Мор, ученик Смерти — страница 28 из 44

– У МЕНЯ НЕТ НИ ЕДИНОГО ДРУГА, ДАЖЕ КОШКИ НАДО МНОЙ ПОСМЕИВАЮТСЯ.

Резко вскинувшаяся рука схватила бутылку ликера «Аманита», прежде чем хозяин успел подтолкнуть гостя к выходу, удивляясь, как этот мешок костей может быть настолько тяжелым.

– ГОВОРЮ ЖЕ: МНЕ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ОСТАВАТЬСЯ ПЬЯНЫМ. ЗАЧЕМ ЛЮДИ НАПИВАЮТСЯ? ЭТО ПОТЕХА?

– Потеха не потеха, а помогает забыть об этой жизни, старина. Дай-ка я тебя к стеночке прислоню, чтобы дверь отворить…

– ЗАБЫТЬ ОБ ЭТОЙ ЖИЗНИ. ХА. ХА.

– Заходи когда угодно, слышишь?

– ТЫ ВПРАВДУ ХОЧЕШЬ УВИДЕТЬ МЕНЯ СНОВА?

Хозяин обернулся: на стойке красовался холмик из монет. Ради такого можно и потерпеть чужие причуды. Этот, по крайней мере, не горланит и не бузит.

– Еще бы! – ответил он, выталкивая незнакомца на улицу и одним плавным движением забирая у него бутылку. – Как будет желание, так и заходи.

– ЭТО САМЫЕ ЛЮБЕЗНЫЕ СЛОВА…

Дверь захлопнулась и отсекла конец фразы.

* * *

Изабель села в кровати.

Стук возобновился, негромкий, но настойчивый. Она подтянула одеяло к подбородку.

– Кто там? – шепнула она.

– Это я, Мор, – прошипели под дверью. – Открой, пожалуйста!

– Подожди!

Изабель стала лихорадочно шарить на ночном столике в поисках спичек, опрокинула флакон туалетной воды и свернула коробку шоколадных конфет – хорошо, что там оставались в основном пустые обертки. Как только ей удалось зажечь свечу и найти для нее самое выигрышное положение, она одернула ночную сорочку, чтобы та открывала чуть-чуть побольше, и сказала:

– Не заперто.

Мор, пошатываясь, вошел в спальню, неся с собой запахи конюшни, мороза и укипаловки.

– Надеюсь, – высокомерно начала Изабель, – ты не для того вторгся в мои покои, чтобы воспользоваться своим положением в этом доме.

Мор огляделся. Изабель обожала кружавчики. Даже ночной столик будто бы носил подъюбник. Да и вообще вся комната была не столько декорирована, сколько обряжена в нижнее белье.

– Слушай. У меня нет времени на глупости, – сказал он. – Перенеси свечу в библиотеку. И, ради всего святого, накинь что-нибудь приличное, а то ты из берегов выходишь.

Изабель опустила взгляд, но тут же вздернула подбородок.

– Ну знаешь!

Мор просунул голову обратно в комнату.

– Это вопрос жизни и смерти, – добавил он и исчез.

Дверь со скрипом затворилась и открыла взору голубой халат с бахромой, который Смерть измыслил ей в подарок на прошлое Страшдество; Изабель так и не решилась его выбросить, хотя он был на размер меньше, чем нужно, да еще и с кроликом на кармашке.

В конце концов она спустила ноги на пол, набросила этот позорный халат и пошлепала в коридор. Мор ее ждал.

– Отец не услышит? – забеспокоилась она.

– Он еще не вернулся. Идем.

– А ты откуда знаешь?

– Когда он здесь, это место совсем другое. Разница примерно такая… ну… как между надетым плащом и плащом, висящим на крючке. Неужели ты не замечала?

– Что у нас за неотложные дела такие?

Мор толкнул дверь в библиотеку. Изнутри повеяло теплым сухим воздухом; петли протестующе заскрипели.

– Нам с тобой предстоит спасти кое-кому жизнь, – ответил он. – Принцессе, если быть точным.

Изабель мгновенно воодушевилась.

– Настоящей принцессе? Которая через дюжину перин способна почувствовать горошину?

– Что способна?.. – Мор ощутил, что одной мелкой тревогой у него стало меньше. – Конечно. Да. Я так и подумал, что Альберт ошибся.

– Ты ее любишь?

Мор замер между книжными стеллажами, среди неустанного шороха, доносившегося из-под переплетов.

– Трудно сказать, – ответил он. – По мне что-нибудь заметно?

– По тебе заметно, что ты волнуешься. А она как к тебе относится?

– Понятия не имею.

– Так-так, – со знанием дела произнесла Изабель. – Безответная любовь – самый тяжелый случай. Но пить яд или накладывать на себя руки, наверное, не лучшая идея, – задумчиво добавила она. – Так зачем мы сюда пришли? Ты хочешь отыскать ее книгу, чтобы узнать, выйдет ли она за тебя?

– Я ее уже читал, и принцесса мертва, – сказал Мор. – Но лишь формально. То есть не вполне мертва.

– Это хорошо, иначе нам пришлось бы заниматься некромантией. И что же мы ищем?

– Биографию Альберта.

– Зачем? Я даже не знаю, есть ли она у него.

– Биография есть у всех.

– Понимаешь, он не любит отвечать на личные вопросы. Как-то раз я уже ее искала, но не нашла. Одного имени Альберт мало. А что в нем такого интересного?

От свечи, принесенной из комнаты, Изабель зажгла еще две, и по библиотеке заплясали тени.

– Мне нужен могучий волшебник, а он, подозреваю, как раз из таких.

– Кто, Альберт?

– Да. Только искать надо Альберто Малиха. Мне кажется, ему больше двух тысяч лет.

– Кому, Альберту?

– Да. Альберту.

– У него даже шляпы волшебника нет, – усомнилась Изабель.

– Он ее потерял. Да и вообще шляпа – не главное. Откуда начнем поиск?

– Ну, если ты в этом уверен… тогда, наверное, с Архива. Там отец хранит все биографии, которым больше пятисот лет. Нам туда.

Она повела его за собой мимо шепчущих полок в сторону укрытой в закутке дверцы. Дверца поддалась не сразу, и стон ее петель разнесся по всей библиотеке; Мору на мгновение показалось, что все книги прервали свой труд, чтобы прислушаться.

Ступени вели вниз, в бархатный мрак. Здесь, среди паутины и пыли, в воздухе пахло тысячелетней затхлостью пирамид.

– Сюда нечасто спускаются, – объяснила Изабель. – Я покажу дорогу.

Мор почувствовал, что обязан ответить чем-нибудь приятным.

– Надо сказать, – заговорил он, – ты просто кремень.

– Такая же рябая, твердая и холодная? Да, умеешь ты сделать комплимент девушке, мальчик мой.

– Мор, – машинально поправил Мор.

В Архиве было темно и тихо, как в глубокой пещере. Стеллажи здесь стояли так плотно, что идти между ними бок о бок не стоило и пытаться, и уходили так высоко, что сияние свечей не дотягивалось до верха. Они производили особенно зловещее впечатление, потому что молчали. Жизни закончились, писать было не о чем; книги спали. Но Мор чувствовал, что спят они как кошки: поглядывая одним глазом. Они были настороже.

– Я сюда спускалась всего один раз, – прошептала Изабель. – Если долго идти вдоль стеллажей, книги кончатся и начнутся глиняные таблички, камни и шкуры; там всех зовут Уг и Зог.

Тишина была почти осязаемой. Шагая жаркими бесшумными коридорами вслед за Изабель, Мор ловил на себе взгляды книг. Где-то здесь были все, кто когда-либо жил, вплоть до самых первых людей, которых боги слепили из глины или неведомо из чего. Они были на него не в обиде за это вторжение, а просто любопытствовали, что его сюда привело.

– А дальше Угов и Зогов ты заходила? – шепнул он. – Думаю, многим хотелось бы узнать, что там хранится.

– Нет, побоялась. Идти далеко, мне бы не хватило свечей.

– Жаль.

Изабель остановилась, да так резко, что Мор врезался ей в спину.

– Ну вот, где-то здесь, – сказала она. – Что теперь?

Мор вгляделся в поблекшие имена на корешках книг.

– Да тут никакого порядка! – простонал он.

Они посмотрели наверх. Заглянули в пару боковых проходов. Наугад сняли несколько фолиантов с нижних полок, взметнув клубы пыли.

– Глупо это все, – сказал наконец Мор. – Здесь миллионы жизнеописаний. Шансы найти биографию Альберта меньше…

Изабель накрыла ему рот ладонью.

– Слушай!

Мор попытался что-то еще пробормотать сквозь ее пальцы, но потом все же внял совету. Он напряг слух, стремясь услышать хоть что-нибудь сквозь тяжелую, оглушительную тишину.

И был вознагражден. Слабое, раздраженное царапанье. Где-то высоко-высоко, в непроницаемой тьме этой отвесной книжной стены, все еще писалась чья-то биография.

Они переглянулись, распахнув глаза. Потом Изабель припомнила:

– Мы проходили мимо лестницы. Передвижной.

Когда Мор начал толкать лестницу, ее колесики заскрипели. Верх ее двигался так, словно тоже был снабжен колесиками, скрытыми во тьме.

– Ну вот, – сказал Мор. – Дай мне свечу, я…

– Если свеча отправится наверх, то лишь вместе со мной, – решительно прервала его Изабель. – А ты останешься внизу, чтобы по моей команде двигать лестницу. И не спорь.

– Наверху может быть опасно, – галантно сказал Мор.

– Внизу тоже может быть опасно, – резонно заметила Изабель. – Так что мы со свечой отправляемся наверх, спасибо большое.

Она поставила ногу на нижнюю ступеньку и вскоре превратилась в отделанную рюшами тень, окруженную ореолом свечного пламени, который постепенно уменьшался.

Удерживая лестницу на месте, Мор гнал от себя мысли о давящей на него тяжести чужих жизней. Время от времени к его ногам падал метеорит горячего воска, образуя кратер в толще пыли. Изабель напоминала о себе лишь слабым свечением в вышине да легкой вибрацией от каждой преодоленной ступени.

Потом она замерла. Казалось, ничего не происходило очень долго.

Наконец сверху через плотную тишину долетел ее голос:

– Мор, я нашла.

– Отлично. Тащи ее сюда.

– Мор, ты был прав.

– Это хорошо, спасибо. Теперь неси ее сюда.

– Да, Мор, но которую?

– Не мешкай: свеча скоро догорит.

– Мор!

– Что?

– Мор, их здесь целая полка!

* * *

Пришел настоящий рассвет – тот краешек дня, который принадлежал только чайкам в морпоркских доках, приливу, что гнал волны вверх по течению реки, да теплому повращательному ветерку, разбавлявшему сложный городской дух ароматами весны.

Смерть сидел на тумбе и созерцал море. Он решил протрезветь. Теперь у него болела голова.

Познакомившись с рыбной ловлей, плясками, азартными играми и выпивкой, он так и не уяснил до конца смысл этих четырех занятий, которые почитаются величайшими радостями жизни. Вот еду он понимал – вкусно поесть Смерть любил не меньше прочих. Другие услады плоти ему на ум не приходили; точнее, приходили, но уж слишком они были… ну…