— А ты заходила дальше Уга и Зога? — свистящим шепотом спросил Мор. Есть много
людей, которым бы очень хотелось знать, что там, за ними.
— Я побоялась. Туда далеко идти, а я не взяла с собой запасных свечей.
— Жалко.
Изабель остановилась так резко, что Мор врезался ей в спину.
— Примерно здесь, — указала она. — Что дальше?
Мор, напрягая зрение, принялся читать потершиеся имена на корешках.
— Да они стоят как попало! Тут нет никакого порядка, — простонал он.
Они взглянули вверх. Слегка углубились в пару боковых ответвлений.
Вздымая столбы пыли, вытащили несколько томов с самых нижних полок.
— Глупо, — сдался наконец Мор. — Здесь миллионы жизней. Шансы найти именно
его ниже, чем…
Изабель закрыла ему рот ладонью.
— Слушай!
Мор некоторое время продолжал бубнить сквозь ее пальцы, потом до него дошло. Он
напряг слух, пытаясь уловить что-нибудь, кроме тяжелого свиста абсолютного безмолвия.
И затем он услышал. Легкое раздраженное поскребывание. Высоко-высоко над
головой, где-то в непроницаемом мраке книжного утеса, жизнь продолжала записываться.
Они переглянулись. Глаза у них стали как чайные блюдца. Затем Изабель произнесла:
— Мы прошли мимо лестницы. На колесиках.
Маленькие колесики скрипели, пока Мор катил лестницу к нужной полке.
Верхняя перекладина тоже двигалась, как будто была прикреплена к другому набору
колес где-то там, в вышине и во мраке.
— Порядок, — сказал он. — Подай свечу и…
— Если свеча отправляется наверх, то и я тоже, — произнесла Изабель не терпящим
возражений тоном. — Ты стой здесь и двигай лестницу, когда я скажу.
И не возражай.
— Там, наверху, может быть опасно, — галантно заметил Мор.
— Здесь, внизу, тоже может быть опасно, — указала Изабель. — Так что благодарю, но
я уж лучше побуду наверху, со свечкой.
Она поставила ногу на нижнюю перекладину. Вскоре Изабель превратилась в
топорщащуюся оборками тень в ореоле сияния свечи. С каждым ее шагом ореол все
сужался.
Мор установил лестницу и постарался отогнать мысли о жизнях, которые давят на него
со всех сторон. Время от времени метеор расплавленного воска с глухим стуком падал на
пол рядом с ним и вырывал в пыли кратер. От Изабель остался бледный сгусток света.
Мор ощущал каждый ее шаг — вибрация отдавалась по всей длине лестницы.
Она замерла и довольно долго стояла на одном месте.
Затем ее голос приплыл вниз, приглушаемый весом навалившейся, словно шарф на
заварочный чайник, тишины.
— Мор, я нашла.
— Хорошо. Тащи сюда.
— Мор, ты был прав.
— Отлично, благодарю. Теперь принеси книгу сюда.
— Хорошо, Мор, но которую?
— Не копайся, свечи надолго не хватит.
— Мор!
— Что? — Мор, здесь целая полка!
* * *
Теперь действительно наступил рассвет. Сейчас мыс идущего по Диску дня не
принадлежал никому, кроме как морским чайкам в Морпоркских доках приливу, гнавшему
речные волны к берегу, и теплому противовращательному ветру.
Последний добавлял к сложному благоуханию города аромат весны.
Смерть сидел на кнехте и смотрел на море. Он решил перестать быть пьяным. Это
вызвало у него головную боль.
Он попробовал рыбную ловлю, танцы, азартные игры и пьянство. По отзывам, эти
четыре удовольствия принадлежали к числу самых популярных жизненных удовольствий.
И что же? Он не был уверен, что уловил, в чем здесь суть. Едой он был доволен — Смерть
не меньше любого другого любил хорошо покушать. Больше он не мог придумать
наслаждений для плоти. Или, вернее, мог, но все они были именно плотскими. И он не
представлял, как к ним подступиться, не производя серьезной перестройки организма. А
эту идею он даже рассматривать не собирался. Кроме того, он сделал одно наблюдение:
старея, люди отказываются от этих наслаждений. Так что, предположительно,
привлекательность здесь лишь поверхностная.
У Смерти возникло чувство, что людей ему не понять никогда.
Солнце накалило булыжники так, что от них пошел пар. Смерть ощутил чуть заметное
покалывание — так отозвалось в нем легкое весеннее возбуждение, лихорадка, способная, как насос, протолкнуть тысячи тонн жизненного сока по пятидесятифутовой древесной
массе в лесу.
Вокруг резко снижались и ныряли в воду за рыбешкой морские чайки.
Одноглазая кошка на исходе восьмой жизни и последнего уха появилась из своего
лежбища в куче выброшенных коробок из-под рыбы, потянулась, зевнула и почесалась
задней лапой. Утренний бриз, пробившись сквозь прославленный запах Анка, принес
легкий аромат специй и свежего хлеба.
Смерть пребывал в растерянности. Он не мог противиться этому. Он и в самом деле
радовался, что живет. И ему очень не хотелось быть Смертью.
«НАВЕРНОЕ, Я ЗАБОЛЕВАЮ, — подумал он. — ТОСКОЙ ПО ЧЕМУ-ТО.»
* * *
Мор пристроился на перекладине рядом с Изабель. Лестницу слегка качало, но, в
общем, она казалась довольно надежной. По крайней мере, высота его не тревожила:
внизу была только темнота.
Некоторые из первых томов Альбертовой жизни чуть ли не рассыпались.
Чувствуя, как лестница подрагивает в такт движениям, Мор потянулся и наугад
вытащил один. Затем открыл книгу где-то в середине.
— Передвинь свечу сюда, — попросил он.
— Ты можешь это читать?
— Вроде как…
— «…Пратянул длань. Но сильна разгневался, што Смерть наканец спустился сюда, в
юдоль скорби, за ним. И в сваей гардыне дал обед искать Бессмертия. „Тогда, — обратился
он ко младым волшебникам, — мы аблачимся в влияния Богов“. На следующий день,
когда дождь все лил и лил, Альберто…»
— Написано на Старом языке, — объяснил Мор. — Еще до изобретения правописания.
Давай-ка заглянем в самую последнюю.
Это был Альберт в натуральном виде, Альберт чистой воды. Мор заметил даже
несколько ссылок на жареные тосты.
— Давай посмотрим, чем он занимается сейчас, — предложила Изабель.
— Думаешь, это следует делать? Немного напоминает подглядывание.
— Так что? Испугался?
— Ладно.
Он быстро перелистал страницы, пока не дошел до еще не заполненных, и вернулся
обратно. Там он и обнаружил повествование о нынешней жизни Альберта. Учитывая, что
дело было среди ночи, строки ползли по странице с поразительной скоростью. Большая
часть биографий мало что имеют сказать по поводу ночного времени, если только сны не
оказываются особенно яркими и живыми.
— Держи свечу как следует, ладно? Я не хочу обкапать его жизнь жиром.
— А почему бы и нет? Ему нравится жир.
— Хватит хихикать, иначе мы оба свалимся. Посмотри-ка на этот отрывок…
— «Он крался через пыльный мрак Хранилищ, — прочла Изабель, — взгляд его был
устремлен в одну точку, на крохотное пятнышко света в высоте. Суют нос в чужие дела,
тычут пальцами в вещи, которые их не касаются, демонята…»
— Мор! Он…
— Заткнись! Я читаю!
— «…Вскоре этому придет конец. Альберт тихонько подкрался к подножью лестницы,
поплевал на руки и приготовился толкать. Хозяин никогда не проведает об этом; в
последние дни он стал странно себя вести, все из-за этого мальчишки, и…»
Подняв глаза, Мор встретился взглядом с расширенными от ужаса глазами Изабель.
Внезапно девушка вырвала книгу у Мора, подержала ее на расстоянии вытянутой руки,
по-прежнему не отводя застывшего взгляда от глаз юноши, и разжала пальцы.
Мор наблюдал за шевелением ее губ. Затем до него дошло, что и он тоже считает про
себя.
Три, четыре…
Раздались глухой удар и приглушенный крик. И вновь спустилась тишина.
— Как ты думаешь, ты убила его? — после некоторой паузы спросил Мор.
— Что, здесь? Не знаю, во всяком случае, я не заметила, чтобы от тебя поступали
предложения получше.
— Нет, но… Он ведь старик, в конце концов.
— Тоже мне старик… — отрезала Изабель, начиная спускаться по лестнице.
— Две тысячи лет — это не старик?
— Ему шестьдесят семь, и ни днем больше.
— Книги говорят, что…
— Напоминаю тебе, здесь время не действует. То есть — настоящее время.
Ты что, не слушаешь, мальчик?
— Мор, — поправил Мор.
— И хватит наступать мне на пальцы. Я спускаюсь так быстро, как только могу.
— Извини.
— И не распускай нюни. Имеешь ли ты хоть какое-то представление о том, как
тоскливо и скучно здесь жить?
— Наверное, нет, — признался Мор и добавил с искренним чувством:
— Я слышал о скуке, но никогда не имел возможности попробовать, что это такое.
— Это кошмарно.
— Если уж на то пошло, радость тоже вовсе не то, что из нее раздувают.
— Все что угодно лучше скуки. Снизу донесся стон, за которым последовал поток
проклятий.
Изабель вгляделась в темноту.
— Очевидно, проклинающие мускулы я ему не повредила, — съязвила она. Я не
обязана выслушивать подобные выражения. Это может плохо сказаться на моем
моральном облике.
Альберта они обнаружили привалившимся к подножию лестницы, бормочущим нечто
нечленораздельное и держащимся за руку.
— И вовсе ни к чему поднимать такую суматоху, — отрезала Изабель. — Ты не ранен.
Отец просто не допустит, чтобы случалось нечто вроде этого.
— Для чего вам понадобилось приходить сюда? — простонал он. — Я никому не хотел
причинить вреда.
— Ты собирался спихнуть нас, — ответил Мор, пытаясь помочь ему подняться. — Я
прочел это. Меня удивляет, что ты не прибег к магии.
Альберт сверкнул на него глазами.
— Ах, так ты и до этого докопался, да? — спокойно произнес он. — В таком случае
желаю, чтобы эта информация принесла тебе массу пользы. Ты не имеешь никакого права
совать свой нос в чужие дела.