схватила его за руку. Он мягко высвободился.
— МОЕ УЧЕНИЧЕСТВО ЗАКОНЧИЛОСЬ.
— Это все в твоем собственном сознании! — закричала Изабель. — Ты тот, кем себя
считаешь!
Ее голос внезапно пресекся. Песок вокруг ног Мора начал вздыматься маленькими
струйками и завиваться злыми воронками.
Воздух затрещал и стал маслянистым. Мор выглядел смущенным.
— КТО-ТО ОСУЩЕСТВЛЯЕТ ОБРЯД АШКЭНТЕ…
Неведомая сила ударила с неба, словно молотом, и вырыла в песке кратер.
Затем раздался низкий жужжащий звук. Запахло плавящимся оловом.
Мор оглянулся на бурю взбесившегося песка. Он поворачивался, словно во сне, один в
неподвижном центре водоворота. В крутящемся облаке полыхнула молния. Где-то в
глубине своего сознания он силился освободиться, но что-то ухватило его мертвой
хваткой, и теперь в нем осталось не больше сил, чем в стрелке компаса, всегда
показывающей на Пуп.
Наконец он нашел, что искал. В октариновом свете вырисовывался вход в короткий
туннель. На другом конце мелькали фигуры, делающие ему знаки.
— Я ИДУ, — изрек он.
Неожиданный вскрик у него за спиной заставил его повернуться. Семьдесят
килограммов юной женственности ударили ему прямо в грудь, оторвав от земли.
Когда Мор приземлился, на нем, обхватив его коленями, сидела Изабель.
Она крепко сжимала его руки в своих.
— ОТПУСТИ МЕНЯ, — знакомыми свинцовыми интонациями проговорил он. МЕНЯ
ПРИЗВАЛИ.
— Не тебя, идиот!
Она заглянула в синие, беззрачковые водоемы его глаз. Это было все равно, что
заглянуть в несущийся навстречу туннель.
Выгнув спину, Мор исторг ругательство столь древнее и исполненное такой злобы, что
в сильном магическом поле Диска оно обрело физическую форму, взмахнуло кожистыми
крыльями и незаметно улетело прочь. Вокруг, на песочных дюнах, бушевала небольшая
буря.
Его глаза опять втянули в себя ее взгляд. Она посмотрела в сторону ровно за секунду
до того, как упасть камнем в сделанный из синего света колодец.
— Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ. — Голос Мора мог буравить дырки в скалах.
— Отец пробовал разговаривать со мной таким тоном, — спокойно ответствовала
она. — Когда хотел, чтобы я убралась у себя в спальне. У него тоже ничего не получалось.
Мор издал еще одно ругательство. Оно появилось из воздуха, хлопая крыльями, и
сделало попытку зарыться в песок.
— ЭТА БОЛЬ…
— Все это только у тебя в голове, — сказала Изабель, всем телом сопротивляясь той
силе, которая хотела затянуть их в мерцающий вход. — Ты не Смерть. Ты всего-навсего
Мор. Ты тот, кем себя считаешь.
В центре затуманенных синих глаз образовались и со скоростью света начали расти две
крошечные коричневые точки.
Буря вокруг взвыла еще раз и затихла. Мор пронзительно закричал.
* * *
Обряд АшкЭнте, попросту говоря, призывает и связывает Смерть. Изучающие
оккультные науки скажут вам, что для его проведения достаточно немудрящего
заклинания, трех кусочков дерева и четырех унции мышиной крови. Но ни одному
достойному остроконечной шляпы волшебнику и в голову не придет ограничиться чем-то
столь маловнушительным; в глубине души он знает, что если заклинание не
сопровождается зажиганием желтых свечей и курением большого количества редкостных
фимиамов, если во время Обряда на полу не рисуются круги мелками восьми различных
цветов, а в районе священнодействия не бурлят варевом парочка-троечка зловещего вида
котлов, то о таком заклинании просто не стоит задумываться.
Восемь волшебников, каждый на своем боевом посту на одной из восьми вершин
огромной церемониальной октограммы, раскачивались и монотонно распевали, раскинув
руки и касаясь кончиками пальцев магов по обеим сторонам от себя.
Но что-то не клеилось. Правда, в самом центре живой октограммы образовался сгусток
тумана, но он извивался и крутился вокруг своей оси, отказываясь фокусироваться.
— Еще энергии! — воззвал Альберт. — Подбавьте еще энергии!
На какое-то мгновение в дыму появилась фигура, одетая в черное и сжимающая в руке
посверкивающий меч. Альберт выругался, вглядевшись в бледное лицо под капюшоном:
оно было недостаточно бледно.
— Нет! — возопил Альберт, ныряя внутрь октограммы и ощупывая цепкими руками
мерцающую фигуру. — Не ты, не ты…
А в это самое время, в далеком-далеком Цорте, Изабель забыла, что она дама, сжала
кулак, разъяренно прищурилась и врезала Мору в челюсть. Мир вокруг нее взорвался…
А на кухне «Реберного Дома Харги», брызгая шипящим маслом и распугивая котов, с
оглушительным грохотом полетела на пол раскаленная сковородка…
В огромном зале Незримого Университета произошло все сразу <Утверждение не
вполне точное. В философской среде принято считать, что кратчайший временной
промежуток, в течение которого что-либо может произойти, составляет тысячу
миллиардов лет.>.
Колоссальная сила, прикладываемая волшебниками к царству теней, внезапно нашла
нужную точку и сконцентрировалась на ней. Подобный застрявшей в горлышке и не
желающей выниматься пробке, похожий на сгусток яростного кетчупа, выскочивший из
перевернутой бутылки вечности, в центре октограммы приземлился Смерть и выругался.
Лишь на долю секунды Альберт опоздал осознать, что находится внутри
заколдованного кольца. Он сделал было движение к краю, но пальцы скелета ухватили его
за край мантии…
Волшебники, то есть те из них, которые удержались на ногах и не потеряли сознания, с
удивлением заметили, что Смерть в фартуке и держит в руках котенка.
— Зачем тебе понадобилось ВСЕ ИСПОРТИТЬ?
— Все испортить? А ты видел, что натворил мальчишка? — огрызнулся Альберт, еще
пытаясь дотянуться до периметра кольца.
Смерть вздернул череп и принюхался.
Звук прорезался сквозь все остальные звуки в зале и заставил их утихнуть.
Это был звук того рода, который раздается в сумрачных закоулках снов и от которого
вы просыпаетесь в холодном поту, охваченные смертным страхом.
Это было гнусавое сопение, слышимое из-под двери, за которой скрываются
неописуемые ужасы. Оно походило на сопение ежа, но в таком случае этот еж в
буквальном смысле срезает углы домов и расплющивает в лепешку грузовики. Это был
звук, который вам не захотелось бы услышать дважды; вам и однажды не захотелось бы
его услышать.
Смерть медленно выпрямился.
— ТАК ОН ПРЕЗЛЫМ ЗАПЛАТИЛ ЗА ПРЕДОБРЕЙШЕЕ? УКРАСТЬ МОЮ ДОЧЬ,
ОСКОРБИТЬ СЛУГ И РАДИ ЛИЧНОГО КАПРИЗА ПОСТАВИТЬ ПОД УГРОЗУ
ЦЕЛОСТНОСТЬ ТКАНИ САМОЙ РЕАЛЬНОСТИ? О, БЕЗРАССУДНЫЙ, ДОВЕРЧИВЫЙ
ДУРАК, Я БЫЛ БЕЗРАССУДНЫМ СЛИШКОМ ДОЛГО!
— Хозяин, будь добр, отпусти мою мантию… — начал Альберт. И уловил в
собственном голосе молящие нотки, которых там раньше не было.
Смерть пропустил мимо ушей его жалостный призыв. Он щелкнул пальцами. В
воздухе точно щелкнули кастаньеты, и завязанный вокруг его талии фартук занялся
множеством свирепых язычков пламени, которые тут же съели его.
Котенка, однако, Смерть бережно поставил на пол и мягко оттолкнул ногой.
— РАЗВЕ Я НЕ ОТКРЫЛ ПЕРЕД НИМ ВЕЛИЧАЙШУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ?
— В точности так, хозяин, и теперь, когда ты узрел все в истинном свете…
— РАЗВЕ НЕ ДАЛ ЕМУ НАВЫКИ? УМЕНИЯ? ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ КАРЬЕРЫ?
ПЕРСПЕКТИВЫ?
РАБОТУ, КОТОРОЙ НЕ ЛИШИШЬСЯ НИКОГДА?
— Правда ваша, вот если бы еще ты отпустил меня…
Перемена в голосе Альберта стала разительной. Трубные аккорды приказов уступили
место умоляющим пикколо. Фактически он говорил с неприкрытым ужасом. Но тут ему
удалось поймать взгляд Ринсвинда и прошипеть:
— Мой посох! Кинь мне мой посох! Пока он внутри круга, он уязвим! Дай мне мой
посох, и я вырвусь!
— Чего-чего? — не понял Ринсвинд.
— О, МОЯ ОШИБКА, ЧТО Я УСТУПИЛ ТОЙ СЛАБОСТИ, КОТОРУЮ ЗА
НЕИМЕНИЕМ ЛУЧШЕГО СЛОВА НАЗОВУ ПЛОТЬЮ!
— Мой посох, идиот, мой посох! — скороговоркой выпалил Альберт.
— Извини, не расслышал?
— БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ, МОЙ ВЕРНЫЙ СЛУГА, ЗА ТО, ЧТО ПРИВЕЛ МЕНЯ В
ЧУВСТВО, с мрачной торжественностью заключил Смерть. — НЕ БУДЕМ ЖЕ ТЕРЯТЬ
ВРЕМЕНИ.
— Мой пос…!
Раздался взрыв. Воздух рванулся внутрь круга. На какое-то мгновение огоньки свечей
вытянулись, образовав линии, и угасли.
Прошло какое-то время.
Затем голос казначея откуда-то с поверхности пола произнес:
— Это было очень нелюбезно с твоей стороны, Ринсвинд, потерять его посох.
Напомни мне на днях, чтобы я сурово наказал тебя. У кого-нибудь есть свет?
— Я понятия не имею, что с ним произошло! Я просто прислонил его к колонне, и вот
теперь его…
— У-ук.
— Ох, — только и смог выдавить Ринсвинд.
— Дополнительная порция бананов этому человекообразному, — спокойным, ровным
голосом произнес казначей.
Кто-то чиркнул спичкой и ухитрился зажечь свечу. Волшебники принялись собирать
себя с пола.
— Ну что ж, пусть это послужит уроком всем нам, — хмыкнул казначей, отряхивая с
мантии пыль и застывшие капли воска.
Он поднял взгляд, ожидая увидеть статую Альберто Малиха вернувшейся на
пьедестал.
— Очевидно, даже у статуй есть чувства, — сказал он. — Я лично вспоминаю, когда я
учился здесь первый год, то вырезал свое имя у него на… в общем, неважно. Смысл в том, что я предлагаю незамедлительно заменить статую.
Предложение приветствовала мертвая тишина.
— Скажем, точной копией, но отлитой в золоте. Должным образом украшенную
драгоценностями, как подобает нашему великому основателю, — бодро продолжил он. —
А чтобы полностью исключить возможность ее осквернения кем-либо из студентов,
предлагаю возвести ее в самом глубоком подвале. И затем запереть подвал.