— Вот и хорошо.
Тут за дальним столом началась перебранка на повышенных тонах, и Валентин немедленно загнал острие навахи в столешницу, да так и оставил торчать нож в потемневшей и липкой от пролитого пива доске. Картежники немедленно притихли, а через пару минут к нам вернулся бренчавшей в руке мелочью фокусник.
Высыпав на стол горсть мараведи, он с довольным видом начал пересчитывать медные монетки; Дрозд с одного взгляда оценил скромный выигрыш и презрительно скривился:
— Ну и стоила ли игра свеч?
— Да что ты понимаешь! — возмутился Гуго.
— Стяжательство — грех, — подлил я масла в огонь.
— Мне просто нравится пересчитывать деньги! — принялся оправдываться фокусник. — Кто-то не пропускает ни одной юбки, кто-то не может обойтись без стаканчика крепленого вина, а я просто люблю пересчитывать монеты! Что в этом плохого?
— Ага, как же! Просто пересчитывать! — не поверил ни единому слову Валентин. — А без жульничества в карты никак обойтись нельзя было? Смотри, продолжишь в том же духе, точно канделябрами побьют.
— Я не шулер, я артист! — хлебнув пива, гордо выдал Гуго. — И не жульничаю, а устраиваю представления! Престидижитации, если вам известно значение этого слова! Поймать за руку можно жулика, художника — никогда! А что деньги? Деньги — тлен, просто плата за выступление.
— Да прям!
— Точно! Хотите знать, почему никогда не устраиваю представлений для незнакомых людей? Я вначале изучаю, прикидываю, подбираю варианты. Необходимо знать, с кем имеешь дело. Один забудет обо всем на свете при виде случайно вывалившейся из лифа груди подавальщицы, а другой даже глазом не поведет, хоть танцуй она голышом на столе. Надо вникнуть в ситуацию, выяснить слабости. Игроки опасаются облавы? Падение кувшина на пол или стук в дверь сработают просто идеально! А если почувствовал напряженность, злость, старые обиды, остается только стравить картежников меж собой. Это искусство, господа! Настоящее искусство!
— Твой бы способности да в нужное русло, — усмехнулся я.
— А что? Разве не справляюсь?
— Есть! — встрепенулся вдруг Дрозд и поспешно выдернул из стола наваху. — Пошла.
— Точно она? — уточнил я, глянув в окно.
— Описание совпадает.
— Ладно, ходу.
Валентин рассчитался за пиво, мы вышли из пивной и перебежали через дорогу. Заскочили в парадное и, морщась из-за целого сонма отвратительных запахов, поднялись по скрипучей лестнице на третий этаж.
— Тут, — указал Дрозд на дверь с бурым пятном, оставшимся от выплеснутого вина.
Я кивнул, и усач пару раз несильно стукнул по хлипким доскам кулаком.
— Кто там еще? — послышалось недовольное бурчание. — Зои, ты? Вали работать, тупая корова!
Дверь только начала приоткрываться, когда Валентин, поднажав плечом, распахнул ее настежь, и с ходу врезал заспанному жулику в челюсть. Пока тот оседал, добавил с ноги, и вылетевший из руки Мышонка длинный узкий нож зазвенел на полу.
— Вяжите его! — Я последним шагнул через порог и прислушался.
Порядок. Не тишина, разумеется, но все как обычно: где-то плачет ребенок, где-то разгорается пьяная свара. Непонятный стук наверху, размеренный скрип кровати в соседней квартире.
Перегородки в доме тонкие — каждый шорох слышно; с допросом особо не развернешься. Заблажит жулик, когда шкуру сдирать начнем, и пиши пропало.
Я убедился, что Мышонок спеленут по рукам и ногам, а в рот ему уже сунули грязную тряпку, брезгливо оглядел тесную комнатушку и, сдернув простыню на пол, уселся на кровать.
— Господа, требуется творческий подход.
— Сейчас прикинем, — задумался Гуго и с отрешенным видом принялся мурлыкать себе под нос какой-то незнакомый мотивчик.
— Да чего тут думать-то? — фыркнул Валентин, закинул оглушенному жулику на шею удавку и слегка ее затянул. Потом ослабил давление и ухмыльнулся: — Вот он, творческий подход, а свои престидижитации можешь засунуть глубоко…
— Да что ты понимаешь в искусстве?! — всплеснул руками фокусник.
— Тихо, — остановил я подельников и присел рядом с Мышонком. — Ты меня слышишь? — Жулик на вопрос никак не отреагировал, и пришлось кольнуть его ножом.
Выпучивший от боли глаза Демис что-то неразборчиво промычал, и я легонько похлопал его по щеке:
— Не волнуйся так. Все хорошо. Сейчас я вытащу кляп, и мы с тобой побеседуем. Вздумаешь поднять крик, пожалеешь. Все понял?
Мышонок кивнул. Я выдернул из его рта обслюнявленную тряпку, жулик пару раз судорожно вздохнул и заголосил. Точнее — попытался. Валентин рывком затянул удавку, и Демис сумел выдавить из себя лишь невнятный сип. В следующий миг Гуго врезал парню под ребра, повалил на пол и добавил еще, но, лишь когда лицо прохиндея налилось кровью, а выпученные глаза стали вываливаться из орбит, Дрозд ослабил петлю.
Я вернул кляп на место и уселся на кровать в ожидании, когда Мышонок окончательно придет в себя. А пока коротышкой занялся Валентин. Ухватив пленника за волосы, он заставил посмотреть на себя и оттянул ворот рубахи.
— Видишь? — указал усач на перечертивший шею шрам. — Я виселицу на собственной шкуре прочувствовал. Уж поверь, тебе это не понравится.
— Думаю, нам требуется еще более творческий подход, — вздохнул я и опустился на корточки. — Помнишь меня?
Мышонок отрицательно помотал головой.
— Не помнишь? А если добавить клетчатый жакет и кепку?
От лица жулика враз отхлынула кровь, он побледнел как полотно и даже попытался отползти.
— На твое счастье, мы пришли не сводить счеты. Нам просто нужна информация. А в качестве подтверждения серьезности намерений… — Я ухватил Мышонка за левую руку, взялся на мизинец и одним резким движением сломал его, выгнув в обратную сторону.
Демис забился в судорогах, и Гуго навалился на него сверху, удерживая на месте. Я плюхнулся на кровать и дал знак Валентину выдернуть изо рта жулика кляп.
— Пикнешь — придушу, — предупредил тот пленника и вытащил тряпку.
— Какого беса вам надо? — прохрипел Мышонок.
— Что случилось сегодня ночью у вас на хазе?
— Не знаю. Кто-то вломился в дверь, я подумал, что облава, и сразу удрал. А что?
— Это была не облава. Кто-то покрошил твоих подельников на куски.
— Да ну?
— Точно.
— Ничего об этом не знаю. Сразу убежал. Сразу.
— Ладно, поверю, — кивнул я. — Тогда у меня к тебе вопрос: кто стоит за поставками «желтой пыли»?
— Какой еще пыли?! — Мышонок повысил голос, и Валентин немедленно затянул петлю.
— Кляп, — потребовал я, а когда Гуго выполнил распоряжение, без колебаний сломал жулику безымянный палец. Дождался, пока тот придет в себя, и пояснил: — Продолжишь запираться, и мы тебя натурально выпотрошим. Ясно?
Гуго выдернул кляп, и подвывавший от боли Демис выплюнул из себя:
— Ясно.
— Кто стоит за поставками «желтой пыли»?
— Не знаю.
— Да ну?
— Стойте! Это правда! Об этом знают только Костас и Кир! Не такая мелкая сошка, как я! Поговорите с Костасом!
Я усмехнулся и покачал головой:
— Скажи лучше, где нам найти Кира.
— Его же убили? — вывернув голову, глянул на меня Мышонок.
— Допустим, нет. Где его логово?
— Я не знаю!
— И почему мне кажется, что ты лжешь?
— Нет! — завопил Мышонок, но Валентин уже затянул на его горле удавку. Гуго запихал кляп и надавил жулику коленом меж лопаток; я взялся за средний палец и резко отогнул назад. Сустав с мерзким хрустом сломался, но пройдоха лишь продолжал бестолково мотать головой.
Тогда я не стал тратить время попусту и присовокупил к трем братцам еще и указательный палец. Теперь кисть жулика напоминала жутковатое деревце, с торчащими в разные стороны надломленными ветками.
Жестоко? Не без этого. Но иногда цель оправдывает средства. К тому же не так давно эта сволочь пырнул меня ножом. До сих пор в поясницу так и стреляет.
— Думаешь, полному калеке больше подавать начнут? — ухватил я жулика за правую руку. — Ошибаешься, когда мы закончим, от тебя мало что останется.
И тут Мышонок сдался. Он принялся биться лбом об пол, а стоило Гуго выдернуть кляп, прохрипел:
— У Кира виноградник за городом. Он точно там.
— Как туда добраться?
Жулик принялся что-то путано объяснить, но Валентин внимательно слушал его и не перебивал.
— Ага, ясно, — наконец кивнул он и велел фокуснику вернуть кляп на место. — Понял, где это. Понадобится повозка.
— Гуго, останешься здесь. А ты, — я легонько пнул пленника под ребра, — если надул нас, готовься подыхать долго и мучительно.
— Идем, командир, — поторопил меня азартно потиравший руки Дрозд. — Надо поторапливаться.
— Идем.
Коляску мы в итоге раздобыли через какого-то знакомого Валентина. Заплатили пиастр, клятвенно заверили подвыпившего дядьку, обрадовавшегося тяжелой восьмигранной монете, будто ребенок сахарному петушку, что вернем повозку утром, и покатили за город.
Вскоре окраины остались позади, коляску начало нещадно раскачивать на кочках, а откуда-то с моря повеяло влажным теплым воздухом. Валентин то и дело подгонял лошаденку, но лишь до тех пор, пока впереди не замаячил темный силуэт горы и дорога не превратилась в узкий извилистый серпантин. Справа — обрыв, слева — почти отвесная каменная стена. Стоит сорваться — и костей не соберешь.
Обошлось. Какое-то время спустя усач остановил конягу и указал на едва различимую в потемках ограду:
— Нам туда.
— Жди здесь, — распорядился я.
— Командир?!
— Жди! Для начала осмотрюсь просто.
— Хоть нож возьмите!
Я только отмахнулся и поспешил к забору, сложенному из крупных необработанных камней. Подобрался к калитке, заметил выломанный засов и едва удержался от ругательства. И здесь опоздали!
Глубоко вдохнув, я заставил себя успокоиться и бесшумно скользнул за ограду. Скользнул и замер, прислушиваясь к ночным шорохам. Но было тихо. Странно тихо, неестественно. Будто все ночные обитатели затаились, боясь малейшим звуком выдать свое присутствие.