— Здесь нет никого, кого бы так звали. Что вы от нее хотите?
— Я хочу поговорить с ней.
Челюсть старика сначала пошла вверх, затем вниз, словно он жевал что-то очень горячее.
— О чем?
— Если она захочет, чтобы вы узнали, она скажет вам сама.
Подбородок старика сморщился.
— Девушка, а вы прекрасная нахалка, не так ли?
Сзади прозвучали мягкие шаги. В комнату вошла женщина в неряшливом вечернем платье и встала, глядя на Джин с очевидным выражением голода и зависти.
Старик рявкнул:
— Где Молли?
Женщина указала на Джин.
— Она пришла работать? Я этого не вынесу. Я устрою скандал. В ту же минуту, когда такая молодая шлюха как эта разместится здесь.
— Я всего лишь хочу поговорить с Молли.
— Она наверху… чистит ковер, — женщина повернулась к старику. — Пейсли сделал это снова. Если вы выгоните раз и навсегда отсюда этого старого пьянчугу, я искренне буду вам благодарна.
— Деньги есть деньги, — сказал старик.
7
Джин осторожно начала взбираться по лестнице, но проход загородила массивная женская фигура. Женщина несла ведро и щетку. Когда она появилась на светлом месте, Джин узнала в ней женщину с фотографии Джо Парле. Правда, облик ее несколько изменили двадцать лет плохого здоровья, отвратительный характер и сотня фунтов прокисшей плоти.
— Молли? — Отважилась спросить Джин. — Вы Молли Саломон?
— Я. Ну и что?
— Я хотела бы поговорить с вами. Наедине.
Молли резко взглянула на нее и бросила злой взгляд в сторону салуна, где старик и женщина прислушивались к ним с нескрываемым интересом.
— Ладно, пошли отсюда.
Она толкнула расшатанную дверь и заковыляла наружу, на боковую веранду в унылом крошечном садике из черных гремучих кустов, странствующей лозы, ржавых грибов. Она плюхнулась в плетеное кресло, которое чуть не развалилось под ее весом.
— В чем дело?
Воображение Джин никогда не рисовало ей именно такую картину встречи. Что говорить? Глядя в пухлое белое лицо, ощущая кислую женскую вонь, Джин почувствовала, как слова застревают у нее в горле… В ней внезапно возгорелась злость.
— Семнадцать лет назад вы оставили ребенка у Джо Парле в Ангел Сити. Я хочу знать, кто был отец той девочки.
Лицо Молли Саломон совершенно не изменилось. Она сказала низким грубым голосом:
— Я часто гадала, кем стал этот ребенок…
Джин спросила со внезапной надеждой:
— Это был не ваш ребенок?
Молли горько рассмеялась:
— Не убегайте от себя. Это мое отродье, я в этом не сомневаюсь, ну как можно в этом сомневаться… Откуда вы узнали?
— Джо вел что-то вроде дневника… Кто был отец? Джо?
Женщина нелепо-величественно выпрямилась:
— Джо Парле? Гм… должна сказать, нет.
— Тогда кто?
Молли изучающе оглядела Джин лукавыми глазами.
— Похоже, у вас в жизни все идет хорошо.
Джин кивнула.
— Я знала, что к этому подойдет. Сколько?
Цена Молли оказалась удивительно скромной — возможно, это определялось тем, какое значение она придавала разговору.
— Ну, десять… двадцать долларов. Чтобы оплатить мое время, и только.
Джин дала бы ей сотню, тысячу.
— Вот.
— Благодарю вас, — сказала Молли Саломон с чопорной претензией на элегантность. — Теперь я расскажу вам что знаю о деле, которое, как я думаю, одно из самых странных, о которых я слышала.
Джин сказала нетерпеливо:
— Не берите в голову. Кто мой отец?
Молли ответила:
— Никто.
— Никто?
— Никто.
Джин помолчала с минуту, затем проговорила:
— Должен же быть кто-то.
Молли произнесла величественно:
— Никто не может это знать лучше меня, я заявляю вам это с полной уверенностью.
— Может быть, вы тогда выпили? — предположила с надеждой Джин.
Молли критически на нее посмотрела:
— Очень умно для такой маленькой мозглячки… А, ладно, смутно все… Я была тогда ненамного старше вас, и была более чем привлекательной… Поглядите на меня сейчас, вы никогда не подумаете этого обо мне, о той, которая двадцать лет в трактире «Десятая Миля» выносит помои…
— Кто мой отец?
— Никто.
— Это невозможно!
Молли покачала головой:
— Тем не менее, это так. А почему я знаю? Потому что я была там, за решеткой, в Доме Реабилитации, и была за решеткой два года. Затем, когда я поглядела на себя, я сказала: «Молли, ты толстеешь». Потом я сказала: «Наверное, газы». А на следующий день я сказала: «Молли, если бы эта чертова тюрьма не была как аквариум для золотых рыбок, где каждую минуту на тебе чьи-нибудь глаза, и знаешь притом, что фактически ты не видела ни одного мужчину за исключением старика Колвелла и директора…»
— Колвелл!
— Старый доктор Колвелл был медиком там, холодный как рыба… Бог видит, холоднющая рыба… В любом случае, я сказала себе…
— А не могло быть так, что Колвелл?..
Молли фыркнула:
— Старик Колвелл? Более вероятно повесить это на Архангела Гавриила. Этот старый… — она разразилась непристойным бормотанием. — До сих пор мне хочется поймать этого слюнтяя, неженку, типа этого, который не дал мне выйти, когда истек мой срок! Он объявил, что я больна, что нужно подождать! И сам ничего не делал, чтобы лечить. Я сама вышла оттуда. Я уехала на грузовике, который оказался там внутри, и он ничего не мог поделать, потому что вышел мой срок, и задерживал он меня незаконно. И затем я пошла к врачу, старому доктору Уэлшу, и он сказал: «Молли, единственное беспокойство с вами это то, что вы чертовски беременны». А дальше вы уже знаете. Есть ребенок, а я без средств к существованию и без хахаля, нуждаюсь в свободе, так что пришлось отнести ее к моему хорошему другу Джо. А то, что он изредка поднимал шум…
— А как насчет директора?
— Что насчет директора?
— Мог он?..
Молли скептически фыркнула:
— Только не старый суетливый Ричард. Он никогда даже не показывался. Кроме того, его дурила молодая мозглячка в офисе.
Раздался гудящий звук мотора. Джин выскочила в сад и вытянула шею в сторону удаляющейся воздушной лодки. «Какого черта… я сказала ему ждать. Как я вернусь в Ангел Сити?»
— Ну-ну, — раздался в трактире пронзительный голос. — Ну-ну, это в самом деле оригинальный реликт прошлых дней.
Молли Саломон тяжело встала на ноги.
— Этот голос! — лицо ее налилось нездоровой краснотой. — Этот голос, я никогда не избавлюсь от него. Это старый Колвелл.
Джин последовала за ней в салун.
— Эй, вы, уродец с маринованным лицом, что вас сюда привело? Вы знаете, я поклялась давным-давно, что если я поймаю вас за пределами вашего отвратительного дома, я вылью на вас помои, и вы знаете, что сейчас я сделаю именно это… только подождите, пока я возьму ведро, — Молли повернулась и, тяжело дыша, удалилась по коридору.
Джин сказала:
— Это вы отослали мой кэб, мистер Колвелл?
Колвелл поклонился:
— Да, мисс Парле. Я хочу показать вам свое цыплячье ранчо и думаю, именно сегодня вы можете принять мое предложение.
— Предположим, я не захочу. Как я тогда вернусь в Ангел Сити?
Колвелл сделал элегантный жест.
— Естественно, я доставлю вас туда, куда вы захотите.
— Предположим, я не захочу с вами лететь?
Колвелл покраснел:
— В этом случае я, конечно, виновен в том, что навязываю вам себя и могу предложить только свои извинения.
В комнату, пыхтя и рыдая от ярости, вбежала Молли Саломон с ведром. Колвелл со значительной живостью, ничуть не пожертвовав своим величием, попятился на веранду. Молли выскочила вслед за ним. Колвелл отступил дальше во двор. Молли сделала еще несколько шагов и выплеснула содержимое ведра в его направлении. Колвелл избежал помоев, потому что успел отскочить на целые двадцать футов. Молли взмахнула кулаками.
— И больше не появляйтесь на Десятой Миле, а то вам плохо будет, очень плохо, вы, отвратительная маленькая свинья, — и она добавила несколько непристойностей.
Квадратная, с лицом как тесто, женщина, которая гоняется за утонченным Колвеллом с ведром, полным помоев — этого оказалось слишком много для Джин. Она разразилась искренним смехом. Но из глаз полились слезы. Ее отец и ее мать. Несмотря на бурные протесты Молли, Джин помнила, что у Колвелла была дочь, похожая на нее: Марта, Санни, Джейд, как бы ее ни звали.
Не взглянув на Джин, Молли триумфально удалилась в салун. Подошел Колвелл, сердито вытирая лоб.
— Я не пожалею двух центов, я подам на нее в суд, и ее приговорят…
— Вы мой отец? — спросила Джин.
Колвелл бросил на нее яркий изучающий взгляд.
— Почему вы это спрашиваете? Это очень любопытный вопрос.
— Молли моя мать. Она говорит, что забеременела, когда поблизости был только один мужчина.
Колвелл решительно покачал головой:
— Нет, миссис Парле. Если даже отбросить вопросы морали, я могу уверить вас, что я человек утонченных вкусов и умею разбираться в людях.
Джин призналась себе, что сочетание в любовных делах Молли и Колвелла труднопостижимо. «Но кто тогда мой отец?»
Колвелл поднял брови, словно осознавая обязанность, выполняя которую он может причинить боль, но которую должен тем не менее исполнить.
— Кажется что… извините меня, я буду груб. Я чувствую, что вы, хотя и молоды, но реалистка. Отношения вашей матери с мужчинами были таковы, что ответственность за отцовство ни на кого конкретно возложить нельзя.
— Но она была в Доме Реабилитации. Она говорит, что не видела ни одного мужчины, кроме вас.
Колвелл покачал головой с сомнением:
— Наверное, вам лучше всего посетить старый дом. Он примыкает к моему…
Джин отрезала:
— Раз и навсегда. Я не интересуюсь вашими цыплятами. Я хочу вернуться в Ангел Сити.
Колвелл склонил голову в знак поражения:
— Ну, пускай Ангел Сити. Я приношу извинения за свою самонадеянность.
Джин спросила резко:
— Где ваша лодка?
— Здесь, обойдите эту берлогу, — он провел ее вокруг ржаво-белой массы грибов.