– Он был в осаде не меньше двух месяцев.
– Но это одна из величайших в мире крепостей. Кстати, сколько до нее пути?
– Это будет самоубийство. Слишком далеко.
– На нас пока не напали, – заметил Кронмир. Он только что получил краткое описание сил одайн. Кошка, мышь и белки обрели смысл. Они – и насекомые – стали доказательством. Но о силе костей на той стороне еще не слышали – а значит, могли не знать и о прочем.
Кронмир развернул чехол из промасленной кожи и достал письменные принадлежности. Зашифровал отчет о всей своей поездке, о Венике и встреченном там и даже о Жизель. Писал он тонко очиненным золотым пером. Ему не нравилось заниматься этим в присутствии Жизель – тем более что она помогла ему, посветив. Он не любил, когда кто-то видел его шифр.
Но Тьму он любил еще меньше. Писал он быстро, оставляя кляксы. День, насекомые, кошка… поведение Тридцать четвертой, примчавшейся с запада на восток через Тьму.
– Она не сможет лететь еще двенадцать часов, учитывая… обстоятельства. – Он покосился на темный запад. – Жизель, кто вы?
Она улыбнулась, показав идеальные зубы, и ровно ответила:
– Жена герцога Веники. Я думала, вы не спросите.
– Я могу справиться с вами обоими, – заметил Кронмир.
Жизель привстала. Лупи, занятый ужином, замер. Кронмир сидел спокойно, не двигая руками.
– Я не опрометчив и многого не понимаю в этой ситуации. Но если вы не объясните мне, почему вы с вашими золотыми волосами и безупречной кожей так похожи на убийцу, я вынужден буду предположить худшее.
– Взгляды – проклятье. – В ее правой руке сверкнул полированный металл. – Я не убийца. Но я была следопытом.
– Следопытом?
– Разведчиком от Веники. В горах. Видите ли, там растут деревья. Очень старые. Мы охраняем границы… и деревья. Мы сражаемся с тем, чего не существует, по мнению людей.
Кронмир задумался об этом.
– В самом деле?
– А вы поразмышляйте, мастер Кронмир, – улыбнулась она. – Что нужно, чтобы создать флот?
– Деревья. Старые прямые высокие деревья, – понял Кронмир.
– Как я вышла замуж за герцога, вас не касается. Разве что… я спасла его. Это один из наших лагерей, хотя мы редко бываем в населенных местах. Но в горах к северу от Фрули водятся ирки и другие твари, про которых церковь говорит, что их не бывает. И… наша нелюбовь к Митле давняя.
Кронмир немного расслабился.
– Мне показалось… маловероятным, что женщина вашего положения отправится в такое путешествие.
Она грустно улыбнулась:
– Знаете, что хуже всего? Миру грозит опасность, а то и конец света. Моя семья живет на равнинах к северу. Я могу их потерять. И все же… – Она пожала плечами.
– И все же вы рады, что вы здесь.
Томазо Лупи фыркнул у костра.
– Да, – призналась она. – Под деревьями… рядом с полем боя. Что, оставите нас в живых?
Кронмир кивнул.
– Может быть, я осмелею и задам вам пару вопросов?
Он не ответил.
– Где тот маленький человечек, лицо которого так просто забыть?
– Где-то рядом. Прикрывает нас.
– Он вообще ничего не ест?
Кронмир улыбнулся и отвел взгляд.
– Давайте ужинать, – сказал рыцарь. Как и любой хороший охотник, он умел готовить прямо в поле и соорудил недурное блюдо: кусочки говядины, завернутые в ломтики сала с костным мозгом и поджаренные на огне. Он сделал восемь штук, и каждый взял по два. Еще была бутылка неплохого вина и каравай хлеба, немного зачерствевшего. Его поджарили над огнем и съели с говяжьим жиром.
Кронмир довольно кивнул и вытер бороду.
– Сэр Томазо, можете всякий раз путешествовать со мной.
– Я год жил один, – рассмеялся Лупи. – Многому научился.
Держа в руках стаканы, они подошли к краю обрыва. Наконец-то стемнело полностью, к западу чуть отсвечивали в лунном свете холмы, но не было видно ни единого факела, ни свечи, ни костра.
– Я главный? – спросил Кронмир.
Во Тьме герцогиня стала другой.
– Мы союзники. Никто не главный.
Кронмир подумал, что работать с любителями неприятно. Оценил великолепно устроенный лагерь.
– Я хочу вернуться из Тьмы тем же путем, что мы пришли. Хочу отдалиться к югу и отпустить птицу там, где ей не придется пересекать Тьму. Потом я отправлюсь на запад и проверю, в самом ли деле Тьма представляет собой круг.
Жизель вздохнула. Томазо тоже.
– Не стану притворяться. Я был бы рад уйти отсюда навсегда, – заметил рыцарь.
– Это как болезнь, – сказала Жизель. – Те, кто становятся следопытами… мы настроены… на Диких. Мы их не ненавидим.
– Разумеется, – ответил Кронмир. – Ненавидеть Диких без разбора – значит ничего не понимать.
Она хрюкнула не по-герцогски.
– Я должна увидеть, что случилось с людьми.
– Мы увидим.
Кронмир лежал без сна, зная, что герцогиня тоже не спит. Лупи нес стражу. Он мог бы удивиться взаимному недоверию, но оно, скорее, казалось напрасной тратой сил. И все же доверять ей он не мог.
Он лежал, думая о ее нежном личике и твердой руке… и чувствовал, что злится и боится все сильнее. Сердце билось слишком быстро.
Он задумался, что происходит. Предположил, что его могли отравить. Тридцать четвертая сидела на наспех сделанном насесте из сухой ветки и двух бревнышек, то и дело взмахивая крыльями. Очень тихо – ее учили не производить шума. Эта возня раздражала Кронмира, но он нескоро понял, что птица тоже встревожена.
Он встал, отбросив одеяло и плащ, и подошел к насесту.
– Что такое? – спросила Жизель.
Кронмир погладил птицу, успокаивая. Когда та затихла, он наконец-то различил биение других крыльев. Очень тихое, на грани восприятия.
Он прислушивался, пока не понял, что этот звук не порожден его воображением и страхом. Опустился на колени.
– Жизель. Над нами кто-то есть. За нами следят.
Она почти незаметным движением выбралась из-под плаща. Костер давно погас, угли больше не дымили.
– Томазо! – позвала она.
Веронский рыцарь вышел из-за деревьев.
– Над нами что-то есть, – прошептал Кронмир, продолжая гладить Тридцать четвертую и глядя наверх.
– Посмотри, как там лошади. Хотя нет, я сама. – Жизель исчезла.
Кронмир стоял на коленях у насеста. Томазо медленно крутил ворот тяжелого арбалета, из которого можно было прошить болтом рыцаря в доспехах и его коня заодно.
– Что там? – очень тихо спросил он.
Кронмир потряс головой и снова услышал шелест крыльев. Очень далеко. Тень звука, не звук.
А потом увидел: звезды на севере погасли.
Сердце Кронмира заколотилось, когда одну десятую неба залило чернотой. Он прижал Тридцать четвертую к груди и съежился.
– Во имя святого Маврикия… и всех воинских святых. Что это?
Они не слышали ничего, кроме собственного дыхания, да еще дыхания Тридцать четвертой. Потом вернулась Жизель.
– Кони у коричневого. Что это? Мне страшно, но я не понимаю почему.
– Оно огромное и умеет летать. Мне уже… лучше. – Он посмотрел в чистое небо. – Думаю, оно уже ушло.
– Думаю, вы наивны. Но надеюсь, что правы.
Через час они решили идти спать… но никто не заснул.
Они уходили из Тьмы не так осторожно, как входили в нее. Но все же по пустой безжизненной равнине они ехали два часа. Они не слышали никаких звуков, кроме гудения насекомых и шелеста ветра в спелой пшенице.
Они выехали по тому же мосту, что и въезжали. Коричневый ждал там. Лупи сделался веселым и почти оживленным, Жизель постоянно оглядывалась.
Тридцать четвертая сидела на луке Кронмирова седла, вертя головой во все стороны. Она ела каждый раз, когда предлагали. Когда они вышли из Тьмы, она расправила крылья и торжествующе закричала.
Жизель хотела вернуться в маленький городок, откуда они уехали во Тьму. Так они и поступили. Ко всеобщему облегчению, трактир был не заперт, хотя городок опустел. Они взяли с собой еды и оставили на стойке несколько монет.
Лупи заговорил с двумя стариками, которые сидели на ступенях церкви.
– Один из моих товарищей увел людей вчера, – сказал он. – Граф послал рыцарей в Митлу, чтобы увести на восток всех, кто захочет. Он объявил осадное положение, хотя врага не видно. Люди покоряются. Священник – дурак, но, – Лупи показал тяжелую бутыль, – так даже лучше. Я велел ему уходить. Сказал, что Дикие на пороге.
Жизель нахмурилась.
– Ну, миледи, я должен был что-то сказать.
– Слухи – враг не менее опасный, чем Тьма, – заметила Жизель. – Поехали.
Полных два часа они двигались на юг. Тридцать четвертая слетела с кулака Кронмира, схватила в воздухе птицу и жадно ее сожрала, а потом еще притащила маленького козленка. Кронмир сказал, что это само по себе вызовет слухи. Птица сожрала и козленка, а потом успокоилась.
К середине дня они въехали в маленькую деревню – тоже пустую. Судя по следам в пыли и навозу на дороге к югу от деревни, отсюда люди ушли сами. На площади сидели два пьяных старика. Почти весь скот забрали, но под деревьями возились свиньи, и кто-то бросил собаку. Жизель кинула ей кусок, и собака побежала за ними.
Они отправились дальше на юг. Иногда Кронмир прикидывал высоту гор на севере.
– Мы примерно в четырех милях западнее вчерашнего лагеря, – сказал он вечером.
– Это и без инструментов понятно, – заметила Жизель.
– Да, но нужно было удостовериться.
– Я и так уверена.
Лупи попытался скрыть улыбку, но не смог. Он спешился, и к нему немедленно подбежала собака. Лупи сходил в лес, вернулся и почесал собаку под подбородком. Лицо коричневого оставалось бесстрастным.
Чуть позже, пользуясь долгим днем, они повернули на север и залезли на очередной холм – ниже вчерашнего, но довольно заметный. На вершине стояло укрепление древних, квадратное и заросшее. На северной стороне холма виднелись развалины башни, старые ворота и сохранившийся по воле случая небольшой зал.
Подойдя ближе, они поняли, что случай тут ни при чем. Северную башню тщательно переложили, зал снабдили крышей и устроили там очаг. Жизель безошибочно нашла дорогу.