х матерей» (Аббат Манжен, 1818). Латинским языком Монтень владел ещё в юности необычайно свободно. Греческому языку отец хотел обучить его при помощи особых забав. Характеристика собственного склада ума. В детстве он проявил также способность актёра. По этому поводу существенные замечания о социальной роли театра. Это занятие полезно для молодёжи и даже для государей. «Я всегда обвинял в нетерпимости тех, которые осуждают эти забавы, в несправедливости – тех, которые запрещают доступ в хорошие города искусным актёрам, лишая народ этого общественного развлечения. Хорошая политика заботится о том, чтобы собирать и соединять граждан как для серьёзных обязанностей и дел благочестия, так и для упражнений и игр; это развивает общественные связи и дружелюбие. И сверх того, едва ли можно представить себе забавы, более упорядоченные, чем театральные представления, совершающиеся в присутствии всех и каждого, на виду у самого магистрата. Я считал бы разумным, чтобы государь жертвовал иногда на эту цель кое-что из собственных средств общественным управлениям, в знак своей отеческой любви и благорасположения, и чтобы в многолюдных городах были отведены особые места, предназначенные для этих спектаклей: некоторое отвлечение от худших и тайных удовольствий».
Глава XXVIIБезумно судить об истинном и ложном на основании нашей учёности
«Чем более пуста и лишена противовеса душа, тем скорее склоняется она под бременем первого же убеждения; вот почему дети, простолюдины, женщины и больные в наибольшей степени поддаются уговорам». Но, с другой стороны, глупо и рационалистическое самомнение.
Раньше Монтень проникался состраданием к бедному народу, обманываемому всякими нелепостями, чудесами и т. д. Теперь он видит, что сам достоин сожаления.
Безрассудно осуждать с такой решительностью ложное, основываясь на нашем знании. Мало ли чудес вокруг нас? «Уже насытившись видом небес, мы не удостаиваем созерцать их сверкающие чудеса» (Лукреций, II, 1038). «Если мы хорошо постигли разницу между невозможным и необычным, между тем, что противоречит порядку вещей в природе, и тем, что противоречит общему мнению людей, мы были бы одинаково чужды как смелой веры, так и легкомысленного неверия, и соблюдали бы рекомендованное Хилоном правило: “Ничего чрезмерного”».
Смысл психологии Монтеня совершенно ясен. Податливость, пассивность простолюдина и дерзкое самомнение высших – две крайности.
«Истинная философская доблесть чтит простодушие и способность верить, души простых людей нуждаются в укреплении и поддержке со стороны сильных умов». Среднее состояние, мера – вот то, что их объединяет.
Сталкиваясь с чудесами, мы должны измерять возможность их авторитетом свидетеля. И вообще роль авторитета не должна забываться. Не следует слишком решительно, самим устанавливать границы истины и лжи. «И на мой взгляд, большую смуту вносит в нашу совесть и в нашу религию уступчивость, проявляемая католиками в их верованиях». Это только на пользу врагам католицизма. «Надо или целиком подчиниться авторитету установлений нашей церкви, или совершенно освободиться от него; нам не дано определять, в какой части обязаны мы ему повиновением».
Очень важное положение. Оно направлено именно против дурного среднего, отрицательной тени истинной меры.
Глава XXVIIIО дружбе
Высокая оценка Ла Боэси, который приближался по своим достоинствам к античности. Путь к дружбе Монтеня и Ла Боэси был проложен «Добровольным рабством».
Дружба – выше четырёх видов привязанности (естественная, общественная, гостеприимство, половая любовь). Даже родственников разделяют часто материальные интересы. «Но ничто не является таким подлинным произведением добровольности и свободы, как привязанность и дружба». Половая любовь умирает там, где начинается дружба. Женщины по своему умственному развитию и качествам души не подходят для дружбы. Не будь этого, «мог бы возникнуть такой свободный и добровольный союз, куда не только были бы полностью вовлечены души, но где и тела имели бы свою долю участия, – союз, которому отдался бы весь человек целиком; и бесспорно, в нём дружба достигла бы наибольшей полноты и насыщенности». Однако этого не бывает.
Весьма характерно это полуантичное, полудворянское отношение к женщине как к низшему существу и одновременно – могучему любовному врагу.
Педерастия осуждается.
Дружбой руководит какая-то невыразимая, роковая сила. Прежде всего – друзья, а потом уже – граждане. Разница между истинной и обыкновенной дружбой. Дружба не может быть множественной. Дружба захватывает все стороны человека, прочие союзы имеют более односторонний < характер >: «В приятельской компании, собравшейся за столом, я присоединяюсь к тому, кто более забавен, а не к тому, кто более мудр; в постели красоту ставлю выше доброты; на диспуте ценю выше всего красноречие, хотя бы и без добросовестности; точно так же и во всех других случаях».
И подобная многосторонность критериев в общении с людьми вполне справедлива.
К трактату Ла Боэси Монтень относится как к прекрасному литературному произведению, но считает, что его покойный друг мог написать что-нибудь более зрелое.
«Я узнал, что этот труд его уже был выпущен в свет, и с дурным намерением, людьми, которые хотят разрушить и изменить наш государственный строй, не задумываясь над тем, смогут ли они его улучшить; они смешали это сочинение с другими писаниями – стряпнёй своей кухни; поэтому я отказался от мысли поместить его здесь».
Кающийся декабризм XVI столетия.
Разъяснение намерений Ла Боэси. Он написал свою книгу ребёнком в виде традиционного упражнения в риторике. Конечно, если бы он мог выбирать, он предпочёл бы родиться в Венеции, а не в Серлаке; «и в этом он был вполне прав». Позднейшая аналогия: «Но и другого рода требование властно запечатлелось в его душе, а именно обязанность свято повиноваться законам той страны, в которой он родился. Никогда не было лучшего гражданина, более озабоченного сохранением мира в своей стране, большего врага смут и новшеств нашего времени. Он гораздо охотнее употребил бы свои знания на то, чтобы подавить эти волнения, нежели на то, чтобы разжигать их ещё больше; дух его был выкован по образцу других времён, а не тех, в какие мы живём».
Глава XXIXДвадцать девять сонетов Этьенна де Ла Боэси
Эти стихотворения написаны в ранней юности и согреты пылом прекрасной и благородной страсти. «Остальные свои стихи сочинил он позднее, готовясь вступить в брак, в честь своей будущей жены, и от них уже веет каким-то супружеским холодком. Я придерживаюсь того мнения, что поэзия озаряет своей счастливой улыбкой лишь душу игривую, не скованную никакими скучными правилами».
Некоторые из сонетов Ла Боэси действительно хороши.
Глава XXXОб умеренности
Добродетель становится порочной от необузданности. «Я люблю натуры умеренные и средние; неумеренность, даже в добре, неприятно меня задевает, поражает, и я затрудняюсь найти для неё настоящее имя». «Стрелок из лука, взявший дальше цели, промахнулся точно так же, как и тот, стрела которого не долетела до цели. И в глазах моих темнеет, когда я смотрю прямо на яркий свет, точно так же, как и тогда, когда я вперяю их в темноту».
Крайности философии опасны; они делают человека необщительным, врагом законов и обычаев и т. д. (Платон).
Неумеренная дружба к нашим жёнам не хороша. «В законном супружестве можно так же впасть в распущенность и разврат, как и в связи незаконной». Скупость в супружеских ласках необходима. Уважение к беременности. Более правильно дополнять брак похотливой связью.
Но человек – несчастное существо. Он вынужден урезывать доступные ему немногие наслаждения и прикрашивать свои горести. «Лишь то, что уязвляет наш желудок, может лечить его». Посты, бичевания, человеческие жертвоприношения в надежде на то, что страданиями человека можно угодить небесам.
Глава XXXIО каннибалах
Обо всём надо судить на основании разума, а не общей молвы. Простые и грубые люди более правдивы, чем тонкие. «Тут нужен человек или чрезвычайно добросовестный, или настолько недалёкий, чтобы он не был в состоянии возводить фантастических построек и придавать правдоподобие ложным вымыслам, будучи к тому же в достаточной мере равнодушным ко всему, что он видит». (Добродетель простолюдинов – пассивное отражение правды, но это же и недостаток – неустойчивость, способность легко заблуждаться. Активность и в хорошем и в дурном принадлежит людям высших классов.) На основании рассказов одного из таких людей Монтень приходит к выводу, что дикарей напрасно называют «варварами». Мы кажемся себе наиболее совершенными во всём – в религии, государстве и т. д. Дикими нужно называть не плоды природы, а те, которые мы извратили своим искусством. «Неправильно было бы приписывать искусству больше чести, чем нашей великой и могучей матери природе. Искусство тщетно – гнездо маленькой птички и паутина посрамляют его». Платон (Законы, X) ставит продукты искусства ниже того, что произведено природой или судьбой.
«Эти народы кажутся мне, таким образом, варварскими в том смысле, что в своём образе жизни они ещё очень мало заимствовали от человеческой изобретательности и ещё очень близки к своей первоначальной простоте. Ими управляют ещё законы природы, весьма мало искажённые нашими законами». Всё, что мы видим у них, превосходит фантазию поэтов о золотом веке и требования самой философии. «Философы не в состоянии были вообразить первобытность столь чистую и простую, как мы это видим на опыте, и не могли поверить, что общество наше может держаться с таким ничтожным количеством искусственно создаваемых средств и связей. Вот народ, сказал бы я Платону, у которого нет никакой торговли, никакой письменности, никакого знакомства с числами, никаких признаков власти или политического господства, никаких следов рабства, богатства или бедности, никаких договоров, никаких наследств, никаких разделов, никаких занятий, кроме добровольных, никакого уважения к древности рода, никаких одежд, никакого земледелия, нет в употреблении ни металлов, ни вина, ни хлеба, нет даже слов для обозначения таких вещей, как ложь, предательство, притворство, скупость, зависть, злословие, помилование. Насколько далёкой от этого совершенства он должен был бы признать измышлённую им республику!». Идеализированное изображение образа жизни дикарей. Мораль их пророков: быть стойким на войне и любить своих жён. Если пророк ошибается в своих предсказаниях, его разрубят на тысячу кусков. Храбрость на войне. Пленных убивают и едят. Но в цивилизованных странах с пленными обращаются гораздо хуже. «Гораздо большее варварство, говорю я, – терзать так живого человека, нежели зажарить и съесть его». Дикари – варвары «по сравнению с тем, что предписывает человеку его разум, но не по сравнению с нами». Их войны извинительны, «насколько вообще это достижимо для такой язвы человечеств