Альберт содрогнулся и закрыл глаза.
– Ты сам не понимаешь, об чем сам говоришь, – сказал он, руководствуясь больше чувствами, нежели грамматикой, – а иначе промолчал бы. Чего тебе от меня надо?
Мор объяснил.
Альберт хохотнул.
– И всего-то? Просто изменить Реальность? Не выйдет. Такой сильной магии больше не существует. На это были способны только Великие Заклинания. И ничто иное. Вот и все, дальше можешь делать что пожелаешь, и удачи тебе в твоих начинаниях.
Тут вернулась слегка запыхавшаяся Изабель, неся с собой новейший том жизнеописания Альберта. Альберт вновь шмыгнул. Крошечная капля, повисшая на кончике его носа, зачаровывала Мора. Она вечно была готова сорваться, но никогда не набиралась смелости. «Прямо как он сам», – подумал Мор.
– Ты не сможешь навредить мне с помощью книги, – с опаской проговорил Альберт.
– Я и не собирался. Но сдается мне, что невозможно стать великим волшебником, если все время говорить правду. Изабель, прочти-ка вслух, что там сейчас пишется.
– «Альберт неуверенно посмотрел на него», – начала Изабель.
– Ты не можешь верить всему, что там сказано!
– «…вскричал он, понимая в самой глубине своей очерствевшей души, что на самом деле Мор очень даже может», – продолжала она.
– Прекрати!
– «…завопил он, пытаясь загнать в самый дальний уголок разума мысль о том, что даже если остановить Реальность нельзя, можно попробовать чуть-чуть ее замедлить».
– КАК?
– «…свинцовым тоном Смерти изрек Мор», – ответственно прочла Изабель.
– Да, да, понятно, мои реплики можешь не читать, – раздраженно рявкнул Мор.
– Прости, конечно, что еще жива.
– ЖИЗНЬ НИКОМУ НЕ ПРОЩАЕТСЯ.
– И попрошу так со мной не разговаривать. Меня этим не устрашить, – добавила Изабель и опустила взгляд в книгу, где свежая строка уличала ее во лжи.
– Объясни как, волшебник! – велел Мор.
– У меня ничего не осталось, кроме магии! – простонал Альберт.
– Она тебе не нужна, старый ты сквалыга.
– Тебе меня не запугать, юнец…
– ПОСМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА И ПОВТОРИ.
Мор повелительно щелкнул пальцами. Изабель опять склонилась над книгой.
– «Всмотревшись в голубой свет этих глаз, Альберт лишился последних капель дерзости, – прочла она, – потому что узрел в них не просто Смерть, но Смерть со всеми человеческими приправами в виде жестокости и отвращения, а также проникся жуткой уверенностью, что это последний шанс и что Мор сейчас вышвырнет его назад во Время, и выследит его там, и за руку оттащит в темные Подземельные Измерения, где ужасные твари примутся точка, точка, точка, точка, точка», – закончила она. – Дальше на полстраницы только точки.
– Потому что даже книга не смеет о них рассказывать, – прошептал Альберт. Он попытался закрыть глаза, но образы там, во тьме под веками, оказались столь зримыми, что он снова их распахнул. Даже Мор был предпочтительнее.
– Ладно, – сдался Альберт. – Есть одно заклинание. Оно способно замедлить время, но лишь на небольшой территории. Я запишу слова, но тебе придется отыскать волшебника, чтобы он их прочел.
– С этим я справлюсь.
Альберт провел по пересохшим губам шершавым, как мочалка, языком.
– Но я назначу цену, – добавил он. – Сперва ты исполнишь Долг.
– Изабель? – окликнул Мор. Она вновь устремила взгляд на страницу.
– Он серьезно, – подтвердила она. – Иначе все пойдет наперекосяк, а его в любом случае выбросит обратно во Время.
Все трое обернулись и посмотрели на огромные часы, царившие в прихожей. Лезвие маятника неспешно рассекало воздух, нарезая время тонкими ломтиками.
Мор застонал:
– Времени слишком мало! Я не успею сделать и то и другое!
– А хозяин успел бы, – заметил Альберт.
Мор выдернул меч из косяка и яростно, но бестолково погрозил им отшатнувшемуся Альберту.
– Тогда пиши заклинание! – заорал он. – Да поскорее!
Развернувшись, он прошествовал обратно в кабинет Смерти. Там в углу располагался диск мира, выполненный весьма тщательно, вплоть до серебряных слонов, стоящих на спине Великого А’Туина, чей метровой длины панцирь был отлит из бронзы. Крупнейшие реки изображались прожилками нефрита, пустыни – алмазной крошкой, а наиболее значительные города – драгоценными камнями: Анк-Морпорк, например, был отмечен карбункулом.
Мор небрежно поставил два жизнеизмерителя примерно в те места, где должны были находиться их владельцы, а сам рухнул в кресло Смерти, не сводя взгляда с песочных часов и мысленно приказывая им сблизиться. Кресло негромко поскрипывало, когда он раскачивался из стороны в сторону, сверля глазами миниатюрный диск.
Вскоре в кабинет мягкой поступью вошла Изабель.
– Альберт записал его, – вполголоса сообщила она. – Я сверилась с книгой. Он не обманул. А сам ушел и заперся у себя; теперь…
– Взгляни на эту пару! Нет, ты только посмотри!
– Я считаю, тебе надо немного успокоиться, Мор.
– Да как я могу успокоиться, посмотри сюда: вот этот находится чуть не в самом Великом Нефе, вон тот – прямо в Бес Пеларгике, а ведь мне еще в Сто Лат возвращаться. Это, как ни крути, десять тысяч миль в общей сложности. Положение безвыходное.
– Уверена, ты найдешь выход. А я помогу.
Впервые внимательно приглядевшись к Изабель, он заметил на ней пальто, совершенно ей не идущее, с большим меховым воротником.
– Ты? И чем же ты можешь помочь?
– Бинки легко выдержит двоих, – робко сказала Изабель. Потом неопределенно помахала бумажным пакетом. – Вот, захватила нам кое-что в дорогу. Я могу… двери придерживать, и не только двери.
Мор безрадостно усмехнулся.
– В ЭТОМ НЕ БУДЕТ ОСТРОЙ НЕОБХОДИМОСТИ.
– Оставь, пожалуйста, этот тон.
– Я не могу брать с собой пассажиров. Ты меня замедлишь.
Изабель вздохнула.
– Слушай, давай так. Сделаем вид, будто мы с тобой поспорили, и я одержала верх. Видишь? Таким способом можно сберечь немало сил. И потом, без меня Бинки может и заартачиться. Я ведь не один год задабривала его кусками сахара. Итак… в путь?
Альберт сидел на своей узкой кровати, мрачно уставившись в стену. Когда до его слуха донесся стук копыт, резко оборвавшийся при взлете Бинки, он что-то буркнул себе под нос.
Прошло минут двадцать. По лицу старого волшебника скользили, как тени облаков по горному склону, самые разные чувства. Время от времени он шепотом заговаривал сам с собой: «Предупреждал я их», или «Никогда бы этого не потерпел», или «Хозяин должен знать».
В конце концов Альберт вроде бы достиг внутреннего согласия, с осторожностью опустился на колени и выдвинул из-под кровати потрепанный жизнью сундук. С усилием откинув крышку, он извлек на свет и развернул пыльную серую мантию, с которой посыпались на пол шарики нафталина и потускневшие блестки. Набросив мантию на плечи, Альберт отряхнул ее от самых крупных клочьев пыли и снова залез под кровать. Оттуда понеслись глухие проклятия, изредка сопровождаемые звяканьем фарфора, и наконец Альберт выполз обратно, держа в руках длинный, выше своего роста, посох.
Он был массивнее любого другого посоха, главным образом потому, что сверху донизу его покрывала резьба. Узор на самом деле был неразборчив, но создавалось впечатление, что тот, кто смог бы увидеть его отчетливо, немедленно бы об этом пожалел.
Еще раз отряхнувшись, Альберт критически осмотрел свое отражение в зеркале над умывальником.
И спохватился:
– Шляпа. Шляпы-то нет. Какое волшебство без шляпы. Проклятье.
Он с топотом выскочил из комнаты и за каких-то пятнадцать минут успел вырезать круг из ковра в спальне Мора, разжиться серебристой бумагой, хранившейся за зеркалом в комнате Изабель, прихватить иголку с ниткой из шкатулки под раковиной в кухне и, наконец, вернуться к своему сундуку, чтобы сгрести со дна опавшие блестки. Конечный результат оказался не так хорош, как ему хотелось бы, и имел склонность залихватски сползать на один глаз, но зато он был черным, с лунами и звездами, и однозначно указывал, что его владелец – не кто-нибудь, а волшебник, хотя, возможно, и находящийся в отчаянном положении.
Впервые за две тысячи лет Альберт чувствовал, что одет по всей форме. От этого ощущения ему даже сделалось немного не по себе; пришлось собраться с мыслями, прежде чем сдвинуть в сторону лоскутный прикроватный коврик и посохом начертить на полу окружность.
Кончик посоха оставлял за собой светящуюся полосу октарина – восьмого цвета радуги, цвета магии, пигмента воображения.
На этой окружности он отметил восемь точек и соединил их в октограмму. Комнату начала заполнять гулкая пульсация.
Альберто Малих ступил в центр круга и воздел над головой посох. Он ощутил, как тот просыпается в его руках, ощутил покалывание дремавшей силы, пробуждающейся медленно и неотвратимо, словно тигр. Она возвращала старые воспоминания о могуществе и волшебстве, и они принимались с жужжанием летать по запыленным чердакам его сознания. Впервые за много веков он почувствовал себя живым.
Он облизнул губы. Пульсация стихла, и в комнате воцарилась странная, словно выжидающая, тишина.
Малих запрокинул голову и выкрикнул всего один слог.
Оба конца посоха вспыхнули сине-зеленым огнем. Волшебника окутали языки октаринового пламени, вырвавшиеся из восьми углов октограммы. На самом деле для сотворения заклинания все это было совершенно не нужно, однако для волшебников очень важны эффектные появления…
А также исчезновения. Он исчез.
Плащ Мора трепали ветра стратополусферы.
– Куда отправимся сначала? – прокричала ему в ухо Изабель.
– В Бес Пеларгик! – гаркнул в ответ Мор, и его слова тут же закружил порыв урагана.
– Это где?
– В Агатовой империи! На Противовесном континенте!
Он указал куда-то вниз.
Зная, что путь неблизок, Мор не пришпоривал Бинки, и сейчас белый жеребец легким аллюром несся над океаном. Изабель взглянула на ревущие зеленые валы с барашками пены и еще крепче вцепилась в Мора.