С тех пор как стало возможным показывать любовь к своей семье, покупая подарки в магазине, тот, кто подарков не покупает, вызывает у потребителя нового типа подозрение в бессердечии или безразличии к родным. Как-то вечером Паскуале Дура, полубезработный сельскохозяйственный работник, принес домой радиоприемник, за который обещал продавцу выплачивать по восемь долларов в месяц. Его жена сначала пришла в ярость и велела Паскуале немедленно сдать приемник обратно. Но тот объяснил, что сам-то он может сходить развлечься на площадь, а жена с детьми вынуждены сидеть дома; поэтому хорошо, если у них появится вещь, которая будет приносить удовольствие и разгонять la miseria. В самом деле, продолжал Паскуале, нечестно по отношению к детям, что у них ничего нет. А вдруг из радиопередач они узнают что-нибудь полезное? Его слова тронули жену. Семья оставила себе приемник, который вскоре стал для нее мощным фактором дальнейших перемен. «Я была в трауре, – рассказывает синьора Дура, – но когда мы решили оставить приемник, я, конечно, траур сняла. Не будешь же, в самом деле, ходить в трауре, когда дома играет радио».
Когда крестьянин говорит о la miseria, он, прежде всего, имеет в виду, что ему приходится выполнять тяжелую физическую работу, ходить в отрепье и питаться зачастую одним только хлебом. Но в какой бы жестокой нищете ни жил крестьянин, его хроническое уныние объясняется не только ею. Многие крестьяне значительное время проводят в праздности, потому что им нечем заняться. Те из них, у кого есть немного земли, бродят вверх и вниз по горным склонам, отводя на пастбище свинью или собирая хворост, но и это нельзя назвать тяжелым трудом. Нескончаемые хождения туда-сюда для крестьян не что иное, как способ провести время. «Дом у нас такой маленький и в нем так много народу, что мы возненавидели бы друг друга, если бы все время сидели в четырех стенах», – объясняет пожилая женщина, которую спросили, зачем они с мужем-калекой тащатся по летнему зною в свой чахлый садик у подножья горы. Зимой температура в Монтеграно редко опускается ниже нуля, и хотя многим жителям коммуны, не имеющим теплой одежды, приходится несладко, насмерть никто не замерзает и обморожений не получает. Из-за недостаточного питания многие болеют, но голодных смертей не случается, и настоящие муки голода – явление редкое.
Одна из причин крестьянского уныния – постоянная тревожность. Из-за того, что у крестьянина нет сбережений, он испытывает непреходящий страх перед будущим. То, что для других – неприятность, для него – подлинное бедствие. Сельскохозяйственный работник и его жена были безутешны, когда у них привязью удавился боров. Женщина рвала на себе волосы и билась головой о стену, а ее муж, парализованный горем, молча сидел в углу комнаты. Потеря борова означала, что этой зимой у них не будет мяса, не будет сала, чтобы намазывать на хлеб; что им нечего будет продать, чтобы вырученными деньгами заплатить налоги; и что весной они не смогут завести нового поросенка. Подобные удары могут обрушиться на крестьянина в любой момент. Наводнение может смыть его поле, град – побить пшеницу, болезнь – поразить его самого. Перед всеми такими напастями крестьянин по определению беспомощен.
При этом ни нынешний голод, ни ожидание еще худшего в полной мере не объясняют глубокого недовольства крестьянина своим положением. В некоторых первобытных обществах уровень физиологического комфорта даже ниже, но их члены при этом не ощущают себя постоянно несчастными. Разница между низким уровнем жизни и la miseria – культурного характера. В отличие от примитивных племен, крестьянин чувствует себя частью большого общества, в которое он входит, но к которому не принадлежит. Он существует в культуре, в которой очень важно, чтобы тебя одобряли, и понимает, что по меркам этой культуры он одобрения совершенно не заслуживает; что по ее меркам он, как и всё, с ним связанное, ничтожен и нелеп. Осознание этого внушает ему отвращение к собственной участи и гнев на злой рок, его на такую участь обрекший.
«Чего-то добиться» и «показать себя с лучшей стороны» – одни из центральных мотивов существования крестьянина. Но он знает при этом, что, сколько бы ни работал, он никогда ничего не добьется. Другие способны трудиться на собственную пользу, а он – нет. Если у него есть немного земли, он может попытаться скрыть бессмысленность своего времяпрепровождения – от других и, возможно, от себя самого – за каким-нибудь грандиозным предприятием, например сооружением на склоне холма террас, землю для которых ему приходится таскать на спине из долины. Но и в этом случае он прекрасно понимает, что, завершив свой труд, обеспеченней не станет.
Крестьянину досадно знать, что, несмотря на все старания, он всегда будет оставаться позади (indietro). Прато, на пример, никогда не скопит достаточно денег, чтобы достойно выдать дочь замуж. В его представлении, невозможность ничего изменить в своей жизни – главное, что отличает крестьянина от всех остальных. «Крестьянин, – говори т он, – никуда со своего места не денется; а другие могут изменить свою жизнь к лучшему». Всего лишь в двух из 320 историй, рассказанных шестнадцатью крестьянами из Монтеграно в ходе тематических апперцептивных тестов[29], процветание семье приносила бережливость или предприимчивость, но даже и в этих случаях, несмотря на успех, семья не поднималась в социальной иерархии и оставалась крестьянской. В большинстве рассказов респондентов путь к процветанию открывался исключительно благодаря подарку судьбы: например, богатый синьор дарил бедному мальчику скрипку или богатая синьора усыновляла брошенное дитя.
По представлениям большого общества, труд, пища и одежда крестьянина говорят о его отсталости. Именно поэтому, не меньше чем по причинам физиологического порядка, они вызывают у крестьянина недовольство, а то и ненависть. Для жителей юга Италии очень важно быть «культурными» (civile), крестьянин же ощущает себя полной противоположностью этому идеалу, полагая, что постоянный контакт с землей и домашними животными превращает его в существо грязное и скотоподобное. «Мы, бедные крестьяне, – говорит один из них, – работаем с утра до ночи, копаемся в земле и вечно перепачканы грязью». Прато более или менее тепло в его куртке, но при этом она метит его как человека, не заслуживающего уважения. Когда Прато спросили о его впечатлениях о большом городе, он повел речь о том, как там одеваются. «В городе, – сказал он, – все носят одно и то же, и от этого непонятно, кто крестьянин, а кто нет».
Часто крестьяне жалуются, что у них нет никаких развлечений, причем дают понять, что это для них такое же испытание, как голод и тяжкий труд. Жалоба эта, по сути, смехотворна. За исключением напряженных периодов сева и уборки урожая, ничто не мешает крестьянам развлекаться, сколько душе угодно. Что мешает им петь и плясать? Или играть в карты? Или рассказывать друг другу истории? Дело не в том, что крестьянам не хватает возможности развлечься. Они не могут себе позволить принять участия в культурных (civile) развлечениях – например, выпить чашечку кофе в баре на центральной площади, – которые указывали бы на то, что они заслуживают уважения и одобрения.
С уверенностью можно заключить, что за крестьянское ощущение la miseria социальные лишения отвечают в той же, если не большей мере, чем лишения физиологические. С учетом этого нет оснований ожидать, что умеренный рост доходов (если он каким-то чудом произойдет) хоть сколько-то развеет царящее в коммуне тягостное уныние. Напротив, рост доходов, если ему не будут сопутствовать социальные и культурные перемены, по всей вероятности только усилит неудовлетворенность крестьян[30].
Глава 4Отношения между классами
Несмотря на то что причина политической несостоятельности Монтеграно не в конфликте между классами, положение крестьян и взаимоотношения классов являются, без сомнения, важной особенностью сложившейся ситуации.
Перечисленные в начале предыдущей главы семь профессиональных групп можно объединить в три общественных класса.
1. Крестьяне[31]. Этот класс включает тех, кто трудится на земле, то есть сельскохозяйственных работников и крестьян-собственников, вместе составляющих больше двух третей населения коммуны. В южноитальянском этосе физический труд унижает человеческое достоинство, причем унизительнее всего обрабатывать землю и быть в услужении. Отсюда такая большая разница в социальном статусе между крестьянами (и прислугой, которая набирается из крестьян) и всеми остальными. Только у цыган, образующих отдельную касту, статус еще ниже, чем у крестьян.
2. Ремесленники и коммерсанты. Представители этого класса, к которому принадлежит около 10 процентов населения, занимаются физическим трудом, но не связанным с землей и не в качестве прислуги.
3. Высший класс. Представитель высшего класса (persona per bene или benestante) не занимается физическим трудом, это его главный отличительный признак. С этим главным признаком обычно связаны два других: а) уровень жизни представителя этого класса несколько выше, чем у других; при этом в коммуне есть сельские хозяева и коммерсанты, чей доход значительно превышает доходы некоторых представителей местной аристократии; б) представитель высшего класса имеет за спиной как минимум пять, но чаще восемь и больше лет учебы. Высшие классы представлены служащими, специалистами и землевладельцами – на всех них приходится приблизительно 10 процентов населения Монтеграно.
Внутри высшего класса заметно четкое разграничение на благородных господ (galantuomini) и всех остальных. Принадлежность к той или другой категории зависит исключительно от происхождения: чем бы человек ни занимался, какое бы образование ни получил и какими бы доходами ни располагал, благородным господином он считается только в том случае, если таковым был его отец