По счастью, Кувырксу принадлежало адаптированное издание, в котором наиболее жуткие страницы были скреплены специальными зажимами (хотя тихими ночами он слышал, как слова-узники раздраженно скребутся в своей темнице, словно паук в спичечном коробке; кому доводилось сидеть рядом с обладателем аудиоплеера, тот отчетливо представит себе этот звук).
– Вот этот фрагмент, – указал Кувыркс. – Тут сказано, что даже боги…
– Я его уже видел!
– Кого?
Мор ткнул в книгу дрожащим пальцем.
– Его!
Недоверчиво покосившись на Мора, Кувыркс пристально изучил левую страницу разворота. На ней помещалась иллюстрация с изображением пожилого волшебника, который с достигавшей чуть ли не терминальной стадии горделивостью держал в руках свечу и книгу.
– К магии это не относится, – брюзгливо сказал Кувыркс. – Это всего лишь портрет автора.
– А что написано внизу?
– Э-э. Здесь говорится: «Буде ты с охотой прочтешь сию книгу и пожелаешь узреть и прочие труды, вышедшие из-под пера…»
– Нет, я имею в виду – под самой картинкой!
– А, тут все просто. Это сам старик Малих. Знаком каждому волшебнику. Основатель Университета как-никак. – Кувыркс хохотнул. – Там в главном зале стоит его знаменитая статуя – так вот, как-то раз во время Развеселой Недели я на нее залез и нацепил…
Мор не отрываясь смотрел на изображение.
– Слушай, – тихо произнес он, – у той статуи с носа, случайно, не свисала капля?
– Вроде нет, – ответил Кувыркс. – Статуя была мраморная. Не пойму только: с чего ты так разволновался? Многие знают, как он выглядел. Заменитость как-никак.
– Он ведь жил очень давно, правда?
– Где-то две тысячи лет назад, кажется. Слушай, я не знаю, с чего…
– Спорим, он не умер, – заявил Мор. – Спорим, однажды он просто исчез. Я прав?
Некоторое время Кувыркс хранил молчание.
– Любопытно, что ты об этом заговорил, – медленно начал он. – Я слышал такую легенду. Он вроде как творил очень странные вещи. Говорят, он пытался провести обряд АшкЭнте задом наперед, и его утянуло в Подземельные Измерения. И осталась от него только шляпа. Грустно, если подумать. Весь город на сутки погрузился в траур из-за какой-то шляпы. Даже не очень красивой – опалило ее изрядно.
– Альберто Малих… – проговорил Мор, обращаясь отчасти к самому себе. – Надо же. Подумать только.
Он побарабанил пальцами по столу, но звук получился странно приглушенным.
– Прости, – промямлил Кувыркс. – До сих пор не приноровился готовить сэндвичи с патокой.
– Мне показалось, что пограничная стена движется со скоростью медленно идущего человека, – сказал Мор, рассеянно облизывая пальцы. – А ее нельзя остановить силой магии?
Кувыркс покачал головой.
– Лично я не смогу. Меня расплющит в лепешку, – жизнерадостно пояснил он.
– И что же с тобой будет, когда она досюда доберется?
– Вернусь к прежней жизни на Стенной улице. Точнее, окажется, что я оттуда и не съезжал. Всего этого не случится. Жаль, конечно. Готовят здесь весьма недурно, белье стирают бесплатно. Кстати, как далеко, ты говорил, от нас сейчас стена?
– Милях в двадцати.
Закатив глаза к небесам, Кувыркс зашевелил губами. И в конце концов подытожил:
– Значит, она доберется сюда завтра, около полуночи, аккурат к моменту коронации.
– Чьей коронации?
– Принцессы.
– Но ведь она уже королева, разве нет?
– В известном смысле – да, но официально ею не станет, пока не будет коронована. – Кувыркс усмехнулся; на его лице в свете свечи дрожали теневые узоры. – Если угодно, рассмотри такое сравнение: «перестать жить» и «умереть» – не одно и то же, согласись.
Двадцать минут назад Мор так изнемогал от усталости, что готов был пустить корни. Но теперь в нем бурлила кровь. Это была та бешеная ночная энергия, за которую неизбежно приходится расплачиваться на следующий день, однако прямо сейчас ему необходимо было к чему-нибудь себя приложить, иначе его мышцы полопались бы от прилива жизненных сил.
– Я хочу ее увидеть, – сказал он. – Если ты ничего не можешь сделать, то, может, у меня что-нибудь получится.
– Ее покои охраняет стража, – сообщил Кувыркс. – Но это так, замечание. Ни минуты не сомневаюсь, что стражники помехой не станут.
На Анк-Морпорк опустилась полночь; в этом великом двойном городе ночь и день отличались лишь тем, что ночью было, ну, темнее. На рынках не утихала суета; зеваки плотной толпой окружали бордели; проигравшие в вечной и запутанной борьбе городских банд медленно погружались в холодные воды реки со свинцовыми гирями на ногах; поставщики множества незаконных, а то и нелогичных, удовольствий обстряпывали свои скользкие делишки; грабители грабили; ножи отражали звездный свет в темных переулках; астрологи только-только приступали к работе; а заплутавший в Тенях стражник, звоня в колокольчик, выкрикивал: «Двенадцать ночи, и все споку-у-уй…»
Однако в Торговой палате Анк-Морпорка не рады были бы услышать, что вся разница между их городом и болотом – в количестве ног у аллигаторов, и действительно, стоит признать, что в более престижных районах Анка, расположенных в основном на холмах, где есть хоть какой-то шанс уловить дуновение ветерка, ночи нежны и полнятся ароматами губискуса и мигнулии.
Правда, в эту ночь по воздуху плыл еще и запах селитры: патриций, отмечавший десятую годовщину своего вступления в должность[9], созвал к себе пропустить по стаканчику немногочисленных – на сей раз всего лишь полтысячи – друзей и устроил фейерверк. Дворцовые парки оглашались раскатами хохота, а кое-где и нутряным ревом страсти; празднество достигло той любопытной стадии, когда все уже выпили больше, чем стоило бы, но еще не падают с ног. В этом состоянии гость творит такое, о чем до скончания века будет вспоминать со жгучим стыдом: скажем, дует в бумажную дуделку и гогочет до рвоты.
В данный момент, например, сотни две гостей патриция, спотыкаясь и дрыгая ногами, отплясывали Змеиный танец; эта самобытная морпоркская народная забава требовала, чтобы каждый основательно набравшийся гость ухватился за пояс впереди стоящего и тем самым сросся с туловищем длинного крокодила, дабы с вихлянием и гоготом прошлепать по максимально большому числу помещений (желательно изобилующих хрупкими предметами), вскидывая то одну, то другую ногу приблизительно в такт музыке, а если не получится, то в такт чему-нибудь другому. Танец длился уже с полчаса и не обошел стороной ни одно помещение, по пути вобрав двух троллей, повара, главного палача патриция, троих подавальщиков, просто проходившего мимо грабителя и мелкого ручного болотного дракончика.
Примерно в середине крокодилова туловища колыхался упитанный лорд Родли Щеботанский, наследник обширных владений, которому сейчас более всего досаждали тонкие пальцы, впившиеся в поясницу. Затопленные алкоголем извилины пытались привлечь внимание хозяина.
– Послушай, – сказал лорд через плечо, когда они в десятый – уморительно смешной – раз пересекали огромную кухню, – нельзя ли ослабить хватку?
– ПРИНОШУ СВОИ ГЛУБОЧАЙШИЕ ИЗВИНЕНИЯ.
– Ничего страшного, старина. Мы знакомы? – Лорд Родли энергично, хотя и запоздало, взбрыкнул.
– ЭТО МАЛОВЕРОЯТНО. МОЖЕШЬ ЛИ ТЫ РАССКАЗАТЬ МНЕ, В ЧЕМ СМЫСЛ ЭТОГО ЗАНЯТИЯ?
– Что-что? – Лорд Родли перекрикивал веселое гиканье, которым было встречено попадание чьей-то ноги в дверцу застекленного шкафчика.
– ЧТО МЫ ТАКОЕ ДЕЛАЕМ? – с холодной терпеливостью спросил голос.
– Неужто на пирушках бывать не приходилось? Осторожно, кстати: под ногами стекло.
– К СОЖАЛЕНИЮ, Я НЕ ТАК ЧАСТО ВЫХОЖУ В СВЕТ, КАК ХОТЕЛОСЬ БЫ. ПОЖАЛУЙСТА, ОБЪЯСНИ МНЕ. ЭТО КАК-ТО СВЯЗАНО С СЕКСОМ?
– Ну, если все мы резко остановимся, тогда конечно, дружище, – понимаешь, о чем я? – Его светлость толкнул невидимого собеседника локтем.
– Ай, – вырвалось у него. Где-то впереди раздался грохот, возвестивший кончину стойки с холодными закусками.
– НЕТ.
– Что «нет»?
– НЕ ПОНИМАЮ.
– Осторожней, тут крем, не поскользнись… Слушай, это просто пляска, неужели неясно? Потеха такая.
– ПОТЕХА.
– Вот именно. Пам, пам, пампа-ра-ра-рам… брык!
Повисла физически ощутимая пауза.
– КТО ТАКАЯ ПОТЕХА?
– Да никто! Потеха – это не тетка. Потеха – это для души.
– У НАС СЕЙЧАС ПОТЕХА ДЛЯ ДУШИ?
– Мне казалось, у меня – да, – без особой уверенности сказал его светлость. Чем-то его смутно тревожил этот голос: он как будто возникал прямо в мозгу.
– КАК ВЫГЛЯДИТ ЭТА ПОТЕХА?
– Да вот так!
– ДРЫГАТЬ НОГАМИ – ЭТО ПОТЕХА?
– Ну, часть потехи. Брык!
– СЛУШАТЬ ОГЛУШИТЕЛЬНУЮ МУЗЫКУ В ДУШНОМ ПОМЕЩЕНИИ – ЭТО ПОТЕХА?
– Возможно.
– ТАК В ЧЕМ ПРОЯВЛЯЕТСЯ ПОТЕХА?
– Даже не знаю… пойми: тебе либо потешно, либо нет, так что меня спрашивать не нужно, ты и сам это почувствуешь, ясно? А тебя вообще как сюда занесло? – спохватился он. – Ты друг патриция?
– СКАЖЕМ ТАК: ОН НЕ ОСТАВЛЯЕТ МЕНЯ БЕЗ РАБОТЫ. Я ПОДУМАЛ, ЧТО МНЕ СТОИТ ПОБЛИЖЕ ПОЗНАКОМИТЬСЯ С ЛЮДСКИМИ РАДОСТЯМИ.
– Как видно, недалеко ты продвинулся.
– ВЕРНО. ПРОСТИ МОЕ ПРИСКОРБНОЕ НЕВЕЖЕСТВО. Я ЛИШЬ ХОЧУ КОЕ-ЧТО УЯСНИТЬ. СКАЖИ, ПОЖАЛУЙСТА, ВСЕ ЭТИ ЛЮДИ… ОНИ НАШЛИ СЕБЕ ПОТЕХУ?
– Да!
– ЗНАЧИТ, ВСЕ ЭТО И ЕСТЬ ПОТЕХА.
– Рад, что мы наконец-то с этим разобрались. Осторожно, кресло, – предостерег лорд Родли, вдруг неприятно и вовсе не потешно протрезвевший.
Голос у него за спиной негромко затверживал:
– КАКАЯ ПОТЕХА. НАПИТЬСЯ – ЭТО ПОТЕХА. ПОТЕХА НАМ ПО ДУШЕ. ОН НАШЕЛ СЕБЕ ПОТЕХУ. ВОТ ЭТО ПОТЕХА. НУ И ПОТЕХА.
За спиной у Смерти любимец патриция, болотный дракончик, мрачно цепляясь за костлявые бедра, думал: «Плевать на стражу, вот поравняюсь сейчас с открытым окном – и рвану отсюда так, будто за мной черти гонятся».
Кели села в кровати.
– Больше ни шагу, – приказала она. – Стража!