— Это совпадает с тем, что утверждал дон Алонсо, — признала немка. — Но куда он мог направиться?
— Кто это может знать?
— Бонао, — вмешался Гаитике, молча слушавший разговор взрослых. — Я уверен, что он сказал правду.
Солнце над Маракайбо по-прежнему нещадно палило. Конечно, трудно было поверить, что полуслепой ребенок, проживший всю жизнь в темной хижине в глубине сельвы на далеком острове, мог знать, где именно в эту минуту находится канарец, но, тем не менее, донья Мариана все же решила последовать совету хромого Бонифасио и, взяв в проводники четверых мужчин-купригери, отправиться в ту далекую деревню, где, видимо, жил Сьенфуэгос.
Как только капитан привел корабль в самую крайнюю точку, откуда уже было опасно двигаться дальше, они погрузились в парусный баркас, и Бонифасио оживился, поскольку впервые в жизни командовал настоящей экспедицией.
А «Чудо» тем временем три бесконечно долгих дня жарилось в пекле, покачиваясь на якоре в плотной свинцово-серой воде, на которой вдруг появились черные маслянистые пятна.
— Что это такое? — спросила немка.
Но никто на борту не знал, как объяснить столь любопытное явление, хотя кое-кто предположил, что, возможно, в трюме течь и из какой-то бочки просочилось оливковое масло. Однако вскоре стало ясно, что жирные пятна двигаются со стороны берега, хотя на там не было видно никаких признаков жизни.
Обычно члены команды бодрствовали ночью, а днем искали тень, чтобы вздремнуть, обливаясь потом, и все, от капитана до обычного юнги, сошлись в том, что это было, пожалуй, самым сложным испытанием в жизни.
Даже купание спасало ненадолго, потому что это было все равно, что сунуть голову в тарелку с супом, и когда наконец-то на горизонте показались паруса баркаса, все вздохнули с облегчением.
Бонифасио Кабрера привел с собой довольно странного косоглазого незнакомца, высокого и статного, который отзывался на имя Якаре и утверждал, что был лично знаком с рыжеволосым Сьенфуэгосом и чернокожей женщиной по кличке Уголек.
Туземцу, который, как выяснилось, был отважным воином, добравшимся до «Великой реки, что рождает моря» и с легкостью изъяснявшимся на четырех или пяти туземных диалектах, не составило ни малейшего труда объясниться с доньей Марианой, обладающей достаточными познаниями в гаитянском наречии араваков. Так что очень скоро она выяснила, каковы были отношения канарца и африканки и почему они однажды на рассвете отправились на поиски Большого Белого.
— Что за Большой Белый?
Купригери явно не хотел отвечать, пришлось предложить ему прекрасный нож, и в конце концов он все же ответил:
— Высокая гора, белая и священная.
— И где она?
— На юге. Очень далеко.
— И зачем они туда отправились?
— Уголек хотела, чтобы мой сын родился белым.
— Твой сын? — голос доньи Марианы слегка дрогнул. — Не сын Сьенфуэгоса, а твой?
— Мой, — подтвердил косоглазый с долей гордости или даже высокомерия. — Уголек была моей женщиной.
— Понятно. И они так и не вернулись?
— Нет.
— Знаешь почему?
— Наверное, их убили мотилоны.
— Что за мотилоны?
— Дикий народ, живущий в горах. Люди пепла.
— Карибы?
— Нет.
— Каннибалы?
Купригери покачал головой.
— Просто дикие. Трусливые и дикие.
Немка на несколько минут задумалась и наконец протянула индейцу латунный браслет, который тот немедля схватил, а потом спросила:
— А далеко ли они могли направиться, если их не убили?
Якаре снова посмотрел на нее, словно отродясь не слышал таких глупых вопросов, и пожал плечами.
— Воин может хоть год идти в любом направлении.
— Ты уверен?
— Мне понадобилось столько времени, только чтобы добраться до Великой реки, что рождает моря.
Дон Луис де Торрес зашел в каюту, вернулся с куском угля и нарисовал на отполированной палубе грубую карту.
— Вот здесь море, — сказал он. — Вот озеро, здесь деревня купригери, где живет Якаре... А где Большой Белый и Великая река, что рождает моря?
Не подлежало сомнению, что туземец впервые видит подобные рисунки, и Луису пришлось приложить немало усилий, чтобы объяснить ему, что к чему. Зато, разобравшись, Якаре продемонстрировал необычайную живость ума: взяв в руку уголек, он решительно начертил крест пониже того места, где была обозначена деревня купригери.
— Большой Белый — вот здесь, — сказал туземец.
Потом он встал, отошел метра на два и нарисовал линию, пересекающую палубу от одного борта до другого.
— А здесь — Великая река, что рождает моря.
— Вот черт! Так далеко?
— Так далеко.
— А еще дальше на юг?
— Сельва. Одна сельва.
— А на востоке?
— Сельва и море.
— А на западе?
— Сельва и горы... Очень высокие горы, как говорят. Выше, чем Большой Белый... Так говорят!
Донья Мариана, Гаитике, дон Луис де Торрес, капитан Соленый, хромой Бонифасио Кабрера и почти вся команда «Чуда» внимательно изучали вероятно первую примитивную карту Нового Света.
— Если это так, то не зря уверяли, что мы находимся на пороге нового континента, — сказала немка.
— Возможно, он преувеличивает.
— Возможно. — Она снова повернулась к Якаре. — И велика ли река, что рождает моря?
— С одного берега не разглядеть другого.
— Ты уверен?
— Я сам ее видел.
— Это невозможно! — заявил Луис. — На свете не существует подобных рек. Даже в Азии.
Купригери окинул его взглядом с головы до ног, в его странных глазах сверкнул гнев.
— Я сам ее видел! — повторил он. — Год до нее добирался, а по ширине эта река больше, чем отсюда до моего дома.
— Поклянись, что говоришь правду, — вмешался молчаливый капитан.
— Это меняет все нынешние представления о мире, — заметила Ингрид Грасс и снова повернулась к туземцу. — Представь себя на месте Сьенфуэгоса, и что мотилоны тебя не убили. Куда бы ты направился?
Не колеблясь ни секунды, тот ткнул пальцем в свою деревню.
— Да, конечно! — нетерпеливо оборвала его немка. — Ты бы вернулся домой. Но представь, что ты не можешь вернуться. Куда бы ты пошел?
Лучшим подтверждением ума и серьезности Якаре явилось то, что он не спешил с ответом, а долго в задумчивости сидел на корточках перед примитивным чертежом. Глядя на него со стороны, нетрудно было понять, что он напряженно думает, взвешивая все «за» и «против» в столь непростом вопросе.
Наконец, он провел черту, идущую от Большого Белого на запад.
— На запад?
— Да.
— Почему на запад?
— Я поступил бы так.
— Почему?
— На востоке горы и враждебные племена. На юге — горы и густая сельва. Проще всего двигаться на запад.
— Это известно тебе, но не Сьенфуэгосу.
— Ты спросила, как бы поступил я, а не Сьенфуэгос.
Ответ был, разумеется, весьма убедителен, а потому немка велела Бонифасио Кабрере накормить туземца и устроить его на ночлег, чтобы у него была возможность еще подумать, куда бы мог направиться Сьенфуэгос.
Эту ночь они провели на борту; никто из них так и не смог уснуть, и даже кок, казалось, был потрясен тем, что им удалось узнать об этой зловещей «Твердой Земле», к которой они причалили. Весь «штаб» собрался в кормовой каюте вокруг большого стола, на котором капитан Соленый разложил грубо нарисованную карту — уменьшенную копию той, что до сих пор красовалась на палубе.
Возник долгий спор, в котором каждый изложил свою точку зрения, поскольку донья Мариана, командующая на корабле всем, что не касалось навигации, решила на сей раз выслушать остальных, понимая, что ее решение в конечном счете зависит от того, существует ли хоть малейшая возможность найти любимого, ради которого она пошла на такой риск.
Бонифасио Кабрера сравнил новые сведения с тем, что он раньше слышал от провидца Бонао.
— В общих чертах его слова вполне подтверждаются выводами Якаре, — решительно заявил он. — Сьенфуэгос жив, и сейчас он далеко за морем, за высокими горами, к западу от этого озера. Это подтвердит и капитан.
— Возможно, это просто совпадение.
— У нас есть вариант получше?
— Идти пешком к Большому Белому.
— По территории мотилонов? — спросил Луис де Торрес. — Мне это кажется безумием, раз мы располагаем превосходной командой, но не солдатами, привыкшими драться с дикарями.
— Капитан?
— Согласен.
— На море у нас все преимущества, — настаивал Луис. — А на суше — ни одного.
— Но Сьенфуэгос — на суше.
— Возможно, ему удалось вернуться на побережье.
— Как?
— Уж как-нибудь сообразил.
Этот ответ прозвучал несколько неожиданно, но с другой стороны, в данных обстоятельствах он был единственно верным, поскольку не вызывало сомнений, что надежда найти человека на столь огромном, непознанном и враждебном континенте весьма невелика.
Корабль представлял собой крошечный кусочек Европы у берегов неизведанной земли, и если на борту они все же чувствовали себя в безопасности, то на суше, без защиты маленьких корабельных пушек, от которых, впрочем, было больше шума, чем толку, они оказались бы всего лишь жалкой горсткой авантюристов.
На следующий день донья Мариана приняла решение, и едва Якаре, спокойно проспавший всю ночь, открыл глаза, она провела его в трюм и показала бесчисленное множество хранившихся там безделушек.
— Можешь выбрать что хочешь, если поплывешь вместе с нами на поиски Сьенфуэгоса.
Якаре скосил глаза еще больше, протянул руку и схватил цветастые бусы.
— Всё, что хочу? — недоверчиво переспросил он.
— Всё, что сможешь унести.
Для простодушного купригери это было, без сомнения, величайшее сокровище, непреодолимое искушение для человека явно честолюбивого и бесспорно храброго.
— Я плыву с вами, — ответил он.
7
Земля содрогнулась.
Она глухо рычала, как если бы и в самом деле в ее недрах Мусо и Акар вели ожесточенный бой, оглушительный рев доносился из адских глубин, сея на своем пути разрушение и гибель.