего несколько посетителей. Анушка знала, что здесь никогда не было слишком оживленно – Кресс продавал ровно столько, сколько требовалось, чтобы держаться на плаву. Когда он снова посмотрел на Анушку, его голос превратился почти в шепот:
– Я хочу быть с тобой.
Она несколько раз взволнованно кивнула:
– Я тоже этого хочу.
– Но ты же знаешь, что твои родители этого не захотят.
– Верно.
– Честно говоря, мои родители тоже будут не в восторге.
– Думаю, им просто придется привыкнуть.
– И ты еще не видела меня без очков.
На это у нее не было готового ответа.
Кресс не скрывал от нее, что он тиккихотто, но держал в секрете свою надвигающуюся слепоту. И все же Анушка понимала, что ей было легче смириться со слепотой, чем с тем, что он принадлежал к инопланетной расе. Она боялась увидеть его без защитных очков. Но знала, что откладывать это больше нельзя.