– Это просто черт знает что, – устало протянул Олег, услыхав про новорожденных поросят.
– А на мой взгляд, даже мило, – сонно подхватил Семен. – Лучше я про хрюшек послушаю, чем об очередном теракте узнаю.
Олег хмыкнул и пошел в свою комнату. Сеня продолжал дремать в кресле, Кристина вяло ковырялась вилкой в остатках макарон, Никиту Томочка повела спать, я мирно ставила тарелки в посудомойку. На короткое время в доме воцарилась тишина, прерываемая лишь тихим звуком телика, который теперь демонстрировал концерт местной художественной самодеятельности – пасторально-ностальгическое зрелище.
– Мама!!! – раздался вопль наверху.
Я уронила тарелку.
– Что? Где? – встрепенулся заснувший было Семен.
Кристина вскочила и понеслась по лестнице вверх, я, забыв про осколки на полу, ринулась за девочкой.
Вопль летел из спальни Олега. Отпихивая друг друга, мы с Крисей вбежали в просторную комнату и замерли, ожидая увидеть нечто ужасное. Но помещение выглядело обычно, только около помпезно широкого и высокого ложа стоял Куприн, издававший паровозные гудки.
Поняв, что муж цел и невредим, я слегка успокоилась и спросила:
– Зачем так кричать?
Олег начал тыкать рукой в кресло, уютно расположенное у торшера.
Я подошла к мягкой мебели и ахнула. На просторной гобеленовой подушке возлежала наша собака Дюшка. Собственно говоря, ничего удивительного в данном факте не было, Дюша большая умелица выбирать самые уютные местечки. А еще она очень тихая. Те, кто впервые приходит к нам в гости, бывают крайне удивлены, обнаружив спустя часа два после начала чаепития, что в квартире имеется собачка. Дюша невелика по размеру, абсолютно не агрессивна, она никогда не несется с лаем в прихожую, заслышав звонок, не клянчит у стола кусочки, не пристает к людям. Невероятно интеллигентное существо, что, учитывая историю ее появления у нас, крайне странно[5]. Вот наша кошка – та совсем иная, но сейчас не о ней речь.
Дюшка раскинулась на сиденье, и на ее морде застыло выражение крайнего собачьего изумления, так как у живота двортерьерихи, сбившись в плотную кучу, мирно спали все десять сбежавших кнаккеров.
– Ой! – воскликнула Тамарочка. – Это…
Я быстро наступила подруге на ногу, понятливая Томуська живо захлопнула рот.
– Щеночки! – завопила Крися. – Вау, какие хорошенькие!
– Гав? – тихо спросила Дюшка.
Удивление несчастного животного было более чем понятно. Легла мирно спать незамужней барышней, а, открывши глазки, обнаружила себя в мамашах у неведомых тварей.
– Откуда она их взяла? – изумился Сеня.
– Натрахала! – подпрыгнула Крися. – Пап, ты че, не в курсе, откуда дети берутся?
– Кристина! – возмутилась Томуська.
– Разве не правду сказала? – подбоченилась девочка.
– Правду-то правду, – кивнула Томочка, – но можно же деликатно сказать, без употребления не слишком, на мой взгляд, приличного глагола.
– Как ни назови, суть дела не изменится, – захихикала Кристина. – Ладно, скажу деликатно: она их в подоле принесла, вернее, в прогулочной попоне.
Сеня наклонился над стайкой кнаккеров.
– Матерь божья… – изрек он через пару секунд. – Похоже, у Дюшки случилась любовь с крысой.
– Не говори глупостей! – подскочила я. – Подобное невозможно.
– Сам так раньше думал, но ты на их лапки погляди! – взвизгнул Семен. – Как у грызунов!
– А хвосты! – обморочно подхватил Олег. – Перепонка, словно у летучей мыши!
– Может, Дюшку сначала крыса, а потом летучая мышь трах… то есть в загс отвела? – корректно высказалась Кристина. – А что, я читала в газете «Факты без комментариев» про одну тетку, у которой полосатый младенец родился – совсем как зебра, полоска белая, черная, белая, черная. А все из-за…
– Пожалуйста, замолчи, – велела я. – Это щеночки.
– С крысиными лапками? – ухмыльнулся Сеня.
– Ну да, – уверенно заявила я, – ничего удивительного. Зоология знает подобные примеры. Вот, например, мул. У него папа – лошадь, а мама – осел. Или наоборот, не помню.
– Еще встречается овцебык, – тихо вступила в беседу Томочка.
– И зеброконь! – заорала, подпрыгивая от возбуждения, Кристина. – Ой, щенки суперские!
– И сколько их? – мрачно спросил Олег.
– Десять штук, – ответила я.
– Офигеть, – не выдержал Куприн. – Может, их… того?
– Нет! – хором заорали мы с Томочкой и Крисей. – Никогда!
– Тише, тише, – поднял руки вверх майор. – Я только спросил, что с этими… кхм… детками делать.
– Кормить и воспитывать, – дрожащим голоском ответила Томуська. И начала распоряжаться: – Крися, неси в кухню ящик из-под бананов, он в кладовке стоит, и положи туда старое Никиткино одеяльце, темно-синее… Вилка, нагрей молока и вбей в него сырое яйцо… Сеня, организуй грелку, а ты, Олег, бери Дюшку с выводком и тащи вниз…
Через полчаса Дюшка, не выказывавшая, как всегда, никакого сопротивления, апатично лежала в ящике. Кнаккеры, наевшись от пуза, вновь заснули, зарывшись в шерсть благоприобретенной матери.
– Похоже, у Дюшки совсем нет молока, – протянул Семен, – бедные малыши сильно проголодались. А они ничего, миленькие…
– Забавные, – согласился Олег. – Смотрите, на спинках у них бороздка.
– Не, просто полоска более темной шерсти, – не упустила возможности поспорить Кристина.
– Бороздка, – не уступил Куприн.
– Полоска!
– Бороздка!
– Полоска!
– Ой, вы прямо как детсадовцы, – укорила их Томуся. – Давайте спать. Бороздка, полоска, не все ли равно… Вырастут – мы их раздадим.
Не успела подруга закончить речь, как все начали отчаянно зевать.
Я пошла в свою спальню. Ладно, завтра непременно найду время, заеду в «Солнце гурмана», отыщу Амалию и потребую от нее ответа на вопрос: кто такие кнаккеры и с чем их едят? В переносном смысле слова!
Глава 26
Не имей сто рублей, а имей сто друзей. И в наши времена старая пословица остается актуальной, только я бы, впрочем, ее слегка видоизменила: надо иметь не только сто долларов, но и сто друзей. Вот тогда совершенно гарантированно справишься с любой задачей.
Утром, в девять часов, я спустилась на кухню, полюбовалась на мирно спящих, заметно подросших за ночь кнаккеров, подобрала с пола несколько разбитых яиц, услышала от компьютера: «Добрый вечер! Сегодня наступает новый, тысяча шестьсот одиннадцатый год», – выпила кофе, удостоверилась, что Сеня с Олегом уехали на работу, и схватилась за телефон.
– Старкова! – гавкнуло из трубки.
– Олесь, ты?
– Капитан Старкова слушает.
– Это я, Вилка.
– А, – подобрел голос, – привет. Чего надо?
– Просто поболтать хотела.
– Некогда мне трепаться, – с милицейской прямотой отрезала Олеся, – говори, зачем звонишь. Хотя сама знаю! Телефон пробить?
– Ой, и правда. Ты такая догадливая!
– Это не я умная, а Вилка вредная, – вздохнула Старкова. – Звонила мне за прошлый год четыре раза, и все с одной целью!
– Прости, похоже, я – свинья.
– Верно, – согласилась Олеська, – вылитая хрюшка. Слушай, у меня и впрямь ни секунды лишней нет. Заканчивай идиотские реверансы и говори свой номер.
Я быстро продиктовала цифры и замерла в ожидании ответа.
Олеська в редкую свободную минуту жалуется на полнейшее отсутствие кавалеров. А разве с таким характером найдешь себе жениха? Год тому назад я стала свидетелем того, каким образом страдающая от одиночества капитан Старкова обходится с мужчинами. Мы с ней сидели в кафе и мирно лакомились кондитерскими изысками. Олеська разломала ложечкой кусок торта, и тут к нашему столику приблизился весьма симпатичный дядечка.
– Девушка, – обратился он к Олеське, – нет ли у вас ручки?
Старкова кивнула, открыла сумочку, вытащила оттуда стило стоимостью в три копейки и вполне мирно сказала:
– Держите.
– А бумаги не найдется? – продолжил мужик. – Очень надо.
Олеся снова пошарила в торбе, выудила блокнот, выдрала из него лист и протянула незнакомцу.
– Какая вы запасливая! – восхитился тот. – А вот у меня никогда ничего нет. Знаете почему?
– Почему? – машинально повторила Олеська.
– Я человек одинокий, – забубнил незнакомец, – без родной души рядом, ищу свою любовь и…
– Так вы ко мне решили покадриться? – усмехнулась Старкова.
– Верно, – обрадованно закивал мужчина и сел без приглашения к нашему столику. – Вижу, красивая, молодая и непристроенная женщина. Ну прямо как я. Вот и встретились два одиночества. Разрешите представиться: Юрик…
Я хотела было под благовидным предлогом испариться, оставив парочку наедине, но Олеська внезапно заявила:
– Значит, так, Юрик. Слушайте внимательно. Что нас ждет? Мы сейчас сходим в кино, потом в кафе, затем поедем к вам. Так?
– Ну… я человек приличный, – занервничал Юрик, – сразу никого в койку не тащу.
– Ладно, значит, через неделю я у тебя под одеялом окажусь, – не стала спорить Олеська. – Погуляем с полгода, поженимся, начнется семейная жизнь. Твоя мама примется меня со свету сживать, справедливые замечания делать, типа: «Готовить не умеешь, гладишь плохо, убираешь неаккуратно». Я распсихуюсь, и мы к моей маманьке съедем. А она тот еще фрукт, начнет зятя в капусту шинковать: «Не кури, не топай, не чавкай, не сиди у телика, свалился, дармоед, на нашу голову…» Свою квартиру нам не заиметь – денег нет, придется одну из старух терпеть, либо твою, либо мою. Потом дети родятся, и мы из-за них лаяться начнем. Результат же нашей с тобой жизни будет таков: либо разведемся и разбежимся, но уже совсем больные, ты с язвой, а я с какой-нибудь миомой, либо ты от инфаркта помрешь, я-то крепкая, меня так просто не угробить. Хороша перспективка?
– Нет, – испуганно ответил дядька.
– И мне тоже так кажется, – вздохнула Олеська. – Поэтому давай даже не начинать процесса. На фига нам роман, свадьба, лай и прочая лабуда? Представь, что все уже случилось, и мы сейчас развелись. Хорошо, правда? Свобода!