А вот первосвященник храма Слепого Ио мог стать проблемой. Кувыркс давно заметил, что этот милый старикан столь неуверенно обращается с ножом, что жертвенные животные, устав ждать, разбредаются кто куда. Когда он в последний раз пытался принести в жертву козу, та, покуда первосвященник собирался с мыслями, успела разродиться парой козляток и в порыве материнской отваги разогнала всех священнослужителей.
Даже при нормальных обстоятельствах вероятность того, что первосвященник возложит корону на правильную голову, была, по прикидкам Кувыркса, довольно невысокой; он решил, что будет стоять рядом со стариком и тактично направлять его трясущиеся руки.
Но главная сложность заключалась даже не в этом. Главная сложность была куда более сложной. Главную сложность после завтрака обрушил на Кувыркса сам канцлер.
– Фейерверки? – переспросил Кувыркс.
– Вы, волшебники, славитесь умением их организовывать, верно? – откликнулся этот залежалый сухарь. – Вспышки, грохот и все, что полагается. Помню, когда я был маленьким, один волшебник…
– Боюсь, я ничего не знаю о фейерверках, – сказал Кувыркс тоном, подразумевавшим, что это незнание ему дорого.
– Множество ракет, – предавался счастливым воспоминаниям канцлер. – Анкские свечи. Громовые петарды. И такие штучки, которые можно держать в руке. Что за коронация без фейерверков?
– Да, но, видите ли…
– Друг мой, – энергично оборвал его канцлер, – я знал, что мы сможем на тебя положиться. Понимаешь, главное – не скупиться на ракеты, а под конец – не забудь – надо обеспечить гвоздь программы: что-то по-настоящему захватывающее, например портрет… портрет… – Его взор заволокла пелена, удручающе знакомая Кувырксу.
– Принцессы Кели, – устало напомнил он.
– Вот-вот. Да. Ее, – подхватил канцлер. – Портрет… этой, про которую ты говорил… составленный из фейерверков. Понятно, что для вашего брата-волшебника это сущий пустяк, но народу нравится. Я всегда говорил: чтобы держать верноподданнические мышцы в тонусе, самое верное средство – это взрывы, вспышки и махание с балконов. Так что обеспечь их нам. Ракеты. И чтоб с рунами.
Час назад Кувыркс пролистал оглавление «Гримуара крутой потехи», тщательно смешал ряд имеющихся в каждом доме ингредиентов и чиркнул спичкой.
Странная все-таки штука – брови, размышлял он. Пока они есть, о них даже не вспоминаешь.
С покрасневшими глазами, слегка попахивая паленым, Кувыркс брел к королевским покоям, обходя стайки служанок, занятых своими служаночьими обязанностями, которые почему-то всегда требовали усилий по меньшей мере трех участниц. При виде Кувыркса служанки обычно умолкали, пробегали мимо, опустив головы, а отдалившись на безопасное расстояние, разражались приглушенным хихиканьем. У Кувыркса это вызывало раздражение. Не по каким-то личным причинам, поспешно напомнил он себе, а просто потому, что к волшебникам положено относиться более уважительно. Кроме того, некоторые из служанок поглядывали на него так, что пробуждали отнюдь не волшебничьи мысли.
Воистину, подумал он, путь просвещения – это как полмили босиком по битому стеклу.
Он постучал в дверь покоев Кели. Ему открыла служанка.
– Твоя госпожа у себя? – осведомился он со всей возможной надменностью.
Служанка зажала рот ладошкой. У нее затряслись плечи. Глаза засверкали. Из-под пальцев вырвалось шипение, какое издает струя пара.
«Ничего не попишешь, – подумал Кувыркс, – видно, таково мое поразительное воздействие на женщин».
– Там мужчина? – раздался голос Кели. Глаза служанки остекленели, и она склонила голову набок, как будто не поняла, что именно услышала.
– Это я, Кувыркс, – сказал Кувыркс.
– А, тогда ничего страшного. Можешь войти.
Кувыркс протиснулся мимо служанки и, когда та вылетела из комнаты, постарался не обращать внимания на донесшийся из-за двери сдавленный хохоток. Естественно, все знали, что присутствие волшебника не требует бдительной дуэньи. Но от брошенного принцессой «А, тогда ничего страшного» у него внутри все перевернулось.
Сидя перед зеркалом, Кели расчесывала волосы. Очень мало найдется мужчин, которым известно, что принцессы носят под платьем, и сейчас Кувыркс примкнул к их числу – с крайней неохотой, но с поразительным самообладанием. Если что-то и выдавало его чувства, то лишь кадык, лихорадочно дергавшийся вверх-вниз. Сомневаться не приходилось: для магии он будет негоден еще много дней.
Она обернулась, и на него повеяло тальком. Много недель, проклятье, много недель.
– Ты как-то раскраснелся, Кувыркс. Что-то случилось?
– Н-неа…
– Что, прости?
Он встряхнулся. Сосредоточься на расческе, дружище, на расческе.
– Немного переусердствовал с магическими опытами, ваше высочество. Нестрашно, поверхностные ожоги.
– А эта напасть еще близится?
– К сожалению, да.
Кели повернулась обратно к зеркалу. Лицо ее застыло.
– А нам хватит времени?
Этого вопроса Кувыркс страшился. Он сделал все, что было в его силах. Придворный звездочет, специально для этого ненадолго выведенный из запоя, утверждал, что единственный подходящий день для церемонии – завтра, поэтому Кувыркс наметил ее начало на одну минуту первого ночи. Партитуру королевских фанфар пришлось безжалостно урезать. Оценив, сколько времени занимает обращение первосвященника к богам, Кувыркс тщательно его отредактировал; когда боги узнают, будет большой скандал. Ритуал помазания священными маслами решили свести к быстрым мазкам за ушами. В Плоском мире не знали, что такое скейтборд, а если бы знали – шествие Кели по храмовому проходу совершилось бы с небывалой скоростью. Но всех принятых мер было недостаточно. Волшебник взял себя в руки.
– Вероятно, нет, – ответил он. – Возможно, его у нас будет в обрез.
В зеркале сверкнул суровый взгляд принцессы.
– До какой степени в обрез?
– Э-э. До крайней.
– По-твоему, нас может накрыть прямо во время церемонии?
– Э-э. Скорее… э-э… до ее начала, – уныло сообщил Кувыркс.
Единственный звук в комнате исходил от пальцев Кели, барабанивших по краю столика. Кувыркс гадал, не собирается ли она расплакаться или разбить зеркало. Но вместо этого принцесса спросила:
– Откуда ты это знаешь?
Сперва он хотел отделаться какой-нибудь фразой вроде «Я волшебник, мы на таких вещах собаку съели», но потом передумал. В прошлый раз после этих слов Кели пригрозила ему топором.
– Расспросил одного стражника о той таверне, про которую рассказывал Мор, – ответил он. – А потом вычислил приблизительное расстояние, которое должна одолеть стена. Мор говорил, что ее скорость примерно равна скорости медленно идущего человека, а его собственная походка, по моим прикидкам…
– Так просто? Ты даже не пользовался магией?
– Только здравым смыслом. В конечном итоге это куда более надежный инструмент.
Принцесса погладила его по руке и сказала:
– Бедный старый Кувыркс.
– Мне всего двадцать лет, ваше высочество.
Поднявшись из-за столика, она устремилась к своей гардеробной. Помимо прочего, принцесс учат всегда быть старше тех, кто ниже положением.
– Да, вероятно, молодые волшебники действительно должны существовать, – сказала она через плечо. – Просто люди всегда видят в них стариков. Интересно, почему.
– Издержки ремесла, ваше высочество, – закатывая глаза, ответил Кувыркс. До его слуха доносилось шуршание шелка.
– Почему ты решил стать волшебником? – Голос ее звучал приглушенно, будто голова была чем-то накрыта.
– Работа в помещении, и тяжести поднимать не нужно, – ответил Кувыркс. – Ну и еще, наверное, хотелось постичь устройство мира.
– И как, удалось?
– Нет. – Кувыркс был не мастер вести светскую беседу, иначе он бы никогда не позволил себе спросить:
– А вы почему решили стать принцессой?
После задумчивого молчания она сказала:
– Знаешь ли, это за меня решили другие.
– Прошу прощения, я…
– Монархия – это, так сказать, фамильная традиция. Думаю, и с магией то же самое: твой отец ведь наверняка был волшебником?
Кувыркс скрипнул зубами.
– Э… мм… Нет, – сказал он, – не совсем так. Точнее, совсем не так.
Он знал, что она скажет дальше; слова ее, неизбежные, как закат солнца, прозвучали с насмешливым любопытством.
– Да? А правду говорят, что волшебникам не дозволено…
– Если на этом все, то мне пора, – преувеличенно громко сказал Кувыркс. – Если я кому-то понадоблюсь, пусть идет на звуки взрывов. А я… гнннх!
Кели вышла из гардеробной.
Женская одежда, надо сказать, не слишком занимала Кувыркса; если ему случалось думать о женщинах, воображение обычно рисовало их вовсе без одежды, но от возникшего перед ним видения у него просто захватило дух. Создатель этого наряда явно не знал меры. Он обшил шелк кружевом, отделал черным дурностаем, протянул нити жемчуга там, где, как ему казалось, было пустовато, подкрахмалил буфы рукавов, потом добавил серебряной скани, а потом снова вернулся к шелку.
Вообще говоря, поразительно, что можно сотворить при помощи нескольких унций тяжелого металла, некоторого количества раздраженных моллюсков, парочки дохлых грызунов и кучи ниток, вышедших из заднего прохода насекомого. В такой наряд впору не облачаться, а вселяться; если к нижним воланам не крепились колесики, значит, Кели была куда выносливей, чем представлялось Кувырксу.
– Что скажешь? – спросила она, медленно поворачиваясь. – Это платье носили моя мать, моя бабушка и ее мать.
– Как, все вместе? – переспросил Кувыркс, готовый в это поверить. «Как же она его надела? – гадал он. – Не иначе как там сзади дверка…»
– Это фамильная реликвия. Лиф расшит настоящими бриллиантами.
– Лиф – это которая часть?
– Вот эта.
Кувыркса пробрала дрожь.
– Впечатляет, – выдавил он, когда к нему вернулся дар речи. – Но не кажется ли вам, что платье это, так сказать, довольно возрастное?
– Это платье королевы.