эта черта и заставила исследователей предположить, что за фигурой Рутвена стоит Байрон.
Дело в том, что в его поэме «Гяур» главный герой – страдающий изверг, которого проклинают и сулят ему судьбу живого мертвеца – вампира. Это излюбленный типаж героев Байрона. Они стали хрестоматийными: Чайльд Гарольд, Дон Жуан, Корсар, Манфред – всех своих персонажей английский поэт наделял какой-либо частичкой своей биографии. С одной стороны, они избранные, страстные и талантливые, а с другой – не вписываются в рамки существующего общества, и оно их не принимает. Байрон прошел через это сам: его репутация в британском высшем свете была безнадежно испорчена и крайне неоднозначна: ходили многочисленные слухи о его скандальных романах, якобы инцесте с сестрой Августой и даже бисексуальности.
Литография с подписью «Лорд Байрон, защитник и сподвижник греческой нации». 1829 г.
The National Historical Museum, Athens (по лицензии CC BY 4.0)
Неудивительно, что брошенная любовница Байрона, леди Кэролайн Лэмб, в отместку вывела его безошибочно узнаваемым героем в своем готическом романе «Гленарвон» (вышел в мае 1816 года). Полное имя лорда в этом романе звучит как Клэренс де Рутвен (Clarence de Ruthven). Полидори, естественно, прочел его сразу же после публикации и прекрасно отдавал себе отчет, что, называя вампира лордом Рутвеном, он крадет имя и тем самым указывает читателям путь к прототипу – Байрону.
Месть? Не исключено. Год интенсивного общения во время европейского путешествия, вероятно, оставил у Полидори не очень приятные впечатления о своем пациенте. Можно предположить, что сложные отношения Обри с Рутвеном в новелле в чем-то напоминают реальные.
Таким образом, наделив Рутвена хорошо узнаваемыми байроновскими чертами, Полидори закрепил за вампиром ореол и даже архетип неоднозначного существа, неотразимого и покоряющего тех, кто становится на его пути. С тех пор самые известные литературные вампиры в обязательном порядке наследуют это свойство.
Глава 6. Русские вампиры
Поговорив о первых вампирах в западноевропейской литературе, перенесемся снова в Россию. Были ли в русской литературе вампиры? Конечно да. Однако рискну заявить, что не столь жуткие и злотворные, как в Англии или Германии.
В 1828 года молодой Петр Киреевский опубликовал перевод «Вампира» доктора Полидори, правда, приписав его лорду Байрону. Повесть вызвала большой интерес у российской публики. Довольно скоро и у нас появились первые сочинения на эту тему.
В 1839 году граф Алексей Константинович Толстой сочиняет новеллу «Семья вурдалака». Это юношеское произведение, написанное на французском языке и опубликованное уже после смерти писателя в переводе на русский, поселяет вампиров в Сербии XVIII века. Разумеется, неслучайно. Как уже говорилось в предыдущей главе, первые европейские свидетельства о вампирах зафиксированы на территории современной Сербии. Француз, главный герой новеллы, останавливается на ночлег у семейства старика Горчи. Тот оказывается вурдалаком, который высасывает кровь у членов своей семьи и постепенно убивает их всех. Рассказчику-французу едва удается унести ноги из этой несчастной деревни, полностью вымирающей из-за вампира. Хотя действие истории происходит не в Российской империи, будем считать, что она имеет отношение к отечественным монстрам. Тем более что в 1841 году Толстой уже на русском языке написал и издал следующий текст о вампирах – «Упырь». Фронтиспис первого издания вы можете увидеть на иллюстрации.
Фронтиспис первого издания повести «Упырь». Из фондов Российской государственной библиотеки.
Российская государственная библиотека, Москва
Здесь все как мы любим: летучая мышь, какой-то рыцарь в доспехах, внизу странные пляшущие человечки, отвратительная старуха – и все это в складках черного плаща некой дьявольской маски, возвышающейся над всеми. Действие повести происходит в Московской губернии, но проблема в том, что никаких страшных вампиров читатель вроде бы здесь не встречает, да и летучие мыши редко попадаются ему на глаза. Главный герой, молодой человек по фамилии Руневский, колеблется в своих показаниях. Даже в финале он не дает окончательного ответа на вопрос, является ли истинным все то, что с ним происходило в поместье генеральши Сугробиной. Являются ли члены ее семьи в самом деле упырями или нет? В повести нет четкого и ясного ответа на этот вопрос, и это принципиальный момент. В лучших традициях мировой фантастической литературы повесть Толстого написана так, что и сами герои, и мы как читатели колеблемся, были ли эти события в действительности или герою что-то почудилось, возможно в сновидении или под хмельком. Именно поэтому, когда современный читатель прочитает «Упыря», вряд ли он испытает острое чувство страха. Помню, лет в 14 я жадно поглощал творчество Толстого – и был глубоко разочарован. Выдающийся писатель не дал моему воображению той пищи, какой я жаждал. Пришлось обращаться к западным монстрам. Несколько передергивая, можно сказать, что с нашими монстрами импортозамещение не работает.
Другое и на этот раз малоизвестное воплощение темы вампиров в русской литературе – новелла «Упырь на Фурштатской улице», которая была опубликована в журнале «Библиотека для чтения» в 1857 году под криптонимом Р. До сих пор неизвестно, кто скрывался под этой буквой. Мы с моими студентами однажды пытались выяснить это, пересмотрели множество различных материалов, но, к сожалению, тоже так ничего и не нашли. Кроме фотографии Фурштатской улицы в наши дни.
Фурштатская улица в Санкт-Петербурге.
Sergei Afanasev / Shutterstock.com
В XIX веке Фурштатская – это фешенебельный район в центре Петербурга. Здесь по сюжету в семействе полкового командира, генерала, немца по национальности, живет его дочка Анна Карловна, которая тает на глазах у наблюдающего ее доктора Ивана Петровича. Бледность, истощение, отсутствие аппетита – все это признаки малокровия. Доктор пытается ее вылечить, но ничего не помогает. Анна уверенно рассказывает доктору, что ее жених, которого она очень любила и который погиб при обороне Севастополя в Крымской войне (1853–1856), приходит с того света и постепенно забирает ее с собой. Он как будто выпивает ее жизненные соки в виде крови. В финале девушка умирает. Как и у Толстого в «Упыре», объяснение происходящего колеблется между двумя трактовками. С одной стороны, у девушки малокровие – в то время смертельная болезнь. С другой стороны, героиню мог убить вампирический призрак ее жениха. Так или иначе, никакого явления настоящего вампира в плотском воплощении здесь вы не найдете. Это вам не колоритный граф Дракула и даже не Рутвен из «Вампира» Полидори.
Покидающая тело душа. Гравюра С. Давенпорта. 1829 г.
Wellcome Collection
Вторая половина XIX века в России выдалась совсем бедной на вампиров (с Великобританией не сравнить!). Монструозный заряд эпохи романтизма почти совсем сошел на нет, подавленный реализмом и русским нигилизмом.
Тем не менее среди величайших реалистов все же нашелся один – Иван Сергеевич Тургенев, который создал целый цикл таинственных повестей с мистическими налетом. Одна из первых – повесть «Призраки» (1864). В ней появляется странный призрак женщины, называющей себя Эллис. «Кто такая Эллис?» – задается вопросом герой после ее исчезновения. И отвечает: «Это была женщина с маленьким нерусским лицом. Иссера-беловатое, полупрозрачное, с едва означенными тенями, оно напоминало фигуры на алебастровой, изнутри освещенной вазе – и опять показалось мне знакомым». Она приходила к герою каждую ночь, звала его и просила произнести слова «возьми меня». Он говорил, и она переносила его в Париж, на остров Уайт, в эпоху бунта Стеньки Разина, в Древний Рим. Ничего страшного. В конце повести герой резюмирует: «Что такое Эллис в самом деле? Привидение, скитающаяся душа, злой дух, сильфида, вампир, наконец? Иногда мне опять казалось, что Эллис – женщина, которую я когда-то знал».
В общем, непонятно, что или кто она. Никакой монструозности в ее описании, конечно, нет – лишь один-единственный намек на вампиризм Эллис, но без всякого серьезного развития этого мотива. Эллис не столько угрожает ему, сколько является его проводницей в потусторонний мир. С героем все нормально, с ним ничего трагического не происходит, он возвращается к жизни, никто не сосет его кровь или жизненную силу. Так что, конечно, будет неправомерно рекомендовать «Призраки» для чтения в качестве настоящего готического и тем более вампирского произведения. Вот такую картину я подобрал в качестве иллюстрации к тому, в каком виде герою повести являлась Эллис:
Аксель Вальдемар Йоханнессен. Ночь (1920).
Wikimedia Commons
Лишь в сумерках XIX столетия, на заре русского Серебряного века, возродился интерес к мистике, оккультизму, потустороннему миру. Вампиры и прочая нечисть не заставили себя долго ждать. Причем более страшные. В 1895 году выходит повесть Александра Амфитеатрова «Киммерийская болезнь», в которой на русской сцене дебютирует Ламия – женщина-вампир, наподобие Кармиллы из одноименной повести Шеридана Ле Фаню. В древнегреческой мифологии это существо женского пола, которое может пожирать собственных детей и высасывать жизнь их душ. Ниже вы можете увидеть весьма чувственное изображение Ламии на гравюре Франческо Бартолоцци.
Ламия. Гравюра Франческо Бартолоцци по картине Джованни Батисты Киприани. 1786.
Albertina, Wien
Ламия у Амфитеатрова представлена, напротив, без всякого флера, максимально приземленно – в виде домработницы Анны Перфильевой, которая переходит от одного хозяина к другому, вступает с ними в сексуальную связь и выпивает постепенно их кровь или сводит с ума. Один из хозяев в конце концов оказывается в сумасшедшем доме. Хочется сказать: «Хорошо, что хотя бы живой».