Он повторно воспроизвел воспоминание. Габриэля это немного сбило с толку.
Потом последовала короткая пауза. Невыносимо напыщенным тоном Мортирмир объяснил, как именно его команда разгадала загадку кашля и придумала заклинания, способные с ним справиться. Аль-Рашиди выслушал его до конца, не перебивая.
– Это ведь не просто пробы и ошибки.
– Нет, мастер. Все герметические заклинания начинаются с теории. Мы попробовали определить теорию, а потом просто откидывали гипотезы, пока не осталась… точная. – Морган посмотрел на них как на студентов. – Сейчас теория понятна?
Аль-Рашиди улыбнулся, не обижаясь на семнадцатилетнего школяра, вздумавшего его учить.
– Продолжай. Покажи.
– Признаюсь, я знал, что подруга Кронмира, которая попала под их власть, говорила, что их много. Тогда возникла теория, что нет никаких одайн. Просто мириад червей, и с каждым нужно бороться по отдельности. Как будто целое, которое больше суммы своих слагаемых, теряет силу, если брать его по частям. Это основа нашей теории.
Аль-Рашиди смотрел на свое синее заклинание.
– Да. – Лицо его начинало расплываться и сиять белым светом. – Я оставляю это знание в хороших руках. Мне нет дела до того, что вы язычники. Все люди должны выступить вместе. Я посадил дерево, и оно выросло. Я не пересеку Иордан, но клянусь тысячью имен Аллаха, одайн вздрогнут. И драконы тоже. И крааль, и все Дикие твари. Морган Мортирмир, я дарую тебе свое предсмертное благословение и все, что ты получишь вместе с ним. В час триумфа не забывай о справедливости. А то и о милосердии.
Лицо старика сияло, как луна… почти как солнце.
– Прости, – сказал он Габриэлю.
– Я знаю, что грядет. Даже если мы победим.
– Это возможно? – спросил Аль-Рашиди, раскидывая руки. Не у Габриэля, у чего-то неведомого.
А потом широко улыбнулся и обратился в свет. Габриэлю показалось, что он успел засмеяться от удовольствия.
Сам Габриэль уже убегал из Дворца умирающего человека и тащил Мортирмира за эфирную руку.
– Подожди! – кричал Мортирмир, как мародер, которого тащат из горящего дома. – Все здесь! Сотни лет работы пропадут!
Габриэль уже оказывался во Дворце умершего человека. Более жуткого конца он и представить себе не мог, но все же мольбы Мортирмира не пропали зря.
Как грабители, ничего не знающие о сокровищнице, они нырнули в ближайшие комнаты. Габриэль увидел небольшую нишу и перенес ее в свой Дворец, не изучая, хотя понял, что она как-то связана с водой.
А потом, как и у отца Арно, Дворец вспыхнул и начал гаснуть. Коридоры затряслись.
Мортирмир встал, как прибитый.
– Полагаю…
Даже в безвременье эфира объяснять было некогда.
– Заткнись и давай со мной.
Коридор гас.
Габриэль потянулся к Бланш. Он чувствовал ее даже из чужого Дворца. Нащупав ее, он обнаружил золотой шнур, которым до сих пор был связан с Амицией. Он засмеялся, хотя стены вокруг исчезали.
– Твоя очередь меня спасать. – Он взялся за золотую веревку любви и дернул за собой Моргана.
Амиция бродила среди коек в саду аббатисы. Кровати расставили по всей крепости. От кашля умирали сотни, если не тысячи людей.
Амиция не работала. То есть она приносила судна, убирала гной, подавала прохладные компрессы, читала вслух и произносила молитвы над мертвыми. Два дня, минувшие с тех пор, как армия ушла из гостиницы в Лиссен Карак, она не спала. Но и не творила заклинаний. Гармодий и аббатиса просили ее об этом, и она подчинилась.
Она смотрела, как слабые герметисты с маленьким запасом энергии лечили больных, пока не кончилась умбротская кость и вообще всякая кость немертвых. Зрелище это давалось ей тяжело. Каждый рыцарь, имевший кинжал с костяной рукоятью, сдал свое драгоценное оружие, и эти рукояти тщательно проверили и размололи в пыль. Порошок лег в основу сложного трехчастного заклинания, которое изгоняло кашель и позволяло телу самому исцелить себя, если дело не зашло слишком далеко.
Они шли наравне с чумой. Новые больные появлялись с той же скоростью, с какой они отпускали исцеленных, неспособных больше заразиться. Выздоровевшие были частью плана, потому что они возвращались в свои деревни с известием, что лекарство найдено, и знали, куда отправлять больных и каждый осколочек кости из Ифрикуа – каждый игольник, рукоять ножа, шило или столовый нож. Все, сделанное из этого материала. Но люди продолжали умирать, особенно в северном Брогате.
Гармодий уже был в Харндоне, где хранились большие запасы кости.
Но попасть сюда вовремя эти запасы не могли. Габриэль обещал прислать кость из Ифрикуа, Гармодий – из Харндона, но запасы Мирам истощились. Через день или два люди начнут умирать просто из-за того, что Лиссен Карак слишком далеко.
И все же Амиция берегла силы. Она знала, что ее кожа теперь все время светится, что ее Превращение приближается с каждым днем, даже если она не пользуется силой. Королева и Мирам просили ее обождать, потому что нуждались в ее помощи. Гармодий просил ее обождать, потому что в миг начала Превращения Эш напал бы на нее.
– Ты ценнее нас всех, – сказал он. – Но ты первая велишь не жертвовать Джарсеем и Брогатом ради твоего спасения.
Странное это было существование. Она торопливо поужинала рыбой, глядя, как светятся ее руки, и не понимая, почему у нее вдруг стал плохо работать желудок. Больной желудок казался прямой противоположностью Превращению. Она улыбнулась своим мыслям и пожалела, что не может поделиться ими с Габриэлем.
Она вошла в свой Дворец, осторожно потянула за золотую нить, привязанную к пальцу, и почувствовала, что он идет. Даже в реальности она на мгновение увидела его и Моргана Мортирмира в каком-то длинном темном туннеле.
– Спасибо, – весело сказал он. – А ты где?
– В Лиссен Карак.
– А мой брат?
– Ушел на запад со Сказочным Рыцарем и армией. Почему мы раньше никогда не переговаривались таким способом?
– До этого момента я не считал любовь стратегическим ресурсом, – пояснил Габриэль.
– Эш нападает на Н’Гару.
Она уже меркла.
– Гэвин его остановит.
Она исчезла.
Габриэль очнулся в кабинете Аль-Рашиди. Он умирал от голода, солнце уже садилось, а значит, прошел почти целый день. Слуга подал ему воды.
Мортирмир бросился к дивану, но Аль-Рашиди умер уже давно, и слуги успели унести тело.
– Это был великий человек, – сказал Мортирмир. – Гармодий пришел к нему в моем возрасте, и Аль-Рашиди уже был стар.
Габриэль, сохранивший почти все воспоминания Гармодия, улыбнулся. Сорок лет назад, в этой самой комнате, Гармодий щелкнул пальцами. Аль-Рашиди повернулся и поднял руку…
Их обоих окутали сияющие полусферы, у мастера – глубокого зеленого цвета истинной веры, у Гармодия – болезненного, гнойно-желтого. Или цвета новой золотой монеты.
Все студенты и рабы попадали на пол, закрыв головы руками, или скорчились под столами.
– Я не хотел никому причинить вред, – сказал Гармодий.
Мастер засмеялся.
– Ты силен. Зачем ты явился вот так? Ты мог просто постучать в дверь и назваться.
– У меня выдался тяжелый день, – ответил обиженный и удивленный Гармодий. – Я не хотел приходить к тебе под дверь, как нищий.
Он опустил свой щит, и мастер в ответ опустил свой.
– Добро пожаловать в мой дом. Как твое имя?
– Меня зовут Гармодий, – улыбнулся неверный. – Я правильно понимаю, что у вас есть копия De Re Naturae Маймонида?
Габриэль поделился воспоминанием с Мортирмиром, и тот засмеялся.
– Ваша милость, у меня тоже есть его воспоминания. Когда он вселился в меня, то многое оставил, хотя и находился совсем недолго. Ему было столько же лет, сколько мне…
– И он уже тогда начал плести заговор, в котором мы до сих пор участвуем. Судьба всей сферы висела на неуклюжих нитях.
– И до сих пор висит, милорд.
Они повспоминали Гармодия и поговорили о том, насколько стар альянс против «сил». Габриэль знал, что легендарный астролог госпожа Юлия родилась больше двухсот лет назад. Мортирмир никогда не читал ее трудов, полное собрание которых занимало целую стену в Тайной комнате.
Великого магистра хоронили по заветам Аллаха, и это продлилось большую часть следующего дня. Султан был занят, как и Пайам, и даже Габриэль начал терять самообладание. Но потом он, Майкл, Георгий Комнин и Морган Мортирмир оделись в лучшие западные одежды – кроме мехов – и отправились на похороны. Морган с удивлением обнаружил, что ему предстоит нести тело. И с еще большим удивлением увидел плакальщиков. Они ушли в пустыню, а потом вернулись.
Габриэль запомнил огромные богатства, удушливые благовония и искренний плач по человеку, который защищал свой народ. Неожиданно для себя он и сам заплакал.
После похорон сэр Георгий отвел его в сторону.
– Пойдемте со мной.
Вдвоем, почти незамеченные, они шли за тысячной процессией.
– Зачем я здесь? – спросил Георгий.
– После моей смерти вы станете императором.
Сэр Георгий встал как вкопанный. Женщины, рыдавшие и воздевавшие руки к небу, обходили его, как каменный столб. Стоял он долго. Габриэль ушел вперед. Он все больше думал о Гефсиманском саде и никого не хотел видеть. Кроме, может быть, Бланш.
В доме мертвого магистра было очень тихо.
На следующий день Габриэль и Морган практиковали подаренное им заклятие. Чтобы понять его, нужно было понять много эонов истории, а чтобы сотворить – сдвинуть землю. Оно состояло из отдельных мощных заклинаний, одно предназначалось для поиска. Обнаружив даже одну-единственную сущность одайн, оно привязывало заклинателя к ней связью, напомнившей Габриэлю его связь с Амицией.