— ВЫСПАТЬСЯ? СОН? Я НИКОГДА НЕ СПЛЮ. Я ЭТИМ ПРОСЛАВИЛСЯ, ЗА ЭТО МОЕ ИМЯ СТАЛО НАРИЦАТЕЛЬНЫМ.
— Каждый нуждается во сне. Даже я, — намекнул трактирщик.
— ЗНАЕШЬ, ВСЕ МЕНЯ НЕНАВИДЯТ.
— Да, ты говорил. Но сейчас уже без четверти три.
Незнакомец повернулся, неуверенно сохраняя равновесие, и оглядел затихший зал.
— ЗДЕСЬ НЕ ОСТАЛОСЬ НИКОГО, КРОМЕ ТЕБЯ И МЕНЯ, — заметил он.
Хозяин поднял откидную доску и вышел из-за стойки. Затем помог незнакомцу спуститься с высокого табурета.
— У МЕНЯ НЕТ НИ ЕДИНОГО ДРУГА. ДАЖЕ КОШКИ НАХОДЯТ МЕНЯ ЗАБАВНЫМ.
Молниеносным движением рука выбросилась из рукава и ухватила бутылку «Аманитской Настойки», прежде чем трактирщику удалось дотолкать ее обладателя до двери. На всем пути хозяин «Барабана» не переставал гадать, как такой худой человек может быть таким тяжелым.
— Я ГОВОРИЛ, ЧТО НЕ НУЖДАЮСЬ В ТОМ, ЧТОБЫ ПЬЯНЕТЬ? ПОЧЕМУ ЛЮДЯМ НРАВИТСЯ БЫТЬ ПЬЯНЫМИ? ЭТО ЧТО, ВЕСЕЛО?
— Вино помогает им забыть о жизни, дружище. А теперь прислонись-ка сюда на секундочку, пока я отворю дверь…
— ЗАБЫТЬ О ЖИЗНИ. ХА. ХА.
— Приходи еще, в любое время, когда захочется, слышь?
— ТЕБЕ В САМОМ ДЕЛЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ УВИДЕТЬ МЕНЯ ЕЩЕ РАЗ?
Оглянувшись, хозяин оценил взглядом кучку монет на стойке бара. Ради этого можно потерпеть небольшие причуды. Этот, по крайней мере, не шумит. Да и на вид он безвредный.
— О да! — воскликнул он, выталкивая незнакомца на улицу и хорошо отработанным движением возвращая себе бутылку. — Заглядывай в любое время.
— ЭТО САМАЯ ПРИЯТНАЯ ВЕЩЬ…
Остальное заглушил звук захлопнувшейся двери.
Изабель уселась в постели.
Стук повторился вновь, тихий и настойчивый. Она натянула одеяло до подбородка.
— Кто там? — шепотом спросила она.
— Это я, Мор, — прошипело из-за двери. — Впусти меня, пожалуйста!
— Сейчас, обожди минутку!
Изабель лихорадочно зашарила по ночному столику в поисках спичек, свернув в процессе поисков флакон с туалетной водой и сдвинув коробку шоколадных конфет (заполненную по преимуществу пустыми обертками). Когда ей удалось зажечь свечу, Изабель установила подсвечник таким образом, чтобы создать максимальный эффект. После этого подобрала край сорочки, тем самым превратив свое одеяние в более откровенное, и произнесла:
— Входи, не заперто!
Мор, пошатываясь, ввалился в комнату. От него несло лошадьми, морозом и укипаловкой.
— Надеюсь, — лукаво произнесла Изабель, — что ты ворвался сюда не для того, чтобы воспользоваться своим положением в доме.
Мор осмотрелся. Изабель была явно помешана на оборочках. Даже у туалетного столика был такой вид, как будто он носит детскую юбочку. И вообще, комната была не столько меблирована, сколько завешана и заложена всевозможными шитыми и вышитыми накидками, накидочками, салфеточками и чехольчиками.
— Слушай, у меня нет времени тут копаться, — сказал он. — Принеси свечу в библиотеку. И, ради всего святого, одень что-нибудь приличное, ты переливаешься через край.
Изабель посмотрела вниз, на свои ноги, затем гордо вздернула голову.
— Хорошо!
Мор вновь всунул голову в дверь.
— Это вопрос жизни и смерти, — добавил он и исчез.
Изабель проследила, как дверь со скрипом закрылась, открывая взору висящий на крючке голубой ночной халат с кисточками. Смерть придумал подарить ей его на прошлое страшдество. У нее не хватало мужества выбросить подарок, несмотря на то, что он ей был мал, а на кармане красовался маленький кролик.
В конце концов она свесила ноги с постели, влезла в позорный халат и, утопая в ковре, вышла в коридор. Мор поджидал ее.
— А отец не услышит нас? — спросила она.
— Он еще не вернулся. Пошли.
— Откуда ты знаешь?
— Когда он здесь, это чувствуется. Возникает другое ощущение. Это как… как разница между одеждой, когда ее надевают и когда она висит на крючке. Разве ты не замечала?
— Чем таким важным мы собираемся заняться?
Мор отворил дверь библиотеки. В лица им ударил порыв сухого теплого воздуха, а дверные петли протестующе заскрипели.
— Мы собираемся спасти жизнь одного человека, — ответил он. — Вообще-то, это принцесса.
В то же мгновение у Изабель заблестели глаза. Она была очарована.
— Настоящая принцесса? Я хочу сказать, такая, которая может почувствовать горошину через дюжину матрацев?
— Горо… — Мор осознал, как одна из проблем, беспокоивших его, разрешилась. — Ох. Да. Я подозревал, что Альберт что-то не правильно понял.
— Ты в нее влюблен?
Мор замер между стеллажами, как вкопанный. Слышно было лишь доносившееся из-под обложек деловитое поскребывание.
— Трудно сказать с уверенностью, — отозвался наконец он. — А что, по моему виду похоже?
— Вид у тебя немного возбужденный. А как она к тебе относится?
— Не знаю.
— Ах, — произнесла Изабель тоном крупной специалистки. — Безответная любовь — это самое худшее. Однако, пожалуй, не стоит идти травиться или как-то по-другому кончать с собой, — задумчиво добавила она. — Так что мы делаем здесь? Ты хочешь найти ее книгу и выяснить, выйдет она за тебя или нет?
— Я читал книгу, и там написано, что она умерла, — пояснил Мор. — Но чисто технически. То есть она не по-настоящему умерла.
— Хорошо, иначе это было бы уже некрофилией. Что мы ищем?
— Биографию Альберта.
— Чего ради? Не думаю, что таковая имеется.
— Биография имеется у всех.
— Знаешь, Альберт не любит, когда к нему пристают с личными вопросами. Я однажды искала его книгу, но не смогла найти. Альберт не больно-то важная птица. Почему он тебя так интересует?
Изабель зажгла еще пару свечей от той, которую держала в руке.
Библиотека заполнилась плящущими тенями.
— Мне нужен могущественный волшебник. И я думаю, что он им является.
— Кто, Альберт?
— Да. Только мы разыскиваем Альберто Малиха. Я думаю, ему больше двух тысяч лет.
— Кому, Альберту?
— Да. Альберту.
— Но у него даже нет шляпы, которую обычно носят волшебники, усомнилась Изабель.
— Потерял. И все равно, шляпа не обязательна. Где мы начнем искать?
— Ну, если ты так уверен… в Хранилищах, я думаю. Туда отец складывает все биографии, которым более пятисот лет. Это сюда.
Она шла, мимо шепчущих полок, пока не подвела Мора к тупику. Дальше хода не было, зато была дверь. Она отворилась с некоторым усилием и с таким стоном петель, что по всей библиотеке прокатился тоскливый звук. Горячее воображение Мора мигом нарисовало картину: все книги в библиотеке одновременно сделали паузу в своей работе — только для того, чтобы послушать.
За дверью открылась лестница. Ступени уводили вниз и вглубь, в бархатный сумрак. Там были паутина, пыль и воздух, пахнущий так, как будто его тысячу лет продержали в пирамиде.
— Люди не очень часто спускаются сюда, — нарушила молчание Изабель. — Я покажу дорогу.
Мор почувствовал, что должен как-то отблагодарить ее.
— Должен сказать, — произнес он, — ты молоток.
— Ты хочешь сказать — тяжелая и блестящая? Умеешь ты все-таки разговаривать с девушками, мой мальчик.
— Мор, — машинально поправил Мор. В Хранилищах царили такой же непроглядный мрак и ничем не нарушаемое молчание, как в глубокой подземной пещере. Стеллажи располагались так близко друг к другу, что между ними с трудом мог протиснуться один человек. И полки уходили вверх, на неопределенную высоту. Их силуэты нависали над головами, как грозные башни, выходя далеко за пределы зыбкого светового купола, образованного свечкой. И книги здесь казались особенно странными, потому что молчали. Не было больше жизней, которые можно было бы писать; книги спали. Но Мор чувствовал, что они спят, как кошки, приоткрыв один глаз. Они оставались настороже.
— Я однажды спускалась сюда, — сказала Изабель, понижая голос до шепота. — Если пройти подальше, то книги заканчиваются и начинаются глиняные таблички, каменные глыбы и шкуры животных, а всех героев зовут Уг или Зог.
Безмолвие было таким густым, что казалось, его можно пощупать. Мор спиной ощущал, как книги провожают их взглядами, следя, как они идут по жарким безмолвным переходам. В тишине шаги звучали громким топаньем. Здесь были все, когда-либо жившие, вплоть до самых первых людей, которых из грязи или чего-то еще испекли боги. Не то чтобы книги возмущало его появление. Они просто хотели знать, зачем он здесь.
— А ты заходила дальше Уга и Зога? — свистящим шепотом спросил Мор. Есть много людей, которым бы очень хотелось знать, что там, за ними.
— Я побоялась. Туда далеко идти, а я не взяла с собой запасных свечей.
— Жалко.
Изабель остановилась так резко, что Мор врезался ей в спину.
— Примерно здесь, — указала она. — Что дальше?
Мор, напрягая зрение, принялся читать потершиеся имена на корешках.
— Да они стоят как попало! Тут нет никакого порядка, — простонал он.
Они взглянули вверх. Слегка углубились в пару боковых ответвлений.
Вздымая столбы пыли, вытащили несколько томов с самых нижних полок.
— Глупо, — сдался наконец Мор. — Здесь миллионы жизней. Шансы найти именно его ниже, чем…
Изабель закрыла ему рот ладонью.
— Слушай!
Мор некоторое время продолжал бубнить сквозь ее пальцы, потом до него дошло. Он напряг слух, пытаясь уловить что-нибудь, кроме тяжелого свиста абсолютного безмолвия.
И затем он услышал. Легкое раздраженное поскребывание. Высоко-высоко над головой, где-то в непроницаемом мраке книжного утеса, жизнь продолжала записываться.
Они переглянулись. Глаза у них стали как чайные блюдца. Затем Изабель произнесла:
— Мы прошли мимо лестницы. На колесиках.
Маленькие колесики скрипели, пока Мор катил лестницу к нужной полке.
Верхняя перекладина тоже двигалась, как будто была прикреплена к другому набору колес где-то там, в вышине и во мраке.
— Порядок, — сказал он. — Подай свечу и…
— Если свеча отправляется наверх, то и я тоже, — произнесла Изабель не терпящим возражений тоном. — Ты стой здесь и двигай лестницу, когда я скажу.