А Мор смотрел вперед, туда, где за грядой облаков лежал далекий континент, и сдерживал желание пустить Бинки галопом, плашмя шлепнув его по боку мечом. Он ни разу не бил коня и даже не представлял, к чему это может привести. Оставалось только запастись терпением.
У него из-под мышки высунулась рука, держащая сэндвич.
– Могу предложить с ветчиной или с сыром и чатни, – сказала Изабель. – Советую подкрепиться – делать-то все равно нечего.
Взглянув на размокший треугольник, Мор попытался вспомнить, когда в последний раз нормально ел. По часам не определить – тут календарь нужен. Он взял сэндвич.
– Спасибо. – Он вложил в ответ всю признательность, на какую только был способен.
Крошечное солнце уходило за горизонт, увлекая за собой ленивый дневной свет. Облака набухали, расцвечиваясь по краям розовым и оранжевым. Через некоторое время Мор начал различать внизу совсем темные, размытые очертания суши с редкими огоньками городов.
Через полчаса он убедился, что различает даже отдельные строения. Архитектура Агатовой империи тяготела к формам приземистых пирамид.
Бинки стал снижаться; копыта его уже были в считаных футах над морем. Вновь сверившись с песочными часами, Мор мягко натянул поводья, чтобы направить коня чуть краестороннее, к морскому порту.
Кораблей в порту стояло немного, в основном одномачтовые каботажные торговые суденышки. Империя не приветствовала дальние морские походы, ограждая своих подданных от разного рода зрелищ, способных вызвать смятение в умах. По той же причине всю страну обнесли стеной, на которой дежурили Небесные Стражи, чьим первейшим долгом было отдавливать пальцы тем, кому вздумалось погулять пять минуток снаружи и подышать свежим воздухом.
Но случалось такое нечасто, поскольку подданные Императора-Солнца были вполне довольны жизнью под защитой стены. Всеобщая истина: каждый из нас живет либо по одну, либо по другую сторону какой-нибудь стены, а потому лучше вовсе о ней не думать или же укреплять пальцы.
– Кто здесь правит? – поинтересовалась Изабель, когда они пролетали над гаванью.
– Формально – какой-то малолетний император, – ответил Мор. – Но всеми делами, как я понимаю, заправляет Великий визирь.
– Никогда не доверяй Великому визирю, – мудро заметила Изабель.
Вообще-то Император-Солнце ему и не доверял. У визиря, которого звали Девять Вращающихся Зеркал, были весьма недвусмысленные представления о том, кто должен управлять страной – конечно же, он сам, – и теперь, когда мальчишка достиг того возраста, в котором дети начинают задавать вопросы вроде: «А разве стена не будет выглядеть лучше, если прорубить в ней несколько ворот?» или «Да, но как живется людям по ту сторону?», решил, что Императора надлежит жестоко умертвить ядом и похоронить в негашеной извести – для его же блага.
Бинки приземлился на разровненный гравий близ невысокого многокомнатного дворца, чем грубо нарушил гармонию Вселенной[10]. Мор спешился и помог Изабель сойти на землю.
– Ты, главное, не вмешивайся, хорошо? – озабоченно напомнил он. – И вопросов не задавай.
Мор взбежал по лакированным ступеням и торопливо устремился сквозь безмолвные анфилады, лишь изредка останавливаясь, чтобы сориентироваться по песочным часам. В конце концов он скользнул в какой-то коридор и заглянул сквозь изящную решетку в длинную комнату с низким потолком, где собрался на ужин императорский двор.
Юный Император-Солнце сидел во главе ковра, поджав под себя ноги и расправив мантию из дурностая и перьев. Он уже заметно вырос из этого облачения. Вельможи расселись вокруг ковра в строгом и сложном порядке старшинства, но среди них нетрудно было узнать визиря, который с крайне подозрительным видом ковырял палочками свою порцию сквиши с отварными водорослями. Похоже, умирать тут никто не собирался.
Мор прокрался по коридору, свернул за угол и едва не столкнулся с отрядом здоровенных Небесных Стражей, которые сгрудились у глазка в бумажной стене и по очереди затягивались сигаретой, передаваемой от одного к другому по-солдатски, в сложенных лодочкой ладонях.
На цыпочках он вернулся к решетке и подслушал такой разговор:
– Воистину я несчастнейший из смертных, о Вездесущий, ибо нашел вот это в моем во всех отношениях прекрасном сквиши, – изрек визирь, демонстрируя свои палочки.
Приглядываясь, вельможи вытянули шеи. Так же поступил и Мор. Он не мог не согласиться с жалобой: его взору предстал сине-зеленый комок с болтающимися резинового вида трубочками.
– Повар понесет наказание, Благородный Светоч Учености, – промолвил император. – У кого свиные ребрышки?
– Нет, о Проницательный Отец Своего Народа, я вел речь о том, что это, если глаза не изменяют мне, мочевой пузырь и селезенка глубоководного дутого угря, которые считаются изысканнейшим лакомством, с той лишь оговоркой, что вкушать их – так, по крайней мере, пишут в книгах – дозволено только богоизбранным, к коим я, разумеется, не причисляю себя, ничтожного.
Ловким движением он отправил находку в пиалу императора, где она поколыхалась и замерла. Юный монарх внимательно осмотрел ее, а потом насадил деликатес на палочку.
– Однако, – произнес он, – разве не писал великий мудрец Лай Тин Видль, что иной ученый стоит многих князей? Я помню, как однажды получил из твоих рук соответствующий отрывок для чтения, о Верный и Усердный Поборник Знаний.
Яство описало в воздухе еще одну крутую дугу и виновато шлепнулось в пиалу визиря. Тот быстрым движением подхватил его и приготовился совершить новую подачу. Глаза его сузились.
– В широком смысле это действительно так, о Нефритовый Родник Мудрости, но конкретно меня невозможно поставить выше Императора, которого я люблю как родного сына и ни на миг не переставал любить с того злосчастного дня, когда оборвалась жизнь его отца, а посему я кладу этот скромный дар к твоим стопам.
Глаза придворных проследили за третьим полетом многострадального органа через ковер, но император, схватив веер, отбил рыбий потрох в направлении пиалы визиря с изумительной ловкостью и такой силой, что расплескал повсюду водоросли.
– Да съешьте же это хоть кто-нибудь, во имя небес! – прокричал Мор, которого, впрочем, никто не услышал. – У меня времени в обрез!
– Воистину, ты наизаботливейший из подданных, о Искренний и Единственный Свидетель Смерти Моих Отца и Деда, а посему я повелеваю: наградой тебе будет это яство, изысканное и редкое.
Неуверенно потыкав комок палочкой, визирь вгляделся в императорскую улыбку, лучезарную и жуткую. И попытался отыскать отговорку.
– Увы, я, похоже, проявил непозволительное чревоугодие… – начал он, но император жестом приказал ему замолчать.
– Бесспорно, такое яство требует подобающей приправы, – объявил он и хлопнул в ладоши. Бумажную стену у него за спиной сверху донизу вспороли клинки, и в обеденный зал шагнули Небесные Стражи: трое потрясали мечами кандо, а четвертый судорожно пытался заглотить непотушенный окурок.
Визирь выронил пиалу.
– Самый верный из моих приближенных утверждает, что в животе у него не осталось места для этого последнего лакомства, – сказал император. – Не сомневаюсь, что вы сможете исследовать его желудок и удостовериться в правдивости сих слов. А почему у этого человека из ушей валит дым?
– От служебного рвения, о Небесное Блистательство! – торопливо ответил командир. – Прошу его простить, удержу не знает.
– Тогда пусть возьмет вот этот нож – и… Ага, визирь все же проголодался. Похвально.
В наступившей мертвой тишине ритмично двигались челюсти визиря. Наконец он сглотнул.
– Превосходно, – сказал он. – Восхитительно. Поистине пища богов, а теперь прошу меня извинить…
Он выпрямил ноги и попытался встать. На лбу у него проступили бисерины пота.
– Ты желаешь нас покинуть? – Император вздернул брови.
– Неотложные государственные дела, о Прозорливый…
– Сиди. После трапезы резкий подъем вреден – это прямой путь к несварению желудка, – сказал император, и стражники согласно закивали. – А кроме того, неотложных государственных дел сейчас нет, если, конечно, не брать в расчет те, что таятся в красной склянке с наклейкой «Противоядие», которая хранится у тебя дома в черном лаковом шкафчике на бамбуковой циновке, о Яркий Полночный Светильник.
У визиря зазвенело в ушах. Лицо приобрело синюшный оттенок.
– Вот видишь? – заметил император. – Несвоевременная двигательная активность на полный желудок способствует выделению тлетворных гуморов. И пусть это предостережение долетит до самых дальних уголков моих владений, дабы все подданные извлекли для себя урок из твоего горького опыта.
– Преклоняюсь… перед твоей… заботой, Венценосный… – прохрипел визирь – и рухнул лицом в блюдо с вареными мягкопанцирными крабами.
– У меня был прекрасный учитель, – изрек император.
– НУ НАКОНЕЦ-ТО, – сказал Мор и взмахнул мечом.
В следующий миг душа визиря всплыла над циновкой и окинула взглядом Мора.
– А ты кто такой, варвар? – рявкнула она.
– СМЕРТЬ.
– Не мой Смерть, – отрезал визирь. – Где Черный Дракон Небесного Огня?
– ОН НЕ СМОГ ПРИЛЕТЕТЬ, – ответил Мор. Позади души визиря в воздухе собирались тени. Некоторые явились в императорском платье, но их оттесняло множество других, и все без исключения сгорали от нетерпения поприветствовать новоприбывшего в царство мертвых.
– Кажется, здесь кое-кто жаждет с тобой увидеться, – сказал Мор и заспешил прочь. Дойдя до коридора, он услышал крик души визиря…
Изабель терпеливо стояла рядом с Бинки; в качестве запоздалого обеда тот жевал пятивековой бонсай.
– Один есть, – сообщил Мор, вскакивая в седло. – Едем. У меня дурное предчувствие насчет следующего, а времени совсем мало.
Альберт материализовался в центре Незримого Университета – к слову, в том же месте, где простился с этим миром примерно два тысячелетия назад.