Мор — страница 37 из 73

Не выдержав, я уселся на лавочку, притаившуюся в тени развесистого апельсинового дерева. Перевел дух, зашагал дальше и вскоре увидел толпившихся на улице зевак. Гуго отправился разузнать последние новости; я опустился на каменную ступеньку дома напротив и несколько раз глубоко вдохнул, прогоняя дурноту.

Полегчало.

Вскоре к месту преступления прикатил какой-то важный дядька с усами еще длиннее, чем у сопровождавшего его Валентина. Стражники выстроились чуть ли не по стойке смирно, а толпа без понуканий подалась в разные стороны, освобождая проезд.

Дрозд что-то шепнул оцепившим дом стражникам, и те расступились, позволив мне подняться на крыльцо углового особняка.

— Так, значит, вас эти прохвосты ограбили? — уточнил бейлиф.

— Есть такое подозрение, да, — страдальчески поморщился я из-за боли в пояснице. — Надо бы глянуть.

— Много забрали?

Валентин сделал круглые глаза, я только рукой махнул:

— Деньги забрали и Святые с ними, они ж меня еще ножом в бок ткнули! Чуть не преставился, еле откачали.

— Лихие ребята были, — кивнул бейлиф и распахнул дверь. — Проходите. Посмотрите на них, и сразу жить легче станет. Только уговор — мутить начнет, на улицу бегите.

— Договорились.

Первый мертвец обнаружился прямо в прихожей. А крови-то, крови…

Открыл на стук и получил ножом в горло? Вероятно, так и было. И да — голова со снятым скальпом — зрелище и в самом деле не для слабонервных.

Двое следующих покойников валялись в узеньком коридорчике. Здесь, судя по характеру ранений, убийца орудовал уже чем-то вроде короткой абордажной сабли. И орудовал ловко. Всего-то парой ударов исход схватки решил.

Раскроенная височная кость у одного, до середины разрубленная грудина у другого. И у обоих — побуревшие оскальпованные макушки.

Бейлиф участливо заглянул мне в лицо, побледневшее вовсе не из-за увиденного, а из-за невыносимой духоты, и провел нас в столовую, посреди которой стоял накрытый стол. Тарелки, ложки, бокалы, несколько кувшинов. И тут же рядом — три изрубленных тела. Их не пытали, просто перебили, сочтя досадной помехой.

Зажав нос надушенным платочком, бейлиф приложился к одному из кувшинов и передал его мне. Я хлебнул, протянул сосуд Валентину и задумчиво уставился на стол.

Приборов девять, мертвецов — шестеро.

Вопрос: куда подевались остальные?

— Узнали кого-нибудь? — промокнув платочком губы, спросил бейлиф.

— Нет, — качнул я головой. — Это все?

— Еще один в задней комнате, но его, положа руку на сердце, лучше и не видеть вовсе.

— Ничего, ничего.

Я прошел в указанную дверь и присвистнул. На простенке меж двух окон отпечатался обгорелый силуэт человека. На полу — обугленный до костей труп. Жуткое зрелище.

— Ума не приложу, как его так запалили. Чудом пожар не начался… — продолжил бубнить бейлиф и, усадив меня в кресло, сунул в руки забранный у Валентина кувшин. — Ну вот! Говорил же!

Я сделал несколько глотков и шумно выдохнул, понемногу приходя в себя.

Из колеи выбил вовсе не вид изуродованной плоти. Напугали исходившие от мертвого тела остаточные эманации Тьмы. Сразу вспомнились проклятые наконечники с острова Дивный и призрачное пламя, легко уничтожавшее саму сущность Высших.

Но тут поработали не клинком, нет — пытавшегося удрать жулика приложили боевым заклинанием.

Вот вам и посвященный Ямхани! Вероотступник, принявший язычество; человек, в душе которого угнездилась Тьма…

«Ты узнаешь его, как только увидишь…»

И кто-то полагал, будто с этим чудовищем справится Марк Бонифаций как-его-там-дальше?

Вот уж не думаю.

— Вы в порядке? — потрепал меня по плечу бейлиф и зло глянул на Валентина: — Говорил же…

— Нет, нет! Нормально. Это все духота. — Я неуверенно поднялся из кресла и вышел в столовую. — Больше никого нет?

— Нет.

— Получается, двоим удалось сбежать?

— Посчитали приборы? — рассмеялся бейлиф и погрозил Дрозду пальцем: — А у вашего друга глаз-алмаз!

— Не без этого, — усмехнулся я. — Вам ведь известна эта банда?

— Известна. Только никак на горячем прихватить не получалось.

— Был среди них кто-нибудь шустрый, любивший работать ножом?

— Теперь, когда вы сказали… — пожевал пухлые губы чиновник. — Крутился с ними некий Демис Мышонок. Его среди убитых нет. Думаю — он.

— А последний?

— Кир Ниос. Верховодил в шайке. Этот наверняка уже из города сбежал. Осторожный подонок.

— А Мышонок?

— Попробую разузнать. Но никакого самосуда. Найдете — нам сдадите. Договорились?

— Разумеется! — всплеснул руками Дрозд. — Мы просто объясним, что нельзя резать людей, и сразу сдадим стражникам.

— То-то же! — Бейлиф грозно нацелил на него указательный палец и сказал: — Ладно, ждите на улице.

Мы с Валентином покинули особняк и отошли к скучавшему неподалеку Гуго. Постояли, отходя от мерзкого запаха смерти и горелой плоти, а потом усач задумчиво спросил:

— Все не возьму в толк, как язычник умудрился того парня сжечь?

— Не знаю, — не стал я ничего объяснять. — Не подведет нас твой приятель?

— Да он за деньги мать родную продаст! А уж этого Мышонка… не сомневайся даже. Но раскошелиться придется, не без этого.

Так оно и вышло. Минут через десять бейлиф вышел на крыльцо, что-то сказал подбежавшему к нему Валентину и вновь скрылся в доме.

Дрозд с довольной улыбкой вернулся к нам и прищелкнул пальцами:

— Гуго, организуй коляску!

— Разбежался! — пробурчал фокусник.

— Командир, скажи ему! — возмутился усач. — Неужто вам с вашей больной спиной придется на другой конец города ножками топать?

— Гуго, поймай извозчика, — приказал я и спросил: — Что удалось узнать?

— Этот человечек, Демис Мышонок, пользуется успехом у женщин и, когда припекает, прячется у очередной подружки. Совмещает, так сказать, приятное с полезным. В последнее время его видели с уличной девкой, промышляющей за Рассветным холмом.

— Адрес?

— Есть.

— Едем.


В трущобы у Рассветного холма извозчик нас везти отказался. Да мы особо и не настаивали. К чему привлекать к себе совершенно излишнее внимание? У Мышонка сейчас нервы на пределе, почует неладное — сразу стрекача задаст. Ищи его потом по всему городу. Скользкий тип.

Поэтому, отпустив карету за пару кварталов до нужного дома, мы прогулялись по улице и ввалились в сомнительное питейное заведение прямо напротив развалюхи, в которой снимала угол подружка жулика. Уселись у окна, отшили престарелую потаскуху и успокоили начавшего возмущаться по этому поводу хозяина, заказав пару кувшинов пива.

Валентин не стал дожидаться выпивки и убежал на разведку, а когда вернулся, с довольным видом влил в себя кружку хмельного напитка и заговорщицки подмигнул.

— Девка дома, с ней хмыря какого-то пришлого видели, — доложил он. — По описанию вроде на Мышонка похож. Будем брать?

— Вечереет, — задумчиво глянул Гуго в распахнутое настежь окно, — девке скоро на работу. Может, подождем?

— Как она выглядит, выяснил? — спросил я усача.

— Длинная, светловолосая, хромает. На работу в красном платьице ходит. Черный ход в доме забит, не прокараулим.

— Тогда подождем.

Как ни крути, лучше при хозяйке в квартиру не ломиться. Очень уж пронзительно уличные девки визжат. Не успеем Мышонка спеленать, как на шум уже соседи сбегутся. А сразу наглухо валить — тоже не вариант. Мы ж не душегубы какие. Только если припрет…

Так что посидели, выпили. На улице начало смеркаться, и отставивший кружку Гуго забарабанил пальцами по столу:

— Вот не могу понять, Валентин, как ты все это выяснить умудрился?

— С квартальным пообщался, — пожал плечами Дрозд. — Делов-то.

— И он так тебе это все взял и выложил?

— А почему нет? Рыбак рыбака видит издалека. А я в свое время с сыскарями через день да каждый день общался, вот и сам чуток легавым стал…

— Заметно, — скривился фокусник и обернулся, заслышав азартные шлепки карт. Присмотрелся к троице за дальним столом и улыбнулся: — Я отлучусь, пожалуй…

— Сиди, — потребовал я, держа в уме склонность Гуго к жульничеству. — Нам еще только драки не хватало.

— Я никогда не передергиваю карты в незнакомых компаниях, — с чувством оскорбленного достоинства заявил циркач. — К тому же тогда никто не станет ломать голову над тем, что такие представительные господа позабыли в этой дыре.

— Ладно, иди.

— И Валентин, — склонился Гуго к усачу, — как повышу голос, засади нож в столешницу. Лады?

— Хорошо, — усмехнулся Дрозд и покачал головой: — Горбатого только могила исправит.

— И не говори, — вздохнул я.

— И как вам городок? — неожиданно спросил хлебнувший пива Валентин.

— Душевный. Только жарко тут.

— Душевный? — задумался усач. — Ну может. Самых матерых волкодавов ночной гвардии на новую границу перекинули, а оставшиеся в делах о контрабанде погрязли. Вот и спокойно. А раньше они лютовали…

— Бывал здесь уже?

— Доводилось, — кивнул Дрозд и уставился в кружку, не желая откровенничать. Воспоминания явно оказались не из приятных. Он вздохнул и вдруг произнес: — Я вот все Рживи вспоминаю. Вот там здорово было. В кои-то веки не бродягой себя чувствовал, а человеком. Все на цырлах так и ходили. Ненавидеть ненавидели, конечно, но втихую. Потому как за нами сила была. А тут…

— Всей силы — один патент, — усмехнулся я.

— А хоть бы и так! Бумажки, они поважней золота будут.

— Смотря какие.

— Это точно, — кивнул усач. — Командир, насчет этого дела ничего сказать не хотите? Я ведь нутром чувствую — нечисто здесь что-то. Неправильно.

— Каждый из нас знает ровно столько, сколько ему знать положено.

— Знай я больше, мог бы помочь. Только дайте возможность проявить себя, не подведу.

— У тебя будет такая возможность, — пообещал я и перевел разговор на другую тему: — Как Марк себя проявил, пока меня не было?

— Под ногами не путался, если вы об этом. Нет, проблем от него не было. Вечно какими-то своими делишками занимался да с Бертой собачился. Но это больше она его подначивала.