а». Они сражаются ради доблести, а не ради новых земель. Их желания вытекают только из естественных нужд.
Общая собственность: «Обычно у них называют друг друга братьями люди одинакового возраста; своими детьми зовут они всех, кто моложе; старики считаются отцами всех прочих. Эти последние оставляют своим наследникам в полную и общую собственность всё своё имущество без раздела и без всякого иного права на владение, кроме того, которое дарует своим созданиям природа, производя их на свет». Реалистические детали.
Они правильно судят, что победа достигается лишь тогда, когда враг проявляет слабость, «растерянность». «Кто, даже испуская дух, всё ещё продолжает мерить своего врага твёрдым и презрительным взглядом, тот разбит не нами, а судьбой». (Ссылка на Сенеку, De Constantia Sapientis30, гл. 6.)
«Выстрел» Пушкина. Рыцарская, а не буржуазная теория войны:
«Истинная победа обнаруживается в самой схватке, а не в благополучном выходе из неё; воинская честь и доблесть состоят в том, чтобы хорошо биться, а не в том, чтобы разбить».
У Монтеня имеются и противоположные мнения.
Многоженство не осуждается. Ссылки на древний Израиль и античность. Образец любовных песен дикарей. «Я достаточно имел дело с поэзией, чтобы решиться сказать, что в этом изображении нет не только ничего варварского, но что оно выполнено совершенно в духе Анакреона. К тому же язык их мягок, звуки его приятны и окончания слов иногда напоминают греческие».
Всего любопытнее, однако, следующее.
Трое дикарей попали ко двору Карла IX. Они очень удивлялись тому, что такое множество больших бородатых, вооружённых людей соглашается повиноваться ребёнку. «Во-вторых (в их языке есть та особенность, что одних людей они называют «половинками» других), они обратили внимание на то, что среди нас есть люди цельные и в изобилии снабжённые всякими благами жизни, в то время как их «половинки» толпятся у их дверей, нищие и истощённые голодом и бедностью; они находили изумительным, что эти «половинки», столь нуждающиеся, выносят такую несправедливость, а не хватают цельных людей за горло и не предают пламени их дома».
Это красноречиво.
Глава XXXIIО божественном предначертании надо судить осмотрительно
В области наиболее тёмной легче всего обманывать. Критика тех, которые думают в каждом событии найти какое-нибудь непосредственное вмешательство божества. Нет, земные события надо отделить от бога. Намерения его настолько сокровенны, что догадаться о них невозможно. «Кто поднимает глаза вверх, чтобы воспринять больше света, пусть не сетует, если в наказание за такую заносчивость он лишится зрения».
В общем, глава направлена против самомнения религиозных партий.
Глава XXXIIIО том, как жертвуют жизнью, убегая от наслаждений
Ироническое отношение к стоицизму (который есть даже у Эпикура). Ирония над христианским аскетизмом.
Глава XXXIVСудьба часто пересекает пути разума
Употребление слова «судьба» (la fortune} вместо «провидение» было осуждено цензурой, во время пребывания Монтеня в Риме в 1581 г.
Судьба является своего рода артистом. Вот мораль этой главы, содержание которой ясно из заглавия.
Глава XXXVО недостатках наших учреждений
Монтень предсказывает рекламу спроса и предложения. Он советует следовать обычаю его отца: записывать вместе с хозяйственными делами и различные факты семейной истории.
Глава XXXVIОбычай носить одежды
Так как всё подчинено одним и тем же законам (ссылка на святое писание), то «рассудительные люди привыкли в вопросах подобного рода, где надо различать законы естественные от выдуманных нами, обращаться, прежде всего, к общему мировому распорядку, в котором не может быть ничего подложного». Полагает, что первоначально человек не имел надобности в одежде. Здоровее и лучше, видимо, именно последнее. Монтень дважды сравнивает свою одежду с одеждой простых крестьян и, кажется, к выгоде последних.
Глава XXXVIIО Катоне Младшем
Я не сужу о других по себе, умею применять к ним их собственную меру. «Силою воображения я легко могу перенести себя в их положение, и я люблю и почитаю их тем сильнее, что они не такие, как я».
Монтень желает, однако, чтобы его также не заставляли следовать общим примерам.
«Век, в который мы живём, по крайней мере в нашей стране, поражён такой тупостью, что, не говоря уже о применении добродетели на деле, самое представление о ней даётся с трудом и она кажется не более как школьным оборотом речи».
Правило Монтеня:
«Суждения наши далеко не здоровы и следуют испорченности наших нравов. Я вижу, что большинство умов нашего времени изощряется в попытках затемнить славу прекрасных и благородных деяний древних, давая им какое-нибудь низменное истолкование и подыскивая для них суетные поводы и причины… Обязанность благомыслящих людей – изображать добродетель возможно более прекрасной, и не беда, если мы будем увлечены страстью к столь возвышенным образцам». Поступающие иначе делают это из злобного недоброжелательства, или судя по собственной мерке, или из непонимания. Истолковать порочным образом можно любой поступок, и весьма правдоподобно.
Поэзия: «Вот странная вещь: у нас гораздо больше поэтов, чем судей и истолкователей поэзии; легче создавать поэтические произведения, чем постигать их. До известной невысокой ступени можно судить о ней на основании предписаний и правил искусства; но прекрасное, высокое, божественное стоит выше всех правил разума. Кто усматривает её красоту твёрдым и уверенным взглядом, тот видит лишь блеск её лучей; она не занимает наш ум; она его восхищает и опустошает. Восторг, охватывающий того, кто умеет погружаться в поэзию, передаётся и третьему лицу, которому излагают и цитируют поэтическое произведение; так магнит не только сам притягивает иглу, но одаряет её способностью в свою очередь притягивать другие иглы. И всего яснее мы видим в театрах, как священное вдохновение, возбудив в поэте гнев, печаль, ненависть, заставив его забыть о себе и идти туда, куда хотят музы, через посредство поэта передаётся актёру, а через посредство актёра распространяется мало-помалу среди всего народа; так нанизываются на общую нить наши магнитные иглы и подвешиваются одна над другой».
Глава XXXVIIIКак одна и та же вещь заставляет нас плакать и смеяться
«Часто наши души могут волновать противоположные страсти». Среди разнообразных движений души обычно господствует одно; но это не значит, «чтобы, в силу гибкости и подвижности нашей души, даже самые слабые душевные движения не отвоевали себе порой места и не добивались временного преобладания». Мы оплакиваем смерть лица, которого не хотели бы видеть в живых. Как свет солнца не сплошной, а лучистый, так и наша душа неприметно выделяет из себя проявления различных чувствований.
«Мы с твёрдой решимостью стремимся отомстить за нанесённую нам обиду и ощущаем полное удовлетворение, одержав победу, и, однако, мы плачем при этом. Не победу мы оплакиваем; мы ничуть не изменились; но душа наша способна видеть вещи другими глазами, представлять их себе с иной точки зрения; ибо каждая вещь имеет различные стороны и лики». Можно убить для достижения определённой цели, и можно оплакивать убитого (не убийство).
Основа шекспировских характеров.
Глава XXXIXОб уединении
«Человек – самое неуживчивое и самое общительное существо: первое – в силу своих пороков, второе – по своей природе». Мудрец может выносить толпу, но изберет уединение. Нужно вести жизнь возможно более достойную и независимую. Но домашние дела не менее хлопотливы, чем государственные. «Недостаточно удалиться от народной толпы, недостаточно переменить место». Надо обладать самим собой. «Надо, следовательно, очистить душу и вернуть её к себе: это и есть истинное уединение, которым можно пользоваться среди шумного города и при дворах королей». «Достигнем истинной способности “жить в одиночку”, свободно, без всяких уз, повинуясь собственному желанию».
«Следует заготовить себе укромный уголок, который был бы целиком наш, недоступен никому другому, где мы могли бы утвердить нашу истинную свободу, найти основное прибежище и подлинное уединение». Насмешки над теми, которые умучивают себя ради науки, государей и т. д. Не следует дрожать за жизнь наших жён и детей. «Может ли человеку взбрести на ум любить что-либо больше, чем самого себя?» (Теренций). «Мы достаточно жили для других; проживём для себя, по крайней мере, остаток нашей жизни». «Величайшая вещь в мире – это умение быть самим собой. Пора нам развязаться с обществом, раз мы ничего не можем ему дать. А кто не в состоянии давать, тот пусть не позволяет себе брать». Под видом служения обществу скрываются большею частью честолюбие и корыстолюбие, но неправильно, ослабляя всякие свои обязательства и связи, стараться сразу потерять всё, чтобы не бояться ничего. Такой философский цинизм крутых и сильных людей показывает, что они даже уединение своё хотят сделать источником славы. Нет. Не надо идти так далеко. Умеренность. По отношению к хозяйству нужно найти середину между поглощённостью им и полным небрежением. Не следует злоупотреблять книжными занятиями. Весёлость и здоровье – наше лучшее достояние. Следует построить жизнь по правилам разума, упорядочить и организовать её путем размышлений и заранее обдуманных предписаний. Достигая крайнего предела удовольствия, нужно остерегаться идти дальше – туда, где к нему у нас начинает примешиваться страдание. Слава и покой не могут ужиться под одной кровлей. Желать извлечь славу из своего досуга и уединения – суетное тщеславие.