– Черной ночи? – спросил я. – Что за Черная ночь?
– Будешь перебивать, я перестану рассказывать, и помрешь от любопытства, – шикнул на меня старик, но, смягчившись, добавил. – Черной ночью мы называем лунные затмения. А в тот год оно пришлось на конец октября. В дни пустоты, когда тени просачиваются из земли, а корни отпускают плененные души.
– Ого, – вырвалось у меня, но я тут же зажал рот ладошкой.
Старик крякнул.
– В тот год я был примерно, как ты, и такой же буйный и охочий до приключений. Потому помню все как сейчас. Полутень окутала мир, ночная птица опустилась на крышу дома и мерно ухала… Старухи пугали нас, что ночная птица прилетает, чтобы призвать душу в иной мир. И такая душа найдется, стоит лишь подождать. Полночное уханье и правда пробирает до костей. А под все эти рассказы так и вовсе нутро выворачивает. Как обычно мы готовились к дням пустоты, сейчас вы зовете их Хэллоуин, но в Амбертоне, еще со времен Колеса Сосен знали, что это граница меж миров, тлеющая преграда. А когда на это время выпадает затмение Луны – жди беды. В прошлые века нас берегли сосны, впитывали хворь наземного мира, его страхи и тьму, и по корням несли в мир иной, где всему злому и место. Запечатывали в янтаре – жидком свете. Но как их не стало… Теперь выкручиваться приходилось самим.
Старик замедлил шаг. Я затаив дыхание слушал его рассказ, и даже летний ласковый ветерок казался мне прохладнее обычного. Лишь Граф не обращал внимания на слова хозяина, вынюхивал следы других собак, носился вокруг и время от времени утыкался мокрым носом мне в ладонь, требуя ласки.
– Есть поверье, что, если Пустота съедает Луну, Черная ночь открывает Врата на ту сторону мира, на Изнанку, что приходит обычно лишь в кошмарах, и кроме головной боли не может причинить особо вреда. Но во время лунного затмения морок обретает плоть, набирает силу и нападает. Он забирает душу, съедает ее и рождается в теле смертного.
Я сглотнул, слишком уж жуткие рисовались картины, и даже под ярким летним солнцем мне было не по себе. Хорошо, что до конца октября еще куча времени!
– Пророчество сбылось. Все произошло, как и предсказывали выжившие из ума старухи.
Старик остановился и пристально глянул на меня из тени кустистых бровей и широкополой шляпы, повторив:
– Пророчество сбылось. Наутро в библиотеке, в хранилище старых книг, нашли тело. Молодой мужчина, приезжий. Улыбчивый, увлеченный, то ли писатель, то ли исследователь. Днями напролет просиживал в архиве, копался в библиотеке, как свинья ищет трюфели, так и он с упоением рыскал ради крупиц чего-то, что привело его в Амбертон. Новички в нашем городе, что сейчас, что тогда были под стать цирковым обезьянкам – каждый норовил посмотреть. Все-таки мы не избалованы вниманием внешнего мира, и, подкрепляя название места, словно мухи в смоле. Но знаешь, все облегченно вздохнули, что Черная ночь и ночная птица забрала душу чужака…
Старик замолчал. Я ждал, не решаясь прервать ток его мыслей. Ждал долго, пока не выдержал.
– А дальше?
– Что дальше? – сморгнул старик, будто вынырнул из думок и, к своему удивлению, обнаружил меня рядом.
– При чем тут клещи?
– А, клещи…, – старик постучал палкой по утоптанной тропинке, я и не заметил, как асфальт сменился землей, а вместо домов выросли деревья. – Доктора сказали, что бедолага помер от аллергии на книжных клещей и ложных скорпионов, коих в старых книгах столько, что аллергикам смерть.
– Клещи? – я разочарованно сморщил нос. – А как же пророчество?
– Бабкины сказки, – отмахнулся старик.
– А родился кто в ту ночь? – не отставал я. – Тот, в кого вселился морок?
– А мне почем знать? Младенцы меня не интересовали.
Я задумался.
– А вот эти дни пустоты и Черная ночь, они каждый год?
Похоже, старик учуял мое волнение, поправил палкой шляпу и вздернул бровь:
– А что?
– У меня тоже день рождения в конце октября. Когда случилось та трагедия?
– Двадцать девятого октября шестьдесят шестого.
– А, ну ладно, я двадцать восьмого родился, – выдохнул я и пнул невесть откуда возникшую на тропе шишку. – Две тысячи четвертого.
– Эннеадекаэтерис[11], – прошептал старик и смерил меня пристальным взглядом.
– Это вы сейчас меня прокляли по-амбертонски? – усмехнулся я и увернулся от Графа, пытающегося лизнуть меня в нос.
Старик не ответил, лишь покачал головой и невольно улыбнулся, наблюдая, как мы устроили с псом борьбу. Я вывернулся, поднял шишку и, что было силы, запустил вдаль. Граф серым вихрем кинулся за ней.
Мы шли через парк. Больше о клещах мы не говорили. Я оглядывал окрестности, думая, что самую банальную вещь, как аллергия, можно упаковать в страшилку. За деревьями блестело зеркальце пруда. Старик перехватил мой взгляд.
– Красивое место, правда?
Я кивнул. Граф подбежал и ткнулся носом в мое плечо. Шишку он не принес. Нагнувшись, я поднял обломок ветки и кинул его изо всех сил как можно дальше. Серый зверь скрылся среди деревьев.
– Ты нравишься Графу, – кивнул старик.
– Он мне тоже нравится. Я всегда хотел собаку.
– А отчего не завел?
– Мы постоянно переезжаем, да и места не было, – вздохнул я.
– Ну, теперь-то не проблема.
– Теперь нет.
– Значит, и пес скоро появится, – мне послышалась грусть в его словах.
– Если мама разрешит, – пожал я плечами.
– Разрешит, – кивнул старик. – Иногда не мы выбираем собаку, а она нас.
– А как у вас Граф появился?
– Граф? – старик потер нос. – Уже столько лет прошло. Этот пес древний, как и я сам.
Старик замолчал. Я ждал, что он продолжит рассказ, но он шагал, не проронив ни слова. А потом вдруг встал как вкопанный:
– Вот и пришли. Иди по этой тропе, и как раз упрешься в кованую калитку. А там не проглядишь – последние дома, как щербатые зубы. Стоят как часовые вокруг извечного стража. Иль проводить?
– Нет, не стоит, – ответил я и поблагодарил деда за помощь.
– Как знаешь – если что, я тут буду. У озера. Еще часок. Как налюбуешься на Вороний Погост – возвращайся, расскажу тебе о том, как Извечный Страж своими корнями собирает мертвецов, а черные птицы разносят их стоны, летая из мира мертвых в мир живых и обратно…
– Ну, спасибо, – съязвил я. – Вы уже рассказали. Видимо, чтоб активировать скрытые запасы моей храбрости.
Старик рассмеялся.
– Ты намного храбрее, чем я в твоем возрасте. Да и мертвые слишком ленивы, чтоб среди дня хватать тебя за пятки.
– И еще раз спасибо, – выдохнул я. – Пожалуй, я пойду, пока вы не убили мою решимость окончательно.
– Иди ж, – этот дед явно издевался. – Чего стоишь? Или испугался?
– Окей, – я почесал собаку за ухом и пошел по тропинке, но развернулся и крикнул: – А как газета называлась-то? Которая Шутиха?
Старик оперся на палку:
– Янтарный вестник. Она называлась «Янтарный вестник».
– Спасибо! – я поднял руку и помахал. – Бравого Макса так просто не напугать!
Извечный Страж. Звучит довольно зловеще. Вороний Погост еще хуже. Корни, оплетающие мертвецов, черные птицы, скользящие меж миров…
Только упрямство не дало мне свернуть с пути. Как и обещал старик, дорожка привела меня к кладбищу. Калитка оказалась огромными воротами. Черная зловещая сеть двумя створками растянута меж столбов. В сплетении узоров, как мухи в паутине, застыли птицы с распластанными крыльями и ангелочки со зловещими лицами. По замыслу это, наверное, были голуби и херувимы. Вот только чугун, побитый временем, превратил их всех в монстров.
– Бойся живых, а не мертвых, – я набрал полную грудь воздуха и шагнул на землю вечно спящих.
Кладбище не подвело! От земли поднимался туман. Сизая дымка окутывала могильные плиты, делая их похожими на зубы. Очень много зубов, торчащих в разные стороны! И среди них… Я вздрогнул: прямо передо мной из зловещего морока показалась огромная тень монстра! Черное, как сама тьма, хтоническое создание выбросило щупальца к небу, опутало ими небо и проглотило солнце! И тут от них отделились магические сгустки и черными молниями метнулись на меня. Я зажал уши и упал на землю.
Сырой запах земли ударил в ноздри, а над спиной с леденящим душу криком пронеслась стая ворон.
– Вот черт! Это всего лишь птицы!
Я поднялся, вытер нос рукавом и пошел к бездвижному монстру. Чем ближе я подходил, тем яснее видел перед собою дерево. Назвать его обычным язык не поворачивался. Но и чего-то сверхъестественного тоже не было.
– А это всего лишь дерево, Макс.
Старик назвал его Стражем. И теперь я понимал, почему. Казалось, это дерево – застывший черный фонтан: его толстые узловатые ветви, выброшенные вверх, как щупальца спрута, делали дугу и почти касались земли. А некоторые, не в силах выдержать свой вес, толстыми змеями текли между могил. Это кладбище выросло вокруг дерева, а не дерево было посажено тут.
Я осторожно прикоснулся к ветке. Она была холодная, шершавая, уснувшая. По спине пробежал холодок. Я поднял голову – на этом дереве не было ни листочка!
– Просто старое, мертвое дерево.
Мои слова звучали чуждо, но успокаивали.
– Сейчас быстро найдем деда и пойдем домой.
И тут я понял, как ошибаюсь…
Десятки и сотни надгробий росли из земли, как грибы после дождя. В этом маленьком городе слишком много мертвецов! Каким же я был болваном! Да тут и за неделю не осмотреть все! Хуже того, тут можно бродить кругами, плутать и натыкаться на одни и те же скорбные даты и имена. И как среди всех мне отыскать моего деда?
Но не попытаться я не мог. Так и ходил от надгробия к надгробию, читая незнакомые имена, годы жизни и смерти, последние слова близких. Время от времени я бросал взгляд на черные ворота, всегда зная, где выход из царства Аида.
Опрятные и заброшенные, большие и поменьше, дорогие и совсем простенькие плиты… Но все были не те. Не знаю, сколько прошло времени. Наверное, немало.