Мор, ученик Смерти — страница 14 из 44

И Слушали.

Задача их несколько осложнялась тем, что слышали они не только слабые отголоски первых слов мироздания, но и каждый звук Плоского мира. Дабы распознать Слова, им приходилось учиться распознавать и все прочие шумы. Для этого требовался определенный дар, и неофита допускали к обучению только в том случае, если он мог исключительно на слух с расстояния в тысячу ярдов определить, какой стороной упала монета. А в орден его не допускали до тех пор, пока он не мог сказать, какого она была цвета.

И хотя Святые Слушатели обосновались в безлюдном краю, паломники толпами пускались в далекий и опасный путь через промерзшие владения злобных троллей, переходили вброд ледяные стремнины, штурмовали неприступные горы, влачились сквозь суровую тундру – и все для того, чтобы только пройти по узкой лестнице, которая вела в потаенную долину, и с чистым сердцем приобщиться к тайнам бытия.

А монахи, завидя их, кричали: «Да тише вы, чтоб вам!»

Бинки светлым пятном пронесся среди горных вершин и приземлился в снежной пустоте монастырского двора, призрачного в свете небесных стробоскопов. Соскочив с седла, Мор бросился по безмолвным галереям в ту келью, где в окружении преданной братии лежал на смертном одре восемьдесят восьмой настоятель.

Шаги Мора стучали по причудливой мозаике пола. Сами монахи носили шерстяные бахилы.

У кровати он немного помедлил, опираясь на косу, чтобы перевести дыхание.

Настоятель – маленький и совершенно лысый человечек, морщин на котором было больше, чем в целом мешке чернослива, – открыл глаза.

– Ты опаздываешь, – прошептал он и умер.

Задержав дыхание, Мор сглотнул и сделал плавный дугообразный взмах косой. Как бы то ни было, удар оказался достаточно точен; настоятель сел, оставив за спиной свое бренное тело.

– Едва-едва успел, – сказал он, но услышал его только Мор. – Я уж было забеспокоился.

– Все хорошо? – осведомился Мор. – А то мне надо торопиться…

Бодро поднявшись со смертного одра, настоятель приблизился к Мору сквозь ряды осиротевшей братии.

– Не спеши, – попросил он. – Я всегда с нетерпением жду этих разговоров. А что случилось со всегдашним работником?

– Всегдашним? – не понял Мор.

– Высокий такой. В черном балахоне. Живет, как видно, впроголодь, – пояснил настоятель.

– Всегдашний работник? Вы имеете в виду Смерть? – уточнил Мор.

– Ага, именно его, – жизнерадостно ответил настоятель. У Мора отвисла челюсть.

– А вы, значит, часто умираете? – выдавил он.

– Частенько. Частенько. Конечно, – поделился настоятель, – тут главное – приноровиться, а дальше – дело техники.

– В самом деле?

– Ладно, пора нам в путь, – сказал настоятель. Мор захлопнул рот.

– Я как раз об этом и говорил, – напомнил он.

– Не откажи в любезности высадить меня в долине, – благодушно попросил маленький монах. Потом скользнул мимо Мора и устремился во двор. Мор какое-то время тупо глазел на пол, а затем бросился следом, понимая, что выглядит нелепо и непрофессионально.

– Подождите-ка… – начал он.

– Помнится мне, у того был жеребец по кличке Бинки, – светским тоном промолвил настоятель. – А ты, стало быть, выкупил у него один выезд?

– Выезд? – вконец растерялся Мор.

– Ну или как это у вас называется. Уж прости, парень, – сказал настоятель, – но я не знаю, как такие вещи организуются.

– Мор, – отрешенно поправил Мор. – И мне кажется, что вы должны уехать со мной, сэр. Если не возражаете. – Он постарался перейти на твердый, непререкаемый тон. Монах повернулся и одарил его любезной улыбкой.

– Хотел бы я это сделать, – проговорил он. – Может, в другой раз. А теперь сделай одолжение, подбрось меня до ближайшей деревни. Полагаю, меня как раз сейчас зачинают.

– Зачинают? Но ведь вы только что умерли! – воскликнул Мор.

– Ну да, но, понимаешь ли, у меня, так сказать, абонемент, – объяснил настоятель.

Хоть и с задержкой, на Мора снизошло озарение.

– А, – вырвалось у него. – Я ведь об этом читал. Реинкарнация, да?

– Именно так. В пятьдесят третий раз. Или даже в пятьдесят четвертый.

Почуяв их приближение, Бинки вскинул голову и коротко заржал при виде старого знакомца, который потрепал его по морде. Мор вскочил в седло и устроил аббата позади себя.

– Это, должно быть, очень интересно, – заговорил он, когда Бинки взмыл над храмом. На абсолютной шкале мастерства светской беседы этой ремарке досталось бы глубоко отрицательное значение, но ничего лучшего Мор не придумал.

– Ничего интересного, – возразил настоятель. – Ты так считаешь, потому что тебе кажется, будто я помню все свои жизни, но такое, конечно, невозможно. По крайней мере, пока я жив.

– Это мне в голову не пришло, – сознался Мор.

– Только вообрази: пятьдесят раз заново приучаться к горшку!

– Да уж, было бы что вспоминать, – сказал Мор.

– Вот-вот. Довелось бы мне начать все сначала – нипочем не согласился бы на реинкарнацию. А то ведь только начинаешь соображать что к чему, монахи спускаются из храма в долину, чтобы отыскать мальчика, зачатого в час смерти старого настоятеля. Никакого воображения. Остановись-ка ненадолго, сделай милость.

Мор посмотрел вниз.

– Но мы же в воздухе, – неуверенно сказал он.

– Я тебя надолго не задержу. – Настоятель соскользнул с крупа Бинки, сделал несколько шагов по воздуху и заорал.

Казалось, этот вопль никогда не стихнет. Но в конце концов настоятель снова забрался на коня.

– Ты даже не представляешь, как долго я этого ждал, – сказал он.

В нескольких милях от храма, на дне долины, располагалась деревня, жившая тем, что обслуживала храм. С воздуха она походила на беспорядочную россыпь хижин – маленьких, но зато с надежной звукоизоляцией.

– Можешь высадить меня где угодно, – сказал настоятель.

Мор оставил его стоять в паре футов над заснеженной землей, там, где хижины особенно тесно жались друг к дружке.

– Желаю, чтобы следующая жизнь оказалась лучше предыдущей, – напоследок сказал он настоятелю. Тот пожал плечами.

– Хорошо бы, – отозвался он. – Ну, мне хотя бы положен девятимесячный отпуск. Поглядеть особенно не на что, зато тепло.

– Что ж, прощайте, – сказал Мор. – Мне надо спешить.

– Оревуар, – с тоской ответил аббат и отвернулся.

На поверхности Диска все еще играло мерцающими бликами центральное сияние. Мор вздохнул и потянулся за третьими песочными часами.

Корпус у них был серебряный, украшенный маленькими коронами. Песчинок внутри оставалось всего ничего.

Подумав, что ночь уже подложила ему всех имевшихся у нее свиней и хуже стать попросту не может, Мор осторожно повернул жизнеизмеритель, чтобы разобрать имя…

* * *

Принцесса Кели проснулась.

До ее слуха донесся какой-то шум – такой, словно незваный гость не производил никакого шума. Куда там перинам и горошинам – элементарный естественный отбор веками обеспечивал выживание тех династий, которые учили своих отпрысков распознавать присутствие коварного ночного убийцы по шорохам, которых тот не допускал, ибо в кругах, близких ко двору, всегда находились охотники пырнуть ножом законного наследника престола.

Она лежала без движения и думала, как быть дальше.

Под подушкой у нее скрывался кинжал. С большой осторожностью принцесса заскользила рукой вверх по простыне, из-под ресниц оглядывая спальню в поисках незнакомых теней. Она прекрасно понимала: стоит только показать, что не спишь, – и ты уснешь навсегда.

Сквозь большое окно в дальнем конце спальни проникал свет, однако латы, шпалеры и прочие предметы убранства, загромождавшие комнату, могли укрыть за собой целую армию.

Кинжал провалился за изголовье. Впрочем, Кели все равно не сумела бы воспользоваться им как следует.

Кричать, призывая стражу, решила она, не имеет смысла. Если кто-то сумел проникнуть в спальню, значит, он одолел стражников или, по крайней мере, оглушил их огромной суммой денег.

На каменных плитах пола, придвинутый к камину, стоял поддон с углями для обогрева комнаты. Может, из него получится оружие?

Послышался слабый металлический звон.

А может, закричать – не такая уж и плохая идея…

Окно разлетелось вдребезги. На какой-то миг в обрамлении сине-лилового пламени мелькнула фигура в капюшоне, припавшая к холке самого большого коня, какого Кели доводилось видеть.

Но и рядом с кроватью определенно кто-то стоял, замахиваясь ножом.

Время будто замедлилось, и Кели зачарованно смотрела, как поднимается рука и как конь со скоростью ледника галопом несется через спальню. Вот нож оказался прямо над ней и начал опускаться; в то же мгновение конь поднялся на дыбы, а всадник, привстав в седле, замахнулся каким-то оружием, чье лезвие вспороло недвижный воздух с таким звуком, какой извлекает палец из кромки мокрого бокала…

Свет погас. Раздался мягкий стук падения, затем металлический лязг.

Кели набрала полные легкие воздуха.

Чья-то рука на мгновение зажала ей рот, и взволнованный голос произнес:

– Если закричишь, я об этом пожалею. Ладно? Я и так по уши влип.

Всякий, кто способен вложить в свой голос столько ошеломленной мольбы, либо предельно искренен, либо настолько искушен в лицедействе, что не нуждается в подработке наемным убийцей.

– Кто ты? – спросила принцесса.

– Не знаю, можно ли мне рассказывать, – ответил голос. – Ты ведь все еще жива, да?

Она вовремя прикусила язык, чтобы с него не слетел саркастический ответ. Что-то в тоне, которым был задан этот вопрос, встревожило ее.

– А ты не видишь? – спросила она.

– Все не так просто…

Наступила пауза. Принцесса напряженно вглядывалась в темноту, пытаясь наделить голос лицом.

– Может статься, я тебе сильно навредил, – добавил голос.

– Но ты только что спас мне жизнь, разве не так?

– Уж не знаю, что я спас. Здесь есть какое-нибудь освещение?

– Служанка иногда оставляет спички на каминной полке, – сказала Кели. Она ощутила, как стоявший рядом с ней человек отошел в сторону. Послышались неуверенные шаги, пара глухих ударов и, наконец, лязг, хотя слова «лязг» и недостаточно для описания наполнившей спальню чудовищной какофонии рушащегося металла. За ней даже последовало короткое позвякивание, которое традиционно раздае