Тем не менее за неделю теория о чудовище деда, как она ее назвала, превратилась из абсолютно абсурдной в чуть менее абсурдную, потому что она постоянно прокручивала ее в голове, мысленно споря с Джошем. Рэйчел не верила в историю, которую дед рассказал дяде Джиму. Она считала, что он и его друг Джерри были достаточно подкованы, чтобы извлечь максимальную выгоду из своего открытия. Но что, если это было не так? Что, если они не знали, как использовать свои находки? В конце концов, с чего она это взяла? Особенно если учесть, что они не смогли потом найти дорогу в то место? И если предположить, что дедушка стал заботиться о… чем-то неизвестном, то почему тогда он не передал это в зоопарк или в университет? Это было бы не самым разумным действием, но как не устает повторять ее любимый преподаватель, логичное и последовательное поведение встречается только в плохих романах. В реальной жизни люди ведут себя так, что напоминают героев мыльной оперы, но с учетом своих психологических особенностей.
Конечно, это означало бы, что ее младший брат мог вести тайную жизнь наркоторговца. Равно как и то, что их дед мог держать в подвале невообразимое создание в состоянии гибернации. Невероятность этих размышлений не помешала ей осторожно попросить кое-кого из близких друзей купить ей набор отмычек и научить ими пользоваться. Это оказалось на удивление просто. У одного из этих друзей был знакомый, который подрабатывал фокусником и умел открывать замки. За плату в два ужина он с радостью дал Рэйчел набор отмычек и рассказал ей, как их применять. Она не была уверена, действительно ли она собирается это сделать или ею движет лишь временная одержимость, которая скоро сойдет на нет сама собой. Всю дорогу в Вилтвик на автобусе она говорила себе, что ей вовсе не обязательно идти в подвал. То, что ее родители уехали куда-то на день, а подвижность дедушки все еще ограниченна, еще ничего не значит. Ей удалось придерживаться этой мысли, пока она ехала в такси от автобусной остановки до дома родителей. Но как только она вошла в дверь, повесила пальто и вытащила из сумки мягкий мешочек с отмычками, притворяться дальше, будто она еще сомневается, оказалось бессмысленно. Она прислушалась, не было ли слышно дедушку или его сиделку, и, поняв, что на первом этаже никого не было, направилась по коридору в подвал, стуча тростью перед собой.
Через мгновение она уже поставила ее у морозильника. Сколько раз она приходила сюда и проводила руками по его краю, натыкаясь на дедушкины замки? Джош никогда не переставал болтать. Теперь же слышалось лишь тихое шуршание ее ладоней по поверхности морозильника. Затем раздался лязг металла о металл – она нащупала замок и наклонила его в сторону. Давно ли дед поменял их все на висячие? Это облегчало ее задачу. Рэйчел положила мешочек с отмычками на крышку морозильника, раскрыла его, достала нужные инструменты и принялась за работу.
Замки раскрылись так легко, что она почти разочаровалась. Ожидая наткнуться на дополнительные меры безопасности, которые пропустила прежде, Рэйчел обыскала крышку морозильника. Ничего. Сложила раскрытые замки на полу, убрала отмычки в мешочек, отодвинула его к замкам и уперлась руками в крышку. После всех этих лет… Теперь не было смысла медлить. Она оттолкнула крышку вверх, и та, треснув резиновым уплотнением, открылась.
Ее окутало облако корицы, ванили и соли. Ей сдавило горло, она закашлялась и отпрянула от морозильной камеры. Ее глаза слезились, нос и язык онемели. Она наклонилась вперед, не в силах сдерживать кашель, раздирающий ее легкие. Если раньше дедушка не знал о ее присутствии в доме, то теперь она точно себя выдала. Все еще кашляя, она повернулась к морозильнику и просунула туда руки.
Кубики льда, которыми тот был завален почти доверху, затрещали, когда пальцы Рэйчел вмешались в их замороженный ансамбль. Она двигала руками туда-сюда, лед дребезжал и трещал. Затем раздался щелчок, и зажужжал мотор морозильника. Когда дедушка успел загрузить сюда столько льда? Забавно, но они с Джошем не раз задавались этим вопросом.
Кончиками пальцев она прошлась по чему-то, что никак не могло быть льдом. Она ахнула, борясь с внезапно нахлынувшим ужасом от мысли, что она нашла своего брата, тайком убитого дедом и спрятанного в морозильнике. Но ее сердце все еще бешено билось в груди, а ее еще не совсем окоченевшие пальцы дали понять, что это был не Джош. Это была рука, но она была короче, чем у ее брата, а кожа была странная, шагреневая. Рэйчел провела по ней дальше и обнаружила кисть с тремя толстыми пальцами и одним большим, расположенным перпендикулярно запястью. Из каждого торчал коготь, острый как новая бритва.
К горлу подкатила тошнота. Рэйчел вытащила руки изо льда и тяжело опустилась на пол подвала. В висках стучало. Она прислонила к ним холодные ладони. Где-то в голове у нее злорадствовал Джош:
– Видишь? Я же тебе говорил!
Ее пульс участился. Она чувствовала жар, лихорадку. Пол словно наклонился под ней, и она улеглась. Она не могла вдохнуть достаточно воздуха. Ее тело казалось легким, почти невесомым. Она отступала оттуда в темноту, которая давала ощущение движения, будто она проходила через тоннель. Она
14. Присоединение
открыла глаза. Яркий свет залил ее зрение. Охнув, она услышала вдалеке свое эхо. Она дернула руки, чтобы прикрыть лицо, но почувствовала, что их отягощает что-то, что стало грохотать и хрустеть, когда она попыталась ими пошевелить. Все ее тело было чем-то покрыто. Ее охватила паника. Она металась из стороны в сторону, вверх и вниз. То, что сдерживало ее, хрустело и трескалось, окутывая ее. С руками и ногами что-то было не так. Они были вялыми, неповоротливыми. Яркость перед глазами обретала очертания – треугольники, ромбы, параллелепипеды, сменяющие друг друга. Рэйчел с шумом высвободила правую руку. Ее кисть наткнулась на твердую поверхность. Она уперлась в нее предплечьем и просунула голову и плечи в свободный воздух.
Она лежала в большом ящике, заполненном, как она поняла, льдом. То, что она видела, было не менее поразительным, чем все ее положение. Ее голова появилась с одной стороны ящика. Если бы она вытянула шею, то увидела бы больше пространства вокруг себя. Фигура, что лежала рядом с ящиком, напугала ее. Она снова охнула – и услышала этот звук из уст женщины. В спешке она заметила свитер и выцветшие джинсы, волосы до плеч, круглое веснушчатое лицо, широко раскрытые, но несфокусированные глаза (и цвета… Господи, так вот что значит цвет?)…
…она смотрела на темное пятно, видя лишь его внешние очертания. Над ней в дедушкином морозильнике что-то шевельнулось, толкая лед из стороны в сторону, роняя его куски на ковер. Рэйчел села…
…она находилась в ящике, ее голова свисала набок. Руки сжимали его металл. Женщина на полу дрожала. Ее лицо пылало, она часто дышала. Рэйчел протянула к ней руку и то, что она заметила краем глаза, – шагреневую кожу с темными завитками, три пальца с когтями, большой палец, расположенный слишком далеко, чтобы быть полезным, но тоже с когтем, только более длинным и более изогнутым, – говорило само за себя, возвещая ужасное понимание. Ее охватил очередной приступ тошноты, но рвало почему-то женщину на полу. Какое-то мгновение или даже меньше…
…она выплевывала остатки частично переваренного датчанина…
…а потом она выбралась из ящика (это был дедушкин морозильник) и, спотыкаясь, двинулась по полу подвала; кусочки льда спадали с нее всю дорогу. Ее ноги были другими – такими непропорциональными, что она не могла к ним привыкнуть. Некоторые кости стали короче, некоторые длиннее, суставы соединялись под другими углами. Она едва удерживала равновесие. Если она выпрямлялась, у нее возникало ощущение, что она вот-вот опрокинется на спину. Не говоря уже о том, что вид окружающей ее обстановки, от которого ее голова дергалась в разные стороны, выводил ее из равновесия еще сильнее. Она смогла оценить внешний вид подвала. Но он выглядел так, будто до этого она смотрела на него сквозь воду. Все от узоров на деревянной обшивке стен до колючей фактуры ковра, от широкой морозильной камеры до острых краев картонных коробок, разложенных на полу, было таким ярким. Вдобавок ко всему остальные ее чувства притупились и практически отсутствовали. Она ударилась о стену возле лестницы и поняла, что почти не почувствовала боли от столкновения. «Дедушка», – подумала она и потянула себя к двери над лестницей.
Когда она пробиралась через кухню, в ее голове пронесся образ: человек, смотрящий на нее через плечо – его глаза округлились от потрясения, которое читалось на его лице. На нем был серый пиджак, но у нее не было времени его разглядеть, потому что на его место пришел другой человек, в белом халате и в белом головном уборе. Он открыл рот и закричал: «Йа Аллах!»[81] Его глаза были скрыты солнечными очками, в линзах которых отражалось что-то отвратительное. Оно набросилось на него, выпустив когти. Она бросилась бежать через кухню, врезаясь в барную стойку, стоявшую посреди нее. Высокие стеклянные цилиндры, в которых мама хранила крупы, попадали на пол, где взорвались, как множество маленьких бомб, рассыпав стекло и кукурузные хлопья по плитке. Она отошла от барной стойки и посмотрела вниз, на мужчину, чьи глаза вращались, а изо рта по всклокоченной бороде пузырилась кровь. Когти ее правой руки скользнули глубже в его челюсть. Следующий мужчина, которого она увидела, был одет в смокинг – его белая рубашка побагровела от крови, льющейся из раны на его горле. Пошатываясь, она вышла из кухни и двинулась по коридору к лестнице на второй этаж. Незрячие глаза светловолосого мальчика (Джим?), чье горло и грудь представляли собой груду мяса и костей, смотрели на нее, пока какой-то мужчина стонал где-то вне поля ее зрения (дедушка?). Мужчина в халате выставил перед собой руки, отступая от нее. Она задела плечами дверь, ведущую в дедушкину часть дома, и увидела испуганное выражение лица молодого человека. По его круглому веснушчатому лицу и кудрявым волосам она поняла, что это Джош. Она слышала голос дедушки, кричащий что-