Кронмир опустил голову на подушку и заснул так, как не спал уже полсотни дней. Его не мучили ни тошнота, ни тревога. Главным стал кто-то другой. С ним редко такое случалось.
Солнце вставало над пустым океаном, а маленький крутобокий кораблик бежал на восток, прямо в поднимающийся из-за горизонта красный диск. Небо из ярко-розового начало становиться желтым, когда впередсмотрящий крикнул, что видит что-то в море, по правому борту.
Кронмир проснулся от грохота барабанов над головой и криков сотни голосов. Перед сном он разделся – и теперь потратил драгоценное время, чтобы прицепить шоссы к дублету. Выскочил из каюты и, дождавшись кивка капитана, взбежал по правому трапу на ют.
– Трое. – Парменио указал рукой.
У Кронмира что-то перевернулось в животе.
– Глядите, струя.
Кронмир посмотрел из-под руки. Парменио велел Аткинсу вызвать на палубу погодного мага. Морской опыт Кронмира ограничивался юностью, проведенной на рыбацких лодках. Он перегнулся через борт, вглядываясь вперед.
– Вы уверены, что это не киты?
Парменио улыбнулся, но только губами.
– Не знаю. Но их трое, и они движутся в нашу сторону, постепенно ускоряясь. Сдается мне, что это морские чудовища.
– Погодный помощник, сэр! – доложил Аткинс.
Погодный маг оказался удивительно молод для столь важной должности, светловолос, тощ и мелок. Он был альбанцем – как и большинство герметистов. Казалось, что герметисты рождаются только в Альбе и в Ифрикуа. Принимать его всерьез было непросто.
– Ты можешь сотворить заклинание, чтобы ясно видеть на расстоянии? – спросил Парменио.
Мальчик – даже не юноша – посмотрел вперед и побледнел, если так можно сказать о человеке с совершенно белой кожей. Потом покраснел. Веснушки как будто засветились изнутри.
Он поднял правую руку и пропел несколько слогов. Воздух перед ним уплотнился и засветился. Парменио наклонился посмотреть, но мальчик отогнал его и сотворил второе заклинание, а потом третье, зрелищное. Диск из чистого света соединил два воздушных сгустка. Четвертое заклинание, совсем маленькое, как будто подарило жизнь артефакту. Тот тихо задвигался.
Парменио посмотрел сквозь него. Поднял голову.
– Посмотрите. Ради всего святого, парень, я тебе не зря плачу.
Мальчик снова залился краской, на этот раз от удовольствия.
– Так учат в академии. Я там не бывал, но все знаю по книжкам.
Кронмир наклонился к линзе и увидел во всех подробностях – мешала только легкая дрожь воздуха, как бывает от жары, – трех невинных китов, греющихся на солнце.
– Сколько это продержится? – спросил Парменио и отвернулся, не дожидаясь ответа. – Свободные от вахты могут отдыхать. Киты. Не ийаги.
– Пока я буду удерживать ее или немного больше. Я скорее ученый, господин капитан, – ответил мальчик.
Кронмир заглянул в линзу еще раз.
– Она лучше любого устройства, что я видел до сих пор. Из академии, говоришь? В Ливиаполисе?
– Весной они отправили нам целую рукопись о таких штуках, одна лучше другой. Мой учитель заставлял нас читать ее целыми днями, пока его не убили галлейцы.
– Сколько тебе лет? – спросил Кронмир. Он сам не заметил, в какой момент его броня из безразличия и цинизма стала бессильна против детей. А еще он не знал, известно ли в Морее, что академия щедро делится герметическими секретами. Это ведь тоже своего рода революция.
– Четырнадцать, если вам будет угодно, милорд.
– Я не лорд, – ответил Кронмир.
– Какой силы ветер ты можешь устроить? – спросил Парменио.
– Я никогда не пробовал, – признался мальчик. – Но я знаю как!
– Ну тогда сколько энергии ты можешь призвать? И, кстати, как тебя зовут? – уточнил Кронмир.
– Кирон Хотбой, – ответил мальчик. – Довольно много. Но… – Он покосился на Парменио, как будто ожидая отповеди.
Парменио передернул плечами, как часто делают вениканцы.
– Мой старый погодный маг погиб во время шторма. Магов в Альбе как грязи, если сравнивать с Веникой, но поди найди хорошего!
– Позвольте мне попробовать, – попросил мальчик. Он подошел к основанию грот-мачты и начал читать заклинания. Звучали они, как молитвы. Ему пришлось произнести свою молитву дважды, прежде чем что-то случилось, да и потом действие проявлялось постепенно. Да, ветер сделался резче, но пока об этом говорили только задрожавшие колдунчики на реях.
– Хорошо, парень, – одобрил капитан.
Мальчик обернулся на голос, и ветер тут же затих.
– Что? Что, сэр?
Парменио покраснел от злости, но справился с собой. Кронмир, гордившийся своей невозмутимостью, почувствовал родственную душу.
Капитан положил руку мальчику на плечо.
– Учись одновременно колдовать и слушать мои приказы… или приказы мастера Аткинса. От тебя мало толку, если ты можешь делать только одно дело за раз. Но ветер был неплох. Сколько ты можешь его держать?
– Час? Может быть больно, – признался он и очень по-женски встряхнул головой. – Но ведь это отличная практика! Господин капитан, пожалуйста, позвольте мне снова поднять ветер, а потом отдайте мне приказ.
Теперь ветер усилился быстрее. Капитан кивнул Аткинсу, стоявшему у руля. Тот огляделся.
– Готов!
– Четыре румба право, – тихо сказал Парменио.
– Есть четыре румба право, капитан.
– Если парень так хорош, как кажется, то они с Аткинсом вдвоем окупят мои расходы. Предыдущий помощник был пьяницей.
Аткинс повернул руль. Полдюжины человек немедленно бросились к снастям, чтобы округлый корабль не потерял ветер.
– Можешь поменять ветер на четыре румба? – спросил капитан.
Мальчик что-то напевал про себя, выслушивая объяснения.
– Так, чтобы в спину дуло?
– Нет, это не лучший ветер.
– Просто покажите, куда он должен дуть.
Капитан Парменио не привык слушать приказы на своем корабле, но он только взглянул на Кронмира и подмигнул. Подошел к фальшборту и ткнул правой рукой прямо в мага – назад и вбок.
Ветер почти сразу переменился, и матросам пришлось снова разворачивать все реи. Капитан взбежал на ют и всмотрелся в море. Потом сам встал к рулю и стоял за ним несколько долгих минут, пока Кронмир смотрел на горизонт.
– Идеально! – заявил вениканец, вернул руль помощнику и спустился с юта. – Хватит, парень. Я не хочу тебя выматывать. Мастер Аткинс, четыре румба лево.
– Есть четыре румба лево.
Черный от солнца старый матрос с золотой серьгой в ухе и тяжелым кинжалом на поясе расхохотался и сказал что-то капитану на текучем вениканском диалекте. Парменио улыбнулся и пожал плечами, а потом расхохотались уже оба.
– Антонио ходит со мной с того времени, как я попал на корабль своего дяди. Он говорит, что, если я буду нанимать столько альбанцев, мне придется научиться хрюкать, как они. Он не хотел вас оскорбить.
Он приобнял Кирона.
– Тебе придется понять, как ведет себя корабль. А колдовать ты и без того умеешь.
Кирон снова вспыхнул. Краснел и бледнел он мгновенно.
– Я так и думал. И боялся, что не сумею. Глупо, наверное.
– Это довольно разумно, – возразил Кронмир. – Со мной так бывает едва ли не каждый день.
Капитан принялся описывать корабль как пустую скорлупку, разворачивающуюся вокруг единой точки при смене ветра, и Кронмир предпочел удалиться к своему роману. Писал сочинитель хорошо, и его фантазии Кронмиру нравились.
Когда он потом поднялся на палубу, то увидел Кирона в вороньем гнезде вместе с матросом. Солнце быстро закатывалось за горизонт. Лукка вынес пару тренировочных мечей, и они пофехтовали прямо на палубе. Лукка был хорош, но Кронмир его превосходил. Порой он прерывал бой и объяснял, как важно чувствовать время и расстояние.
Потом Кронмир решил узнать, можно ли отнести стакан вина в каюту, а Лукка принялся наносить удары фок-мачте. Увидев это, Антонио отвел его в сторону и изобразил, что мачту придется шлифовать и красить. Пристыженный Лукка признался во всем капитану.
Вернувшись на палубу, Кронмир обнаружил, что жестокий убийца терпеливо трет мачту куском льняной пакли и песком. Парменио стоял у грот-мачты, перекрикиваясь с вениканцем, сидевшим наверху.
– Что-то случилось? – спросил Кронмир.
– Наш юный заклинатель погоды закрепил свой дальнозор в вороньем гнезде. Оказывается, три кита плывут за нами весь день. Киты умнее людей. Не знаю, что их ведет.
– Но это не ийаги.
– На таком расстоянии сложно сказать. Когда стемнеет, попробую одну штучку, которую обычно приберегаю для иберийцев.
Когда солнце скрылось окончательно, за борт спустили бочку с горевшим на ней фонарем. После этого курс резко изменили, почти на восемь румбов, и Кирон целый час двигал корабль вперед магией. Потом вернулись на прежний курс.
Утром море оказалось совсем пустым. Парменио был очень доволен собой. Проделав все полуденные вычисления, он заставил мальчика поднять ветер еще на час. В результате Кирон стал походить на изможденного этрусского святого, но капитан обрадовался еще сильнее.
Разбудили Аткинса. Он вышел на нос и спустил за борт небольшую деревяшку, привязанную к линю. Когда деревяшка доплыла до кормы, капитан велел остановиться.
– Вы измеряете скорость? – спросил Кронмир, которого очаровывала любая математическая наука.
– Именно так, – довольно улыбнулся Парменио.
– В детстве я плавал на рыбацких лодках, но такой науки мы не знали.
– Это очень просто, – объяснил Парменио. – Расстояние известно, это длина моего корабля. У меня есть часы на одну минуту. Но они мне и не нужны, я же не салага и умею считать время в уме не хуже любого музыканта. Да и перепроверить можно, потому что у мастера Аткинса на веревке есть узлы, которыми и измеряется скорость.
– Восемь с небольшим узлов, – доложил Аткинс.
– У меня вышло восемь с половиной, – согласился Парменио. – Это не очень точный способ, но лучше так, чем совсем не знать скорости. Если парень дает нам восемь узлов, мы уйдет от любой погони.
– А что киты? – спросил Аткинс.