– Да, но оно, должно быть, сковывает движения?
– Я не собираюсь в нем бегать. Двигаться нужно с достоинством.
И вновь сжатые челюсти принцессы своими контурами напомнили о ее предке-завоевателе, который всегда предпочитал передвигаться бегом, а о достоинстве имел ровно столько представления, сколько могло бы уместиться на острие копья.
Кувыркс развел руками.
– Ладно, – сказал он. – Хорошо. Мы все делаем, что можем. Надеюсь только, что Мор что-нибудь придумал.
– Трудно доверять привидению, – заметила Кели. – Он ходит сквозь стены!
– Кстати, я над этим размышлял, – сказал Кувыркс. – Загадка, да? Он проходит сквозь преграды только тогда, когда сам об этом не знает. Мне кажется, это профессиональный недуг.
– Что?
– Вчера вечером я почти убедился. Он становится реальным.
– Но мы все реальны! Ты-то уж точно, да и я, наверное, тоже.
– Но он становится более реальным. В высшей степени реальным. Почти как Смерть – куда уж реальней. Реальней некуда.
– Уверена? – с подозрением спросил Альберт.
– Конечно, – ответила Изабель. – А ты, если хочешь, сам проверь.
Альберт – воплощенная неуверенность – оглянулся на фолиант.
– Что ж, может и так, – нехотя признал он и выписал на клочок бумаги два имени. – Все равно убедиться можно только одним способом.
Из верхнего ящика письменного стола Смерти он вытащил большое железное кольцо. На нем болтался один-единственный ключ.
– ЧТО ДАЛЬШЕ? – спросил Мор.
– Надо принести жизнеизмерители, – ответил Альберт. – Ты должен пойти со мной.
– Мор! – прошипела Изабель.
– Что?
– Да то, что ты сейчас сказал… – Она помолчала, а затем добавила: – Ничего. Просто… прозвучало это как-то странно.
– Я всего лишь спросил, что дальше, – напомнил ей Мор.
– Да, но… ладно, неважно.
Альберт бочком протолкнулся мимо них, похожий на двуногого паука, выбрался в коридор и направился к той двери, которая всегда была заперта. Ключ вошел в скважину, как нож в масло. Дверь отворилась. Петли даже не скрипнули; был только взмах глубочайшей тишины.
И рев песка.
Пораженные Мор и Изабель застыли на пороге, глядя, как Альберт шагает по проходу между рядов стекла. Звук входил в сознание не только через уши: он поднимался по ногам, просачивался сквозь черепную коробку и заполнял мозг до такой степени, что невозможно было думать о чем-то ином, кроме ошеломительно шипящего серого шума – звука миллионов проживаемых жизней. Стремящихся к своему неизбежному пункту назначения.
Они смотрели вверх и вдаль, на бесконечные ряды жизнеизмерителей, где каждый отличался от других и каждый носил свое имя. Свет факелов отражался от них, зажигая звезды на стеклянных колбах. Вдали стены зала терялись в галактике огоньков.
Пальцы Изабель сжались на руке Мора.
Когда она заговорила, в ее голосе звучало напряжение.
– Мор, среди них есть совсем маленькие.
– ЗНАЮ.
Она ослабила хватку – очень медленно, как будто опустила верхний туз на карточный домик и осторожно отводила руку, чтобы не разрушить все строение.
– Повтори, – тихо попросила она.
– Я сказал «знаю». Я ничего не могу с этим поделать. Разве ты здесь прежде не бывала?
– Нет. – Она чуть-чуть отстранилась и заглянула ему в глаза.
– Это место ничем не хуже библиотеки, – продолжал Мор, почти веря своим словам. В библиотеке он об этом только читал; здесь же – видел, как это происходит. – Почему ты так на меня смотришь? – добавил он.
– Пытаюсь вспомнить, какого цвета были твои глаза, – ответила она, – потому что…
– Если вы там намиловались, – прокричал Альберт, перекрывая гул песка, – то давайте сюда!
– Карие, – напомнил Мор, обращаясь к Изабель. – Глаза у меня карие. А что?
– Поторапливайтесь!
– Лучше пойди помоги ему, – сказала Изабель. – А то он, похоже, сильно тревожится.
Мор оставил ее и, утопая мыслями в трясине беспокойства, направился по выложенному плиткой полу туда, где нетерпеливо притопывал ногой Альберт.
– Что я должен сделать? – спросил Мор.
– Просто не отставай.
От зала лучами расходились коридоры, где хранились песочные часы. Кое-где один стеллаж отделяли от другого каменные столбы с угловатыми отметинами. Время от времени Альберт поглядывал на них, но вообще шел через песочный лабиринт уверенно, будто наизусть знал все повороты.
– Альберт, скажи, ведь у каждого есть свои часы?
– Да.
– Но ведь они все здесь не поместятся.
– Слыхал когда-нибудь про m-мерную топографию?
– Э-э. Нет.
– Тогда я бы на твоем месте повременил с выводами, – сказал Альберт.
Остановившись перед каким-то стеллажом и вновь сверившись с клочком бумаги, он провел рукой по стеклянной шеренге и резко выхватил один жизнеизмеритель. Верхняя колба почти опустела.
– Подержи-ка, – сказал он. – Если расчет верен, то и второй будет где-то рядом. Ага. Вот он.
Мор повертел в руках и те и другие песочные часы. Первые несли на себе все приметы значительной жизни, тогда как вторые, какие-то приплюснутые, выглядели совершенно заурядными.
Он прочел имена. Первое, видимо, принадлежало вельможе из земель Агатовой империи. Второе представляло собой набор пиктограмм родом – он без труда это распознал – из Повращательного Клатча.
– Теперь дело за тобой, – ухмыльнулся Альберт. – Раньше начнешь – раньше закончишь. Я приведу Бинки к парадной двери.
– Как по-твоему, у меня с глазами все в порядке? – озабоченно спросил Мор.
– Ничего особенного не вижу, – ответил Альберт. – Белки покраснели, радужка чуть синее обычного, а так все нормально.
Мор в задумчивости последовал за ним мимо длинных стоек с часами. Изабель смотрела, как он выхватил меч из подставки возле дверей, со свистом разрубил воздух, проверяя остроту клинка, – точно так же, как делал Смерть, – и безрадостно улыбнулся приятному для слуха раскату грома.
Изабель узнала эту походку. Он шествовал.
– Мор? – шепнула она.
– ДА?
– С тобой что-то происходит.
– Я ЗНАЮ, – ответил Мор. – Но, кажется, могу это контролировать.
Снаружи донесся стук копыт; Альберт распахнул дверь и вошел в дом, потирая руки.
– Ладно, парень, мешкать не…
Мор широко замахнулся мечом. Клинок вспорол воздух с таким звуком, точно рвался шелк, и вонзился в дверной косяк возле Альбертова уха.
– НА КОЛЕНИ, АЛЬБЕРТО МАЛИХ.
У Альберта отвисла челюсть. Он скосил глаза на сверкающее лезвие в паре дюймов от своей головы, а потом сощурил их до напряженных щелок.
– Ты не посмеешь, юнец, – сказал он.
– МОР.
Этот единственный слог был резок, словно удар хлыста, и в два раза более яростен.
– У нас был договор, – сказал Альберт, но в голосе его прозвучал комариный писк сомнения. – Было соглашение.
– Не со мной.
– Но соглашение было! Куда мы придем, если не будем чтить договоренности?
– Не знаю, куда приду я, – негромко сказал Мор. – НО ЗНАЮ, КУДА ОТПРАВИШЬСЯ ТЫ.
– Это несправедливо! – Теперь Альберт ныл.
– СПРАВЕДЛИВОСТИ НЕТ. ЕСТЬ ТОЛЬКО Я.
– Прекрати, – сказала Изабель. – Мор, не глупи. Здесь невозможно никого убить. И потом, ты ведь на самом деле не хочешь убивать Альберта.
– Здесь – нет. Но я могу отправить его назад, в обычный мир.
Альберт побледнел.
– Ты не посмеешь!
– Неужели? Я запросто переброшу тебя назад и там оставлю. Полагаю, там тебе отпущено не так уж много времени, я прав? Я ПРАВ?
– Не надо так разговаривать, – сказал Альберт, избегая смотреть ему в глаза. – Ты похож на хозяина, когда так разговариваешь.
– Я могу быть куда страшнее хозяина, – бесстрастно изрек Мор. – Изабель, сделай одолжение, сходи за биографией Альберта.
– Мор, мне правда кажется, что ты…
– МНЕ ПОВТОРИТЬ СВОЮ ПРОСЬБУ?
Она убежала, белая как полотно.
Сощурившись, Альберт скользнул глазами по мечу от острия до эфеса, уперся взглядом в Мора и улыбнулся кривой, безрадостной улыбкой.
– Ты не сможешь вечно это контролировать, – сказал он.
– Мне это и не нужно. Мне нужно контролировать это столько, сколько необходимо.
– Ты ведь понимаешь, что становишься сосудом? Чем дольше будет тянуться отсутствие хозяина, тем больше ты станешь походить на него. Только тебе придется хуже: ты будешь помнить, что значит быть человеком, и…
– А как насчет тебя? – взвился Мор. – Ты сам-то помнишь, что значит быть человеком? Если вернешься, сколько времени у тебя останется?
– Девяносто один день, три часа и пять минут, – без запинки ответил Альберт. – Я знал, что он у меня на хвосте, ясно тебе? Но здесь я в безопасности, а он не так уж плох. Порой и представить не могу, как бы он справлялся без меня.
– Действительно, во владениях Смерти никто не умирает. И ты этим доволен? – спросил Мор.
– Чтобы ты понимал: мне больше двух тысяч лет. Я уже прожил дольше всех.
Мор покачал головой.
– А вот и нет. Ты лишь оттянул неизбежное. Но жизни как таковой здесь нет. А здешнее время – обман. Оно нереально. Здесь нет перемен. Чем коротать вечность в здешних краях, я предпочел бы умереть и поглядеть, что будет дальше.
Альберт в задумчивости потеребил нос.
– Ты-то, конечно, предпочел бы, – сказал он, – а я, видишь ли, был волшебником. И неплохо справлялся. Мне даже памятник поставили. Но пойми: невозможно долгое время быть волшебником и не нажить врагов – тех, которые… поджидают на Другой Стороне.
Он шмыгнул.
– Не все они – о двух ногах. Кое у кого и вовсе нету ног. Да и лиц тоже. Смерть меня не страшит. Страшно то, что ожидает после.
– Так помоги же мне.
– А какой мне от этого прок?
– Когда-нибудь тебе понадобятся друзья на Другой Стороне, – сказал Мор. Подумал несколько секунд и добавил: – Я бы на твоем месте решил, что не повредит почистить напоследок душу. Быть может, кое-кому из тех, кто тебя поджидает, не понравится вкус.