От необходимости выбирать между подмоченным реноме и, муками голода избавил стук в дверь. Я выглянул в коридор и вопросительно глянул на мажордома:
— Да, Миклош?
— Ее сиятельство интересуется, не соизволите ли вы присоединиться к ней за ужином.
— Разумеется, присоединюсь! — обрадовался я. — Почему не присоединиться?
На этот раз мажордом проводил меня не в столовую, где мы завтракали утром, а в небольшой уютный салон, служивший хозяйке дома для приема гостей. Сама Изабелла с радушной улыбкой вышла мне навстречу и протянула руку:
— Надеюсь, Себастьян, я не очень вас стеснила приглашением разделить со мной трапезу? Вероника еще слаба, а мне жуть как не хочется ужинать в одиночестве. Тишина просто сводит меня с ума.
— Что вы, что вы! — Я поцеловал маркизе руку и, совершенно не кривя душой, признался: — Это честь для меня…
— Скажете тоже! — рассмеялась Изабелла.
— Вовсе нет. Признаюсь честно, было сильное желание прошмыгнуть на кухню и немного там похозяйничать.
— Так чего же мы стоим? — Маркиза опустилась за стол и указала на место напротив: — Присаживайтесь, прошу вас…
Я присоединился к ней и только тут обратил внимание, что нынешнее платье хозяйки дома отличается куда более откровенным декольте. В ушах поблескивали серьги, на шее белела нить жемчужного ожерелья, а собранные в сложную прическу волосы скрепляла украшенная рубинами заколка.
Ну да с женщинами так обычно и бывает — стоит только отступить тревогам, как они немедленно вспоминают о своей внешности.
— Что будете пить? — спросила Изабелла. — Бренди?
— Спасибо, лучше вина.
С кухни принесли сводящие с ума одними своими ароматами блюда, и мы приступили к ужину. В один миг расправившись с бульоном, я положил себе два рулетика из фарширован, ной грибами курятины и отпил вина. Великолепно. Просто великолепно.
Затем были пирожки с непонятной, но на диво нежной начинкой и еще какие-то разносолы, на которые меня, откровенно говоря, не хватило. И так возникло желание ослабить ремень, а это совсем уж никуда не годится. Еще работать сегодня.
Налив себе и маркизе вина, я откинулся на спинку стула и блаженно улыбнулся:
— У вас великолепные повара, маркиза. Просто великолепные.
— Вы им льстите, — не приняла Изабелла эту похвалу всерьез и потеребила украшавшую шею жемчужную нить. — Разве у вас в имении повара хуже?
— Моем имении? — Я отпил вина и покачал головой: — Честно говоря, никогда там не был.
— Как так? — опешила маркиза. — Вы же говорили…
— Нет, имение есть. Имение под Сарином и пара орденов — вот и все, чем обогатила меня война. Ни поместья, ни наград я пока так в глаза еще и не видел, но ничуть по этому поводу не переживаю.
— О, так вы герой? Расскажете?
Изабелла встала из-за стола и направилась к стоявшему у стены невысокому диванчику. Пока маркиза шла, я любовался ее точеной фигуркой, потом отвел взгляд и тоже поднялся на ноги.
— Боюсь, рассказчик из меня никудышный. Да и не о чем особо рассказывать. Еретики пытались нас убить, мы отвечали им взаимностью.
Я передал Изабелле оставленный ею на столе бокал и, не став присаживаться рядом, опустился в глубокое кресло в углу. Пока прислуга убирала со стола, хозяйка дома с задумчивым видом рассматривала на просвет рубиновое вино, а стоило нам вновь остаться наедине, неожиданно спросила:
— Страшно было?
— Не то слово.
— И вы так легко это признаете? — в удивлении выгнула маркиза тонкую бровь.
— Глупо сейчас строить из себя героя! — рассмеялся я. — Страшно. Конечно, было страшно…
— А Высших видели?
— Доводилось, — без особого воодушевления признал я.
Высшими называли людей, обладавших врожденной восприимчивостью к потустороннему, чьи души поработили бесы. Они были основной ударной силой еретиков и своей темной волшбой обеспечили армии Ланса немало побед. Нам лишь чудом повезло отыскать способ отправлять обратно в Бездну этих обретших небывалое могущество нечистых.
Повезло — да…
Я вспомнил жгучую тяжесть проклятого металла в руке и вздрогнул, когда сознание кольнул отголосок терзавшей когда-то душу боли. Жившее в зачарованных наконечниках призрачное пламя без труда пожирало саму сущность Высших, но с такой же легкостью оно сжигало души рискнувших прикоснуться к этому страшному оружию глупцов.
— Себастьян, — окликнула меня Изабелла. — Что с вами?
— Неприятные воспоминания. — Я через силу улыбнулся и махнул рукой. — Все в порядке, просто война — это не лучшая тема для разговора.
— И о чем бы тогда вы желали поговорить?
— Быть может, о новой герцогине? Что вы о ней думаете?
— А что вы думаете о его величестве? — звонко рассмеялась маркиза. — Я ведь ее сиятельство и в глаза не видела!
— Видеть и иметь собственное мнение — это разные вещи.
— Полагаю, ей придется нелегко, — задумалась Изабелла. — Слишком многие считают ее ставленницей Акраи. И вам ли не знать, что некоторые обиды не забываются никогда?
— С этим не поспоришь…
Какое-то время мы беседовали о политике, затем обсудили грешки знатных горожан и только перешли от мирской жизни к делам духовным, когда стоявшие у дверей часы пробили десять раз. Я с сожалением выбрался из бесовски удобного кресла и вздохнул:
— Как-то мы с вами засиделись.
— И не говорите.
Изабелла протянула мне руку, и я помог ей подняться с дивана.
— Знаете, Себастьян, вы были неправы. Вы очень интересный собеседник.
— А вот теперь вы мне льстите, — тихонько рассмеялся я.
По пустым коридорам мы прошли к опочивальне Изабеллы; та распахнула дверь, переступила через порог и вдруг с ненаигранной горечью поинтересовалась:
— И почему только мужики такие сволочи?
— Что вы имеете в виду? — опешил я.
— О, не волнуйтесь так, речь вовсе не о вас, дорогой Себастьян, — улыбнулась маркиза. — Или вы тоже не пропускаете ни одной юбки, как мой дражайший супруг?
— Вам не стоит так говорить.
— А почему нет? Думаете, я не знаю об этой рыжей корове с огромным выменем? Все я знаю и о ней, и о других…
— Вам просто ударило в голову вино, — начал увещевать я маркизу и, нервно оглядев по-прежнему пустой коридор, шагнул в спальню. — Успокойтесь, Святых ради. От таких разговоров никому лучше не станет.
— Думаете, я пьяна? Вовсе нет! — отмахнулась Изабелла. — Вот скажите, Себастьян, почему так получается? Почему обязательно тащить в постель каждую смазливую дурочку?
— Я бы расценил это как тягу к прекрасному. Женщины — квинтэссенция красоты, и мужчины просто не могут перед ними устоять.
— Тягу к прекрасному? А старухам вроде меня место уже на помойке?
— Ну что вы такое говорите? Какая помойка?! — возмутился я. — Вам ли волноваться? Вы прекрасны, маркиза!
— Вы полагаете, Себастьян? — заинтересовалась Изабелла, и в самом деле едва ли перешагнувшая середину четвертого десятка. — Неужто действительно находите меня привлекательной?
— Действительно нахожу, — подтвердил я, нисколько не покривив душой. — Даже не сомневайтесь…
Маркиза как-то очень уж неопределенно улыбнулась и вдруг развернулась ко мне спиной:
— Не буду, если поможете мне с платьем, — без тени смущения заявила она.
— Изабелла, вы совершенно напрасно рассчитываете на мою порядочность…
— В самом деле?
— Да.
— Тогда не забудьте запереть дверь.
Ну я и запер.
А что еще оставалось? Не убегать же…
После я лежал в постели, прислушивался к размеренному дыханию Изабеллы и ломал голову над тем, как умудрился очутиться в столь двусмысленном положении. Все же переспать с замужней дамой из высшего света — не самая лучшая затея. Слишком серьезными неприятностями это чревато. И чревато не столько для меня, сколько для маркизы. Я-то перекати-поле, а ей с супругом разбираться.
Но чем дольше припоминал наш разговор за ужином, тем больше убеждался, что вел себя безупречно, никаких намеков и, Святые упаси, поползновений не допускал. И дело вовсе не в какой-то особой привлекательности господина Марта, а исключительно в семейных проблемах четы Левичей.
Не причина, но следствие.
Подождав еще какое-то время, я убедился, что маркиза по-прежнему пребывает в глубоком сне, откинул простыню и начал торопливо одеваться. Если все сложится удачно, Изабелла проспит до утра и даже не заметит моего отсутствия. Ну а если сонная настойка все же подведет — тоже не беда, как-нибудь выкручусь.
Обувшись, я приоткрыл массивную раму, уселся на подоконник и осторожно вылез наружу. Ухватился за водосточную трубу, повис и, даже особо не перепачкавшись, спустился по ней на землю. Мог бы и просто спрыгнуть, но зачем? Ночью акробатические трюки ничем хорошим закончиться не могут, да и убедиться, что обратно забраться смогу, тоже не мешало.
Замерев на месте, я прислушался к ночной тиши, постоял так с минуту и побежал к забору. Отодвинул в сторону заранее подломанную Валентином доску и через дыру выбрался наружу. Дальше пришлось срезать через лес, и к дожидавшемуся меня на условленном месте усачу я прибежал заметно запыхавшимся.
— Опаздываешь, командир! — выказал неудовольствие нервно топтавшийся на обочине Дрозд.
— Так получилось.
Я забрался в карету и начал переодеваться в более уместное для ночного нападения одеяние. Штаны из плотной ткани, темная рубаха, легкая куртка, солдатские ботинки. Ножи — без ножей сегодня никуда. Шило тоже пригодится.
— Так получилось? — хмыкнул Дрозд и потянул носом воздух: — А от тебя, командир, часом, не духами маркизы попахивает?
— Гони давай! — потребовал я. — Нам, край, до рассвета обернуться надо!
— Толково, знатное алиби себе обеспечил, — хохотнул усач и забрался на козлы. — Н-но! Пошли!
Карета затряслась на кочках, и я поудобней развалился на сиденье, но сна не было ни в одном глазу. Понемногу начало накатывать беспокойство и, как обычно в таких ситуациях, захотелось, чтобы все побыстрее закончилось.