тёмного камня, замшелого, щерблённого. Что бы ни хранила история тех веков, события в ней были мрачными и холодными. А здесь ни одного тёмного здания…
И да. Все были в красном. Было в этом что-то странное, скребущее задворки сознания и напоминающее фильм «Служанка», но Ринка гнала это ощущение прочь. «Просто тест» – убеждала она себя. Мы просто сделали то, что нужно.
Правда, помнилось выражение лица Тессы, с которой они столкнулись на выходе из комнаты. Когда Тереза увидела своих соседок в алом, то скривилась от отвращения. Обратилась, правда, не к Ирине, а к Лике, съязвила:
– Ты всегда так быстро подчиняешься чужой воле? Безропотно и покорно…
– Да ты поэтесса. – Между этими двумя очевидно ощущалась вражда. – А ты всегда зубоскалишь и делаешь всё наперекор?
– Русская сука! – прошипела мелкая готка тихо, закрываясь в комнате.
– Немецкая псина… – качнула головой Анжела. Один – один.
Ринка же думала о том, что национальности здесь стираются. Да, они были важны на Земле, но здесь… Еще вчера были важны тоже, а утром почему-то подстёрлась важность, чуть растворились границы. Кажется, Лика чувствовала это тоже, потому что о неприятном диалоге забыла сразу, как вышла на свежий воздух. И хорошо, так как воздух здесь пах местной листвой, влажной и вкусной. Неким уютом и одновременно весельем манили улицы, широкие и узкие, на любой вкус. Иногда Ирине казалось, что в этом странном городе можно найти то сокровенное, о чём мечтаешь сам. Что город неким образом слышит и подстраивается. Идёшь по широкому проспекту – тебе шумно и гулко. И вот уже проулок, а там – совсем другая атмосфера. Ткань красного платья ощущалась приятной, ласковой. Да, возможно, они две дуры, потому что просто «взяли и подчинились», но Ринке было хорошо. Сбылись её мечты, и не одна, а сразу все.
Она хотела получить свободу, уйти от родительской опеки. Ушла. Тут ни властной всевидящей матери, ни её приказов, ни менторского тона, ни неудобных вопросов. Как же хорошо жить не по указке и без придирок.
Останься Ирине в одиночестве, возможно, было бы в разы тоскливее, но рядом находилась Анжела. Пусть ещё не подруга, но вдруг ей станет? Лика Ринке нравилась, потому что была общительной, но не навязчивой, уверенной в себе, но не вбивающей в чужую глотку собственное мнение. Не «давящей». Давящих людей Ирине выносить перестала.
Куда ни глянь – свобода, радость. Наконец дышать можно полной грудью. Пусть понятно не всё, пусть завтра испытания станут сложнее, но сегодня ведь хорошо. И где-то в этом мире, далеко или близко, ходит Александер. Она однажды его найдёт. Или он её.
Ирине не знала раньше, что счастье может так захлёстывать, что его может быть через край. Узнала, когда от переизбытка чувств опустилась на ближайшую лавку, когда зарыдала вдруг, не имея для слёз ни причины, ни горя. А плакалось навзрыд, как в детстве. От облегчения? От новизны? Просто брызнул наружу неудержимый восторг вместе с влагой по щекам.
– Ты чего? – суетилась вокруг Анжела. Переживала по-настоящему, волновалась. – Что случилось, Рин? Что не так?
А Ирине совсем как в детстве, когда слова от чувств вымолвить не можешь. Её дергали за платье, гладили по волосам, её даже обняли.
– Ты чего? Ну, чего ты?
– Просто… хорошо… Очень хорошо, понимаешь?…
Анжела смотрела удивлённо. В глазах облегчение – мол, вот же ты дурочка, напугала. И застывший немой вопрос на тему: «Если тебе здесь так хорошо, то как плохо было раньше?»
Ирине же думала о том, что стоило терпеть мать и её унтерские замашки двадцать один год кряду, чтобы однажды наконец оказаться здесь. На этой лавке.
Анжела
«Город молодых» – вот как она бы его назвала.
Дэн говорил, что в этот мир приглашали и стариков, но Лика, сколько ни старалась, не видела ни пожилых людей, ни даже «зрелых». Сплошной молодняк от восемнадцати и до тридцати. Может, не тот район? Может, для пожилых существовал какой-нибудь другой город – «Небраска», «Лэйк-Сити», «Старвиль»? – бог знает, какое название ему могли дать. И испытания там другие, чтобы по возрасту, по классам, чтобы не смешивать.
Ринка успокоилась, высохли её слезы, в глаза вернулся восторг от созерцаемых красот. Анжела, никогда не бывавшая в штатах, наверное, любовалась бы тоже, если бы так сильно не напрягали люди в красном. Наверное, в ней говорил непокорный генотип, вечное противодействие гипнозам и техникам НЛП. А может, просто характер, но Лика ненавидела подчиняться, и слова Тессы на выходе из комнаты задели.
Просто у этой дуры не было причин здесь задерживаться и приживаться, когда у Лики они были.
Локхарт. Он где-то есть, и ей хочется его отыскать, встретиться с ним хотя бы раз. Ведь было притяжение, было настолько сильное, что забыть невозможно… Он за один час пробрался так глубоко в сердце, куда не добирались даже её собственные невидимые пальцы, желающие его из души вытравить.
«Без вариантов… Без шансов…» – он говорил что-то в этом духе. «Живи, радуйся». Она будет, когда пройдут испытания, когда вздохнёт свободно. Но вот бы хотя бы чуть-чуть пожить с ним.
До ближайшего торгового молла они добрались пешком, благо «общежитие» располагалось, как выяснилось, почти в центре города. И на первом этаже Ринка потянула в сторону.
– Смотри, там салон мобильной связи. Давай купим местные телефоны? Ведь нужны, чтобы не потеряться…
Логичная идея, хорошая. Анжелу всё ещё смущала мысль о тратах с безымянной карты, но сотовые и впрямь пригодились бы. Тереза уже с вечера обзавелась одним, судя по всему, рабочим, способным ловить с местных вышек сигнал.
Когда вокруг одни незнакомцы, неплохо было бы иметь друг друга на связи. Хоть одно знакомое имя в списке контактов.
Лика выбрала «трубку» первой. Недорогую, серую, с экраном неплохого качества, со «смарт» интерфейсом – пойдёт. Привычно, как в «Билайне», расписалась на бумаге, что витиеватый номер теперь принадлежит ей, принялась ждать подругу.
А Ринка зависла. Не потому что не могла выбрать расцветку или модель, но потому что упёрлась, доказывая ассистенту, что договор должен быть составлен на её имя, на имя Ирине Романеску. Нет, ей не пойдут просто цифры, просто номер, в базе должны иметься личные данные владельца.
У Лики ползли вверх брови.
Зачем?
Сама она, наоборот, за конфиденциальность. Ни спама, ни отслеживания – для чего давать о себе лишнюю информацию? Но Ринка вдруг превратилась в мула, в упёртого, спокойного внешне, но разъяренного внутренне. И «нет, она не уйдёт отсюда, пока ассистент не предоставит ей услугу, о которой она просит».
Продавец, кудрявый темноволосый парень, сопротивлялся пару минут, после – сдался. Даже повернул к упрямой клиентке экран ноутбука, показал – готово, мол. Ринка обмякла, расслабилась. Расписалась где нужно, стала привычной, спокойной.
«Вот тебе поворот, – думала Лика. – Что за этой необычной просьбой стоит?»
Сверкали стеклянные витрины, витрины чисто вымытые или абсолютно новые. Анжелу опять совершенно некстати посетила сумасшедшая мысль. Быть может, старых людей она не видит, потому что они сдвинуты по частотам? Ходят прямо сейчас по тому же самому торговому центру в параллельном, очень близком пространстве, и не видят молодых? Может, в одном мире заключено, как в кристалле, много? Слишком незнакомой казалась местная реальность, пластичной, что ли. Настоящей и в то же время иллюзорной. Монтана каждой своей деталью, каждой поверхностью и переливом цвета излучала притягательность, достаток, яркость, но Лика всё равно отчего-то напрягалась. Возможно, ещё от того, что вот уже два раза заметила боковым зрением людей не в красном. Одна женщина вышла из бутика в зелёном платье, вторая – в оранжевом. И обе, когда Анжела осознанно попыталась отыскать их взглядом, отсутствовали, будто растворились. Обманка, игра зрения? Намеренное искажение, вводящее в заблуждение? Она была уверена, что женщина в зелёном существовала точно и далеко за пару секунд уйти не могла. Однако, сколько ни крути головой, всё как обычно, все в красном.
К Ринке Лика пристала спустя минуту, не удержалась.
– Почему ты хотела, чтобы твое имя попало в базу? Для чего? – Почти прижала её к стеклу одной из витрин – нутро твердило, что за настойчивостью Ирине скрывалось что-то значимое, значимое для самой Лики. – Какая разница, есть в договоре имя или нет?
Ринка сначала растерялась, после замкнулась. Иногда она становилась такой, непробиваемой как стена. Неподвижной.
Чувствуя, что «бронебойная» тактика работает наоборот, Лика мягко попросила:
– Пожалуйста, скажи.
Румынка прикусила губу в замешательстве, нахмурилась. Но ответила:
– Думаю, что… может… один человек меня по нему найдёт. Так ему будет проще.
«Лок» – грохнула опустошающая мысль. Ослабляющая, как яд. «Если она ехала с ним же, то могла влюбиться тоже… Скольких он перевозит за день? Ведь сам говорил…»
На душе сразу стало стыло, надежду на любовь попытался погасить холодный сквозняк. Такие вещи нужно прояснять сразу, чтобы не жить идиотской иллюзией.
– С кем ты ехала на Уровни? Кто тебя перевозил? Как его звали? – Она снова стала настойчивой, почти злой. Злой не на Ринку, но на себя, что вот уже почти оказалась наивной дурой. – Ты видела его лицо? У него была на руке татуировка в виде змеи?
Что, если её тоже он гладил по телу, по ногам? Между ног?
Лике стало дурно. Больше контакт «подруги» в новый сотовый добавлять не хотелось, хотя Ирине, если влюбилась в Локхарта, была ни в чем не виновата, уж слишком обезоруживающе подействовал «доктор» на неё саму.
– Ты меня допрашиваешь? – сколь покладистой ни была бы Ирине в прошлом, теперь эту покорную личность она пожелала оставить на Земле. Сейчас замкнётся, упрётся, промолчит.
Лика теряла почву под ногами. Она не могла его ни с кем делить, она не могла представлять его руки на ком-то ещё.
– Лок? – прошептала тихо, уже не надеясь, впрочем, на ответ.