— С маркизом мы прекрасно поладили! В этом плане он разумный человек, сразу понял, на чьей стороне сила. Разумеется, первый советник не может не иметь своих интересов, но он не игрок. Лишен амбиций. Понимаешь? Слишком любит молоденьких девиц, вино и охоту.
— И когда же все пошло наперекосяк?
— Примерно полгода назад стало ощущаться скрытое противодействие. Ничего серьезного, просто отдельные пожелания начали оставаться без внимания. Но чем дальше, тем хуже — моих ставленников потихоньку задвигают на задний план, а некоторые и вовсе уже лишились своих постов. И пусть это происходит под разными благовидными предлогами, но я-то все понимаю!
— И что в итоге?
— В итоге все ссылаются на ее высочество, а я просто не могу к ней пробиться! Думал, если опять понесет, станет проще, так она меня к своей спальне и близко не подпускает! — Рауль отпил вина и понизил голос: — Поговаривают, Анна до сих пор влюблена в покойного баронета Юрниаса. Помнишь такого?
Я помнил. Как-никак сам к его гибели руку приложил.
— И что прикажешь делать? — Луринга отставил бокал и уселся в кресло. — Я же чувствую, как все вокруг перешептываются, вижу взгляды. Меня больше никто не принимает в расчет! А я не хочу однажды поскользнуться и свернуть шею на лестнице.
— Проблема в том, что у вас нет прав на трон.
— Я и не претендую! До совершеннолетия детей побуду регентом.
— Уверены, что в случае смерти герцогини регентом станете именно вы?
— Разумеется!
— А если нет?
— Это невозможно! — покраснел от гнева Рауль. — Просто невозможно!
— Если пойдут слухи, что вы приложили руку к смерти супруги, народ выйдет на улицы. Не задумывались, что именно к этому вас и подталкивают? Что заговорщики планируют отправить в отбой сразу две карты?
— Думаешь, кого-то волнует мнение черни?
— Стоит начаться беспорядкам в Довласе, следом полыхнет Тирош. Да и в Марне не все так спокойно, как видится со стороны. В Акрае могут решить, что проще обойтись малой кровью, и предпочтут остаться в стороне.
— Политика! — прорычал Луринга. — И что предлагаешь? Сидеть и ждать у моря погоды?
— Вовсе нет, — покачал я головой. — Предлагаю сделать все так, чтобы и комар носа не подточил. Забудьте об убийстве супруги, главное — уничтожить заговор.
— Для этого надо сначала узнать, кто именно в нем замешан!
— А что я вам говорил про тайную жандармерию?
— Бесов праздник! Оставь нотации при себе! Можешь предложить что-нибудь конкретное?
— Выпишите из Стильга Эдварда Роха.
— Того безумного лучника? — удивился Луринга.
— Того гениального лучника.
У Эдварда Роха был дар — он мог уложить стрелу в мишень из любого возможного положения. К сожалению, не в яблочко, а лишь куда придется. Но когда цель — Высший, а наконечник выкован из проклятого металла, главное — просто попасть. Впрочем, и после окончания войны королевская Тайная служба продолжала привлекать Эдварда Роха к выполнению известного рода поручений.
— Если я попрошу прислать его сюда, — нахмурился Рауль, — слухи об этом распространятся еще раньше, чем он прибудет в Ольнас! Тайная жандармерия не спустит с него глаз. Поручать Роху убийство Анны — просто безумие!
— Еще раз повторяю — забудьте вы пока о супруге! — попросил я. — А Эдвард свою роль сыграет, даже просто шатаясь по кабакам.
— Отвлекающий маневр?
— В том числе.
— Хорошо, так и сделаю. Что-то еще?
— Обсудим это, после того как вернусь из Рауляя. А пока моя команда разведает обстановку. — Сказал и почувствовал, как к горлу подкатил комок.
Команда! От всей труппы одна лишь Берта и осталась.
Остальных вытащить так и не удалось. Согласно донесениям агентов в Лиране, Валентина ранили при задержании и он не сумел выбраться из полыхнувшего, будто стог сена, кабака. Гуго, который и устроил пожар, сильно обгорел и скончался в больнице несколько дней спустя. А Марк Бонифаций Тарнье и вовсе просто растворился в воздухе. Пропал — и как не бывало.
Воспоминания о неудаче и сами по себе давили не хуже могильной плиты, а после холодного приема в Акрае на душе и вовсе скреблись кошки. Малькольм Паре за все время пребывания в столице принять меня так и не удосужился, и даже направление в Довлас вручил какой-то напыщенный чинуша. Еще и у Берты с лицом проблемы…
— Ты в порядке? — пригляделся ко мне герцог-консорт.
— В полном, — кивнул я. — Просто есть о чем подумать.
— Отправляешься в Рауляй сегодня?
— Теперь уже завтра.
— Извини за беспокойство. Я тебе все компенсирую.
— Договорились.
— Еще вина?
— Нет, пожалуй, — с сожалением отказался я. — Надо успеть отдать распоряжения.
— Тогда провожу.
Мы вышли в приемную и сразу столкнулись с заявившимся к Раулю маркизом Витайлой, которого сопровождал худощавый священник с осунувшейся физиономией аскета.
— Ваше высочество, — разом склонили головы посетители.
— Преподобный! Маркиз! — поприветствовал их Рауль. — Хочу представить официала ордена Изгоняющих господина Марта. Себастьян, это первый советник ее высочества маркиз Витайла и настоятель столичного монастыря Всех Святых преподобный Астус.
— Очень приятно, — пожал я протянутые руки.
— Господа, у вас ко мне какой-то вопрос? — поинтересовался герцог-консорт.
— На самом деле — нет. Мы хотели переговорить с господином Мартом, — пророкотал первый советник, оказавшийся высоким широкоплечим увальнем с красным, обрамленным густыми бакенбардами лицом. В отличие от подчеркнуто скромно одетого спутника, маркиз вырядился в шикарный камзол с золотыми пуговицами; пальцы его были унизаны перстнями, а пряжки туфель сверкали янтарем и серебром.
— Так и есть, — подтвердил преподобный.
— Тогда я вас оставляю, — улыбнулся Рауль. — Себастьян…
— Приятно было вновь встретиться, ваше высочество, — поклонился я на прощанье и вслед за странной парочкой вышел в коридор.
— Предлагаю поговорить у меня, — сразу взял ситуацию в свои руки маркиз Витайла. — Специально для такого случая, знаете ли, припасена бутылочка отменного вина. Велю накрыть стол…
— Чревоугодие — это грех, — поморщился преподобный Астус. — Да и не вовремя это.
— Ну тогда просто выпьем, — расхохотался советник.
Я вежливо улыбнулся, гадая, как маркизу удается сохранять такое жизнелюбие со всеми этими неотложными делами, государственными интересами, дворцовыми интригами и заговорами.
Или это лишь маска?
Мы поднялись на четвертый этаж; маркиз распахнул дверь, возле которой скучала пара охранников, и запустил нас в свой рабочий кабинет.
Рабочий? Кабинет?!
Помещение поразило и размерами, и эклектичностью обстановки. Над головой высоченный потолок и балки перекрытий; в одном углу — камин, в другом — самый настоящий фонтан, в прозрачной воде которого мелькали искорки миниатюрных рыбешек. Дальнюю часть кабинета занимали книжные шкафы, там же у окна стоял письменный стол и несколько не слишком удобных на вид стульев для посетителей. Непосредственно же у входа высокая ширма отгораживала закуток с буфетом, невысоким столиком и парой мягких диванчиков.
— Проходите, — пригласил нас туда Витайла, достал покрытую пылью бутылку и с помощью штопора легко выдернул из нее пробку. — Обратите внимание на этих зверушек. Всех сам добыл!
Я глянул на завешенную оленьими и кабаньими головами стену, а преподобный нахохлился и покачал головой:
— Сейчас не время!
Но первый советник и слушать ничего не стал.
— Ерунда! — отмахнулся он. — Капля вина не повредит даже вам! — Маркиз выставил на стол три украшенных замысловатой чеканкой чашки, ловко наполнил их и сделал приглашающий жест. — Ну-с, за здоровье их высочеств!
Я прикоснулся к серебряной посудине и почувствовал, как пальцы охватило непонятное жжение. Виду не подал, хлебнул вина — и будто расплавленного свинца в себя влил.
Святость кипятком прокатилась по телу и с головы до ног окутала очищающим пламенем. Пламенем невидимым и неосязаемым, но причиняющим боль почище сунутой в рану раскаленной кочерги. Хранись в душе скверна, враз покатился бы по полу в страшных корчах. Но скверны не было. Совсем. И лишь забившиеся в агонии нечистые дико взвыли, когда их ошпарило нежданно-негаданно обрушившимся благословением.
— Но позвольте! — воскликнул вертевший в руках серебряную чашку преподобный Астус. — Это ведь…
— Три прибора из сервиза, принадлежавшего некогда Майе Милостивой, — подтвердил маркиз. — Они до сих пор помнят прикосновения рук святой, подумать только!
— Такие вещи должны храниться в монастырях, — ворчливо заметил священник, — чтобы любой желающий мог поклониться святыне…
— Да вы пейте, пейте! — расхохотался Витайла. — Может быть, когда-нибудь я и передам их в дар Церкви. Мне ведь тоже о душе подумать надобно! — И он повернулся ко мне: — Что-то не так, Себастьян?
— Вино… — стряхнув оцепенение, пробормотал я. — Вам не показалось оно жидковатым? Похоже, год был дождливым.
— Вино жидковатое? — В пустых глазах маркиза мелькнуло раздражение, но он тут же расхохотался: — Не обращаю внимания на такие мелочи! Я просто люблю выпить!
Преподобный сделал осторожный глоток, с благоговением погладил чашку и, отставив ее на стол, взял бутылку.
— Шестьдесят третий? — задумался он. — Не самый удачный год. Помню, в конце лета вышел из берегов Арис и нас чуть не смыло…
— Да перестаньте вы! — обиделся первый советник. — В конце концов, мы здесь не за этим собрались!
Вот уж действительно — не за этим. Я сделал еще один глоток, и теперь исходящая от чашек святость показалось мягким теплом весеннего солнца. Бесы затихли, на меня накатила умиротворенность.
Хорошо.
Хорошо — да, но все совершенно по-иному обернуться могло. Начни официала ордена Изгоняющих на глазах настоятеля монастыря Всех Святых от прикосновения к святыне судороги колотить, и моя миссия закончилась бы, даже не успев начаться. Просто повезло, что давным-давно