— Ты ревнуешь, дорогой?
— Нам с ним еще работать, поэтому не рой себе яму. Усекла?
— Как скажешь, любимый…
— Тьфу на тебя, — тихонько выругался я и захлопнул дверь. Взял оставленный на столе бокал и одним махом влил в себя бренди.
— Миклош, наполни бокал Себастьяна! — распорядился развалившийся на диванчике Левич.
— Не стоит, ваше сиятельство. Пока не стоит.
— Долго еще?
— Уже скоро.
Какое-то время я слонялся из одного угла в другой и посматривал на часы, потом не выдержал и заглянул к Берте.
— Все в порядке, — обернулась та на скрип двери. — Потеет только сильно, и все.
— А свечи?
— Горят.
Я с шумом перевел дух и, стараясь не выказывать беспокойства, перешел к соседней двери. Требовательно постучал, и уже через пару минут в холл выскочила растрепанная Марта.
— Ваш мальчик такой проказник, такой проказник! — прощебетала она, поправляя платье. — А уж какой выдумщик!
— Марта! — шикнул на служанку Левич, и хихикнувшая девица убежала из холла.
Следом показался нахлобучивший на голову широкополую шляпу брат-экзорцист.
— Ваше сиятельство… господа… — растерянно оглядел нас монах, и даже закрывавшая низ лица полумаска не помешала разглядеть, что похвалы девицы вогнали его в краску.
— Посмотрите мне в глаза, — потребовал я. Пригляделся и, не уловив ни малейших признаков бесноватости, уже со спокойной душой поторопил его: — Работайте. Время не терпит.
Звеня колокольчиками, экзорцист заскочил в комнату с бесноватой; мгновение спустя оттуда вышла Берта и вопросительно глянула на меня.
— Жди, — распорядился я, натянул камзол и плюхнулся рядом с маркизом. — А вот сейчас уже, пожалуй, можно выпить…
— Валентин, будь добр, — попросил хозяин дома.
Дрозд взял стоявший на придвинутом к дивану столике графин, наполнил нам бокалы, и мы выпили. Я перевел дух и глянул на часы. Четверть одиннадцатого. Нормально — теперь точно до полуночи уложимся.
Экзорцист завершил ритуал в половине одиннадцатого. Распахнув дверь, он замер на пороге, оттянул с лица полумаску и жадно глотнул воздуха.
— Что с моей доченькой? — немедленно кинулась к нему с расспросами вернувшаяся в холл Изабелла.
— Все хорошо, все хорошо, — принялся успокаивать ее монах и загородил дорогу подошедшему к комнате духовнику. А заодно и мне.
Я молча поднял руку, демонстрируя перстень с оттиском священного символа, спокойно отодвинул Изгоняющего в сторону и подошел к неподвижно замершей на кровати Веронике. Пригляделся и удовлетворенно кивнул, не уловив ни намека на скверну. Мальчишку можно поздравить — несмотря на осложнения, в итоге порчу выжег он просто ювелирно. А девушка спит, просто спит.
— Берта! — позвал я циркачку, а когда та прошла в комнату, попросил: — Развяжи, осмотри и переодень в чистое. Думаю, все обойдется, но возможен рецидив. И учти — некоторые бесноватые склонны к членовредительству.
— Хорошо.
Я вернулся в холл, где рыдала от счастья повисшая на супруге Изабелла, и еще не успел взять бокал с бренди, как ко мне подступил брат-экзорцист.
— Мне известно, кто вы… — начал было он, но я немедленно втолкнул его в пустую комнату и прикрыл за собой дверь.
— И что же вам известно?
— Вы Себастьян Март, агент Тайной службы, а вовсе не официал ордена Изгоняющих! Вы не имеете никакого права здесь распоряжаться!
— Серьезное заявление, — вздохнул я, разглядывая взбитую кровать со съехавшей на пол периной. — Но для начала, наверное, стоило бы представиться?
— Меня зовут Марк Бонифаций Тарнье, — парень попытался надменно выпятить подбородок, но в полумаске это оказалось пустой затеей, — младший экзорцист ордена Изгоняющих!
Так он из благородных! Час от часу не легче. Вот Малькольм Паре подгадил так подгадил! Наверняка кто-то из нужных людей о протекции попросил, а он и рад парня мне сбагрить.
— В честь Бонифация Ключника назвали?
— Э-э-э… — замялся Марк, — нет, в честь деда.
— Так вот, Марк Бонифаций Тарнье, младший экзорцист ордена Изгоняющих, — улыбнулся я и поднес к лицу собеседника руку с перстнем официала, — взгляни-ка на этот перстень еще раз. Что ты видишь?
— Но это трюк! Это все не по-настоящему!
— Что ты видишь? — повторил я вопрос.
— Символ Изначального Света…
— И что это означает?
— Что владелец перстня является официалом ордена, — заученно, будто на экзамене, ответил Марк и только потом встрепенулся, — но это неправда!
— Что неправда? То, что ты сказал? Или что?
— Вам передали перстень для виду!
— Ты, дружок, и в самом деле считаешь, что Его Преподобие имеет обыкновение шутить шутки с такими вещами? Или, по-твоему, это фальшивка?
— Не знаю…
Я стиснул кулак, легонько прижал оттиск священного символа к не закрытой полумаской скуле и недобро улыбнулся:
— Зато я знаю, что, если ты не начнешь вести себя подобающе своему положению, закончишь жизнь библиотекарем в какой-нибудь захудалой миссии. А то и до книг даже не допустят.
— Официалы не имеют права отдавать распоряжения братьям… — произнес экзорцист без особой, впрочем, уверенности.
— В рамках расследования — имеют. — Я убрал от лица парня кулак, выудил из кармана свиток с приказом и сунул его Марку. — Вот, ознакомься. Потом сожги его, что ли…
— Это… — задохнулся парень, разглядев печать секретариата гроссмейстера ордена Изгоняющих.
— Ну да, — усмехнулся я и спросил: — Слово «рецидив» тебе о чем-нибудь говорит?
— Разумеется!
— Так вот, если с дочкой маркиза случится рецидив, нам с тобой обоим открутят головы, чего мне по понятным причинам хотелось бы избежать.
— Мне присмотреть за ней до утра? — судорожно сглотнул Марк.
— Уж будь любезен.
И, оставив парню свиток, я вышел в холл. Маркиза к этому времени уже вся изнервничалась и тотчас кинулась ко мне:
— Себастьян! Позвольте мне просто взглянуть…
— Сейчас решим, — не стал отказывать я, заглянул в комнату и спросил у циркачки: — Что с девушкой?
— Спит, — ответила Берта.
— Заходите, только тихо, — разрешил я маркизе. — Если разбудите, девочке это на пользу не пойдет.
Изабелла с супругом устремились к Веронике, духовник поспешил следом, а оставившая их наедине Берта как-то странно глянула на меня и, прикрыв дверь, фыркнула:
— Вообще-то, девочка уже не девочка.
— Полагаешь?
— Знаю.
— В смысле?
— Ты же просил ее осмотреть? Это ведь просто…
— Стоп! Избавь меня от подробностей! — Я схватил свой бокал и хлебнул бренди. В голове зашумело, и впервые за весь вечер меня начал пробирать хмель. Нервы, это все нервы. — Извини, Берта, тебе не предлагаю.
— Можно подумать, я бы оказалась первой монашкой, имеющей пристрастие к вину!
— И не проси.
— Не буду. — Берта выхватила у меня бокал, быстро глотнула и сунула обратно. — Так-то лучше.
Я только махнул рукой, уселся на диван к подремывавшему Валентину и спросил:
— Что-нибудь еще необычное было? Следы самоистязания?
— Только засосы. И нет — сама она их себе поставить не могла. Не в таких местах.
— Не наши заботы.
Берта кивнула и задумчиво уставилась на графин с бренди, но ничего предосудительного натворить не успела, поскольку в холл вернулся маркиз.
— Оставайтесь ночевать! — с ходу предложил он. — Я велю приготовить гостевые комнаты.
— С удовольствием приму ваше предложение, — вспомнив о комнатушке в гостинице, легко согласился я, — а вот Валентин любезно вызвался отвезти сестру Берту обратно в город. В ее монастыре очень строгий устав.
— Дела духовные, понимаю, — с интересом глянул на девушку Левич. — Что ж, надо, значит, надо. А брат-экзорцист где? Надеюсь, он составит нам компанию за ужином?
— Сегодняшнюю ночь он посвятит бдению и молитвам, — разочаровал я маркиза.
— Ференц присмотрит за Вероникой, — решила успокоить меня присоединившаяся к нам Изабелла.
— Боюсь, этого может оказаться недостаточно, — покачал я головой, поскольку не испытывал к духовнику ровным счетом никакого доверия. — А сейчас, если не возражаете, мне надо проводить сестру Берту.
— Разумеется, разумеется, — закивал маркиз. — Миклош!
— Валентин! — окликнул я зло глянувшего в ответ усача, которому вовсе не улыбалось возвращаться в город ночной порой. — Поднимайтесь!
И не надо так фыркать, у вас еще работы непочатый край! А вот мне немного расслабиться не повредит. Все же у руководящей должности есть свои преимущества…
На следующий день проснулся только к полудню. Проснулся с пересохшей глоткой, головной болью и жуткой ломотой во всем теле. А еще — с запоздалым зароком никогда больше не пить бренди, пусть даже и столь замечательное, коим потчевал меня вчера маркиз. Впрочем, винить в плохом самочувствии одно лишь похмелье не приходилось — свою роль сыграли и переутомление, и нервотрепка. Денек вчера выдался еще тот.
Усевшись на кровати, я напился воды из кувшина, стоявшего на столике рядом, затем прополоскал рот и сплюнул в ночной горшок. Какое-то время прислушивался к собственным ощущениям, потом тяжело вздохнул и принялся одеваться. Только застегнул последнюю пуговицу камзола — и в комнату постучали.
— Входите! — разрешил я и откашлялся, прогоняя хрипотцу.
Дверь немедленно распахнулась, и остановившийся на пороге мажордом важно объявил:
— Его сиятельство предлагает вам присоединиться к нему за завтраком.
За завтраком? Не поздновато ли?
А впрочем, учитывая пристрастие маркиза к горячительным напиткам, думаю, здесь такое в порядке вещей.
— С превеликим удовольствием приму приглашение его сиятельства, — не стал отказываться я. — Куда идти?
— Позвольте мне вас проводить…
Я позволил и вскоре присоединился к хозяину дома и его милой супруге, завтракавшим в просторной угловой комнате с широкими окнами и обстановкой, выдержанной в светлых тонах. Маркиз был помят, но весел; маркиза свежа, но, в отличие от мужа, яв