– Атта, дружок, давай договоримся.
Монстр склонил голову набок и убрал за спину ветку акации с шипами больше моего мизинца.
– Ты будешь мне рассказывать только о магических, волшебных, странных угрозах и опасностях.
Я почти услышал, как зашевелились извилины монстра. Он изо всех сил пытался рассортировать мою просьбу по известным ему категориям. Похоже, процесс затянулся, но я терпеливо ждал, боясь спугнуть мысль. По крайней мере, пока он думал, я был в безопасности.
– Атта спасать Макса от опасного зла? – неуверенно переспросил монстр.
– Именно!
– Атта постарается!
Монстр выкинул ветку акации прямо мне под ноги и, довольный, потрусил дальше.
Я улыбнулся. И, переступив направленные в самые мои глаза шипы, продолжил путь. Мы углублялись в лес. Деревья становились гуще.
Свет уже не так ярко освещал все вокруг. Над головой щебетали птички. Пьяняще пахло свежестью. Я даже увидел несколько белок! Жаль, не успел сфотографировать. Зато «поймал» красноголового дятла.
Мы вышли на небольшую полянку. Будто вынырнули из сизых глубин леса на залитую солнцем зеленую гладь травы. Живой пушистый ковер доходил мне до колена. Атта шагал на задних лапах рядом, тихий и даже немного вялый, как после стирки. Я же сбивал хворостинкой шапки отцветших одуванчиков. Молчание было неуютное, но о чем говорить с монстром, который хоть и старается, но с трудом понимает больше, чем «есть» и «спать». Я, конечно, сгущаю краски, но, честно признаться, я не мог придумать, с чего начать разговор. Кроме того, в голову неожиданно залезла мысль об отце. На автомате я нашарил на груди камеру и, как обычно в минуты сомнений и уныния, вцепился в нее.
– Долго еще идти? – чтобы прогнать навалившуюся тоску, спросил я монстра, что ковылял впереди.
– Близззко, – как обычно, очень конкретно ответил Атта.
Ну, вот и поговорили. Интересно, Атта – это он или она? Вообще есть ли у монстров пол? А может, это и не монстры вовсе, а не открытый ранее вид, типа обезьян или лемуров. А может, и совсем новый: уникальная форма жизни. Относительно разумная. Возможно, инопланетная.
– А сколько тебе лет? – продолжил я допрос.
– Лет? – монстр резко остановился и развернулся. – Что такое лет? Еда? Если еда, то дай два лет.
– Нет, лет – это возраст. Вот мне одиннадцать, – округлил я. – Я живу одиннадцать лет. Одиннадцать раз была зима, и одиннадцать раз было лето. Мы знакомы с тобой три недели. В неделе семь дней. А один день – это один раз взошло солнце и один раз закатилось за горизонт. В году триста шестьдесят пять, а иногда триста шестьдесят шесть дней. Я живу уже почти четыре тысячи дней! А ты?
– А я? – Атта почесал затылок, – Атта не понимать.
Это лишь раззадорило меня. И я решил во что бы то ни стало выяснить возраст монстра. С полом, думаю, было бы сложнее и не так интересно. Даже немного нелепо.
Присев перед Аттой на корточки, я решил зайти с другой стороны:
– Ну, может, ты помнишь что-то из прошлого. То, что было давно. До того, как тебя постирали.
– Атта сбежал.
– А еще раньше? До того, как попал в подвал.
– Атта дружил с Макс. Но Макс бросил Атта. Сломал ключ на один и один. Ушел.
Монстр явно путался в хронологии, но я не сдавался.
– А как выглядел ключ? – спросил я.
– Как ключ! Два ключ.
– Вот так? – я очистил землю от травы и веточек, а после прочертил палкой силуэт ключа.
Атта заворчал, оттянул уши лапами, погладил пузо, поднял лапу, другую. Монстр наклонился, внимательно изучил мое изображение и когтем процарапал бороздку рядом. Посмотрел, явно остался доволен и, высунув от напряжения язык, с одного края изобразил кривую петлю-улитку:
– Так!
– Хорошо, – кивнул я. – С этим разобрались.
То, что нарисовал Атта, я уже видел. Это была точно такая же петля, как во сне на шее отца и как я нашел в тайной комнате деда. Ключ лежал у меня в кармане! Но я молчал об этом. Если монстр вел меня к тайному месту – я не буду мешать. Может, этих ключей целая связка. Атта же говорил про два. Хотя у этого монстра всего должно быть по два, а лучше «много» и «еда».
– А что было еще раньше? – продолжил я расспросы. – До того, как ключ сломался.
– Атта жил в лесу.
– Один?
– Много.
– С кем был Атта?
– Атта был с семья. Вместе.
Монстр закрыл глаза и заткнул уши лапами. Я показал ему этот трюк, что помогал мне сосредоточиться и вспомнить моменты из прошлого.
– Глубоко под земля. Семья. Дверь. Атта открыть. Люди бросить копать. Мы шли на свет. Много камни падать.
– Подвал? Вы жили в подвале? – я совершенно не понимал, о чем он говорит.
Атта подскочил и замахал лапами:
– Нет! Много камни! Гора! Дышать тяжело, – монстр притих и зажмурился, зажал уши лапами и стал бессвязно бормотать. – Нет двери. Нет дома. Бах! Бах! Много двери. Много дом. Не тот. Не Атта. Один. Холодно…
– Ты говоришь про шахту? Разве она тут есть?
Но Атта меня не слышал, он все стоял с закрытыми глазами и ушами, продолжая бормотать.
– Мы жить в лесу. Садить дерево, прятать ключ, жить рядом. Всегда.
Я осторожно убрал лапы монстра с его ушей, и Атта открыл глаза.
– Какое дерево? – спросил я.
– То дерево! – Атта подпрыгнул и зеленовато-фиолетовой стрелой побежал по траве к противоположному краю леса.
Я со всех ног кинулся следом. Нырнул под малахитовый полог, и несся за лохматым приятелем, стараясь не свернуть себе шею, запнувшись о корни и коряги, или не нанизать глаза на торчащие то тут, то там ветки. Не знаю, сколько мы бежали, но было чувство, что легкие прожгут мне грудь. Наконец-то Атта остановился и, добежав до него, я повалился на землю.
– То дерево!
Хватая ртом воздух, я посмотрел туда, куда показывал Атта. Изумрудная трава волной обволакивала невысокий холм, а перед ним, раскинув крону, подпирал небо огромный дуб.
– Да вы издеваетесь! – выдохнул я, не веря глазам.
Будь я проклят! Это был тот самый дуб с кладбища! Вот только у него была густая крона. Резные листья трепетали на ветру, словно смеялись надо мной. Бугристый ствол уходил вверх на многие метры и словно держал на себе небо! Если кладбищенский Страж был мрачен и мертв, то этот был полон жизни.
Вся земля бурлила корнями и была усеяна бронзовыми желудями. Да этому дереву было лет двести, если не больше! Атта пошлепал вперед, по пути поднимая желуди и отправляя их в пасть. Острые зубы работали без остановки – лишь хруст стоял.
Я уселся, не отводя взгляда от дерева и пытаясь переварить услышанное и увиденное. Выходило, что Атта жил тут, по меньшей мере, два века! А до этого обитал где-то под землей. Сколько же лет этой мутантской кошке, и кто он такой на самом деле?!
А покосился на монстра. Но тот, не замечая меня, продолжал выискивать в траве лакомства.
Меня вполне устраивала версия про воображаемого друга. Я все еще вполне мог допустить ее. Но моя уверенность в том, что Атта – плод моей фантазии, таяла как мороженое, забытое на лавочке парка в полдень. Еще я боялся, что стоит мне поверить окончательно в реальность Атты, как я непоправимо сойду с ума, и назад дороги не будет.
Я вынырнул из раздумий оттого, что кто-то отчаянно пытался выдернуть мне руку. Заморгав, словно смахивая веками дневной сон, я посмотрел на источник неприятностей. Мой монстр, насупившись, фыркал и упирался, пытаясь сдвинуть меня с места одной лапой, а второй протягивал мне горсть желудей.
– Идти, Макс, идти.
Я сделал ватный шаг, потом еще один и, все еще переваривая события последних дней, бездумно последовал за Аттой. От желудей я отказался.
Кора дуба была шершавой, немного прохладной, но вместе с тем живой. Я представил, как под моей ладонью течет жизнь этого великана. Сквозь годовые кольца, от корней до самого крайнего листочка. Из века в век.
Я поднял камеру, направил объектив вверх и сделал снимок нависающей мощи. Атта продолжал хрустеть желудями и внимательно рассматривал землю у самых корней дуба. Время от времени он начинал рыть, становясь похожим на чумного енота: спина горбом, глаза выпучены, зубы торчат. Но, не найдя ничего, менял место раскопок.
Я уселся на торчащий корень, прижался спиною к стволу, достал воду и пирог. Атта был тут как тут и помог справиться с едой. Вытерев руки, я извлек из рюкзачка блокнот деда. Страницы шуршали в унисон листве дуба, я переворачивал листок за листком, пока не наткнулся на рисунок. Кривое дерево без листьев, узловатые ветви, как бесконечные пальцы ведьмы тянутся во все стороны и обрываются на крае листа. Страж с Вороньего Погоста. Интересно, зачем он тут? Текст вокруг был слишком мелкий и непонятный. Кажется, это называли скоропись, все эти крючочки и сокращения. Уйдет куча времени, чтобы расшифровать все записи. Я пошарил в рюкзаке, нашел карандаш и дорисовал мертвому дереву крону. Дописал рядом «Дом Атты». Вышло неплохо.
Я зевнул и закрыл глаза. Сладкая истома окутала меня, в голове зажурчали слова: «Где бы ты хотел очутиться?». На закрытых веках, как в кинотеатре, поплыли картинки. Фрагменты из прошлого и то, что никогда со мной не происходило. Калейдоскоп образов, фрагментов, звуков, отголосков. Но стоило мне задержать на чем-то взгляд, внутри начинало зудеть, как когда не можешь вспомнить то, что казалось невозможным забыть. Словно сознание, как старичок с клюкой стучит по клеточкам плитки-памяти. Тук-тук-тук. И робкое эхо отзывается в тишине, и все внутри сжимается в предвкушении. Но воспоминание вновь ускользает, оставляя лишь шлейф тоски и послевкусия.
Дурацкое послевкусие. Мерзкое, как когда вечером не почистишь зубы, а утром тебе в рот кошки нассали.
Я сглотнул и почесал затылок у основания шеи. Открыл глаза и очутился в темной комнате. Нечеткие силуэты вокруг в вуали бледного красного света. Вот так бы выглядел мир в одном цвете, цвете крови. Я стоял в окружении людей, но они будто окаменели. Присмотревшись, я понял, в чем дело. На меня смотрели безликие лица манекенов. Застывшие в разных, порою гротескных, позах, они были повсюду, как толпа на рок-концерте. Я пошел мимо них. По спине ползли мурашки. Почти люди. Как часто неживое способно вселить в нас ужас? Как часто мы боимся того, что не может умереть? Может, поэтому страх вечен? Он там, где жизнь. Питается ею, растет, передается, как грипп осенью. Я шел и по обе стороны видел пустые глаза, залитые текучим кармином. В какой-то миг передо мной были уже не лица, а масса кошенили. Безобразные лица, сотканные из сотен насекомых, ужасные маски, под которыми не видно сути. Я шел, а за мной черным плащом тянулась тень. Но стоило мне оглянуться, как она поднялась, выпрямилась, немного ужалась и поравнялась со мной. Теперь рядом шагал человек из сумрака. Он был выше меня, взрослее. Вот только лица его я не видел. Серый человек из полутени и полусвета.