— Понимаю, все понимаю, — улыбнулась уголками губ маркиза. — Надеюсь, вы нас не оставите на произвол судьбы?
Я поперхнулся, прикрыв рот салфеткой, откашлялся и уставился на Изабеллу, в глазах которой так и плясали смешинки.
— К величайшему сожалению, дела требуют моего неотложного присутствия в другом месте. Да и брату Марку больше нет никакой необходимости здесь оставаться.
Теперь подавился экзорцист. Впрочем, мое решение он оспаривать не стал и со смиренным видом подтвердил:
— Думаю, с Вероникой теперь все будет хорошо. — Марк кивнул, словно пытался убедить в этом себя самого, и неожиданно добавил: — Единственное, Ференц, мне хотелось бы переговорить с вами до отъезда.
Надо отдать духовнику должное — он не подавился. Спокойно дожевал кусочек кренделька, тщательно вытер губы салфеткой и сказал:
— Я в полном вашем распоряжении.
Дальше разговор сам собой сошел на нет, и остаток завтрака мне показался несколько скомканным. Первой из-за стола встала Вероника, а там и маркиза последовала за дочерью. Я тоже засиживаться не стал, чему в немалой степени поспособствовали три кружки чая, но, стоило подняться, испытывая настоятельную потребность посетить уборную, как меня немедленно остановил брат-экзорцист:
— Прошу вас, господин Март, поприсутствовать при разговоре. Это не займет много времени.
— Как скажете, — не стал я отказывать, памятуя о просьбе Малькольма Паре присмотреть за пареньком.
Мы прошли в комнатку духовника, и Марк с места в карьер бросился в атаку.
— Вы солгали, когда я расспрашивал вас о Веронике! — шагнул он к Ференцу. — Вы солгали, и это чуть не погубило и ее жизнь, и мою!
— Не понимаю, о чем вы! — уверенно заявил в ответ духовник и спокойно скрестил на груди руки, но его левое веко начал дергать нервный тик. — Извольте выражаться понятнее!
— Вы заявили, что Вероника невинна, как слеза младенца! — прорычал экзорцист. — И только поэтому я пренебрег необходимыми процедурами, решив из уважения к маркизу не тревожить лишний раз его дочь! И чем это обернулось?! Нашими душами едва не завладели бесы!
— Вероника действительно невинна! — возразил Ференц дрогнувшим при упоминании девушки голосом. — Как только у вас хватает совести утверждать обратное?
Я сделал Марку предостерегающий жест, но того было уже не остановить. Будто нацелившийся на красную тряпку бык, он подступил вплотную к духовнику и прямо ему в лицо проорал:
— Да потому, что она не девица! — Брат-экзорцист сполна насладился ошеломлением Ференца, а потом и вовсе добил его жестоким вопросом: — Какой же вы духовник, если этого не знали?
Духовник недоуменно захлопал глазами и в один миг посерел, но все же сумел взять себя в руки и уточнить:
— Не девица? Как такое может быть? Вы уверены?
— Более чем! «Кельмская блудница», вот какой бес в нее вселился! К тому же на ее теле впоследствии были обнаружены отметины поцелуев, — разоткровенничался Марк и ехидно заметил: — А как такое могло произойти, лучше спросить у вас.
— Это все Петер, — севшим голосом пробормотал Ференц и, приложив руку к сердцу, повалился на стул. — Я подозревал, я предупреждал… Это все он…
— Какой еще Петер?
— Петер Ковач, он был репетитором у детей маркиза. — Духовник вытер со лба мелкие бисеринки пота и обреченно покачал головой: — Не так давно Вероника на исповеди покаялась, что испытывает к нему греховное влечение, и я… я настоял, чтобы Петеру дали расчет. Не объясняя причин, но Вероника с тех пор на меня даже не взглянула. Я желал ей лишь добра, хотел защитить ее от этого мерзавца, а она возненавидела меня… — Ференц спрятал лицо в ладонях и неожиданно заплакал.
Марк ошарашенно уставился на сотрясавшегося в рыданиях священника; я тронул его за плечо и указал на дверь.
— Ну и чего ты этим добился? — спросил я уже в коридоре.
— Я выяснил причину бесноватости! — подбоченясь, заявил брат-экзорцист. — Теперь ясно, что всему виной греховная связь!
— Ты выяснил лишь причину одного-единственного случая. И если уж на то пошло, что ты собираешься делать с этим дальше?
— Надо немедленно задержать совратителя! — Марк не обратил внимания на явственно прозвучавший в моем голосе скепсис и резко рубанул рукой воздух: — Возможно, именно он первопричина творящейся в городе бесовщины!
— Ну-ну, — хмыкнул я. — А на каком основании ты задержишь этого самого Петера Ковача?
— Но он же… — Брат-экзорцист осекся и обеспокоенно посмотрел на меня. — Он же…
— Обесчестил наследницу маркиза? И ты собираешься объявить об этом во всеуслышание? А какое до этого дело ордену?
— Он повинен в бесноватости Вероники. Должен быть повинен…
— Полной уверенности у нас в этом нет, — парировал я. — А еще у нас нет права на ошибку.
— И что делать?
— Сейчас ты отправишься в Рживи и уведомишь Яна Горача о нашем желании побеседовать с возможным свидетелем. А после мы отправимся к Ковачу и на абсолютно законных основаниях вытрясем из него все, что он знает.
— Так и поступим! — оживился Марк и бросился бежать по коридору. — Надо собрать вещи!
Я только покачал головой, не испытывая ни малейшего энтузиазма по поводу этой зацепки. Как ни крути, работа уже выполнена. Граф Валич отправился к праотцам, а с возросшей активностью бесов святые отцы сами как-нибудь разберутся. Без меня.
Да и какой резон горячку пороть? Так и так Дрозда дожидаться придется. Не пешком же в Рживи топать.
Валентин объявился уже после полудня. С покрасневшими от недосыпа глазами, усталый и злой, как бес. Если я хоть немного успел вздремнуть, то его выдернули из постели еще до рассвета.
Мне хорошо — я от этого дела заблаговременно отбрыкался, а вот Дрозд как представитель надзорной коллегии хлебнул лиха сполна. Весь город стоял на ушах, слухи множились и становились один невероятней другого, а стражников и вовсе перевели на казарменное положение. Нервотрепка вышла знатная. Когда на тебя наседают, требуя добиться успеха в расследовании совершенного самим тобой преступления, — это что-то с чем-то. В столь двусмысленном положении оказываться еще не доводилось.
— Ну едемте, господа хорошие! — сипло поторопил нас Валентин, когда слуги загрузили на крышу кареты пожитки экзорциста.
— Маркиза… — Я поцеловал руку вышедшей проводить нас хозяйки, незаметно для остальных пожал тонкие пальчики и отступил на шаг назад.
— Прощайте, Себастьян. Благодарю вас за все. — Изабелла скрыла улыбку, приложив к губам надушенный платочек, и повернулась к экзорцисту, уже не находившему себе места от нетерпения: — Брат Марк, вы всегда будете желанным гостем в нашем доме. Не спаси вы душу Вероники, я бы этого не пережила. Да хранят вас Святые.
— Вы слишком добры ко мне. — Парень шевельнулся, и нашитые на его одеяние колокольчики мелодично звякнули. — К сожалению, дела не ждут…
— Прощайте!
Мы погрузились в карету, Валентин велел сидевшему на козлах мальцу сильно не гнать, залез к нам и моментально заснул. Марк поглядел на него с неприкрытым удивлением; я только усмехнулся и тоже прикрыл глаза.
А что? Разве кто-то подряжался развлекать экзорциста в дороге разговорами? Не припомню ничего такого…
На въезде в город нас остановили стражники. Распахнули дверцу, глянули на нахохлившегося подобно ворону брата-экзорциста да продиравшего глаза Валентина Дрозда, заранее выпроставшего из-под камзола служебную бляху, и без вопросов разрешили ехать дальше.
— А куда ехать-то? — подошел бросивший поводья малец. — Господин Дрозд, куда вас везти?
— Ну? — глянул на меня Валентин покрасневшими глазами безумного кролика и сунул ладонь под ворот, где на шее багровела оставленная веревкой ссадина.
— Вы езжайте в ратушу и отыщите Яна Горача. Как переговорите с ним, встретимся в корчме, где мы с тобой ужинали. А я пешком пройдусь.
— Ясно, — просипел усач и легонько щелкнул паренька по носу: — Все слышал?
— Так точно! — звонко отрапортовал тот и вернулся на козлы.
На следующей улице я выбрался из кареты и захромал по пыльной дороге, внимательно поглядывая по сторонам. Немного покружил, высматривая возможных соглядатаев, не заметил никого подозрительного и юркнул во двор снятой циркачами лачуги.
Сидевший на завалинке Гуго сразу отставил стакан с вином и выглянул на улицу. После распахнул скрипучую дверь и запустил меня в скудно обставленную комнатушку. Всей мебели — рассохшийся стол, пара табуретов, печь в углу да узкая кровать. На кровати дрыхла Берта, и, значит, Гуго сегодня пришлось ночевать на полу. Впрочем, он мог и вовсе не ложиться — вино и золото, какой фигляр променяет их на сон?
— Ну как? — повернулся я к нему.
— Все в лучшем виде сделали, — заявил седой фокусник. — Вовек не найдут.
— Дом сгорел?
— Полыхнул, как стог сена.
— С деньгами что? Уже поделил?
— Тут есть две новости, — смутился Гуго. — Как водится, одна хорошая, другая плохая.
— Выкладывай уже, — поморщился я.
— Сейчас.
Фокусник опустился на колени и, насвистывая «Полет стрижа», начал шарить под печью, а проснувшаяся Берта откинула одеяло, в одной ночной рубахе прошлепала босыми ногами по полу и чмокнула меня в щеку.
— И как маркиза? — спросила она, наливая себе воды.
— Ты о чем-нибудь другом думать в состоянии? — нашелся я и поторопил Гуго: — Ну сколько можно возиться уже?!
— Сейчас, сейчас! — отозвался фокусник. Выложил на стол увесистый сверток и прикрикнул на девушку: — Брысь отсюда! Не видишь, дела у нас?
— Покричи еще на меня, — зевнула Берта и вернулась в постель. Там завела руки за голову и потянулась, да так, что на обтянувшей грудь сорочке проступили бугорки сосков. — Думать о другом? Кто бы говорил, Себастьян! Ты вот куда сейчас смотришь, охальник?
— Цыц! — погрозил ей пальцем Гуго и протянул мне монету: — Зацени!
Я взял блестящую крону, присмотрелся к одутловатой физиономии Грегора Четвертого, провел ногтем по ребристому гурту, взвесил золотой кругляш в руке. На первый взгляд — порядок. Не спилена, не сточена.